Ночной разговор

Вольдемар Борисович невразумительно покачал головой, почмокал губами, потом уставился прямо перед собой и, наконец, закатывая глаза, произнёс:

– Сочувствую и соболезную вместе с вами, но это не в моей компетенции. Я такие вопросы решать не уполномочен, это процесс не одного дня, а выпускать на улицу человека, напавшего на врача скорой медицинской помощи, даже преступно. Вещи можете оставить в приёмном отделении. Не всю же жизнь ему здесь находиться, – он поймал её взгляд и опередил следующий вопрос.

– Главный врач сейчас в отпуске.

– Значит, медсестер тискать вас уполномочили и это в вашей компетенции?! – возмутилась Мария Ильинична. – А отпустить сына на похороны родного отца – не уполномочены?!

Он с улыбкой встретил её выпад:

– Да это не ваше дело, чем я занимаюсь. На все есть инструкции. Насильно вашего сына никто не госпитализировал. Вы сами вызывали «скорую», – он заулыбался, как ни в чём не бывало.

– Значит, не отпустите? – спросила она после слов врача тихо и потерянно.

– Инструкции, – развел руками Лапицкий.

Мария Ильинична поняла по выражению лица доктора, что ничего добиться не сможет. Денег на этот раз, чтобы решить проблему иным путем у неё с собой не было. Их и без того еле хватило на организацию похорон.

Она повернулась и придавленная горем вышла из кабинета.

К сыну Мария Ильинична в этот день решила не заходить, чтобы не расстраивать ни его, ни себя. Передала через мрачного медбрата посылочку с продуктами.

Дома, наплакавшись вволю, взялась за похороны.

Она долго стояла над мужем, оставленным на время у разрытой могилы, чтобы потом, склонившись и припав к холодным губам, проститься с ним навсегда.

После окончания траурных мероприятий дождалась приёмного дня для посещений и поехала в больницу. Они встретились на свидание с сыном все в той же жуткой полутемной комнате.

Как Мария Ильинична не готовилась к встрече и не пыталась сдерживать слезы, они хлынули из её глаз, едва она увидела Костю.

Догадавшись, что произошло что-то нехорошее, он испуганно спросил:

– Мама, что случилось?

– Горе у нас сынок, – отвечала Мария Ильинична. – Отец умер.

В первый момент Костя не мог вымолвить ничего другого, кроме, как только растерянно повторять:

– Как же так? Как же так?

Она принялась рассказывать, время от времени, смахивая ладонью со щёк катившиеся слезинки:

– Все началось, когда ты попал в психбольницу. Очень он переживал, вставал по ночам, курить на крыльцо по пятьдесят раз выходил. Болел долго, всё на диване лежал, вздыхал. Потом стал выпивать. Дальше – больше. На днях, когда меня дома не было, выпил с похмелья какой-то гадости и отравился. – Мария Ильинична опять залилась слезами.

Костя принялся её успокаивать, но ему самому, чтобы прийти в себя требовалось время. Не стало человека, с которым он прожил бок о бок многие годы, радовавшегося вместе с ним его удачам, кто поддерживал в трудные минуты. С глубокого дна памяти всколыхнулся эпизод из раннего детства, как отец подкидывает его под самый потолок, а он заливается счастливым смехом. На глаза навернулись слёзы. Не стало близкого человека, словно капли высохшей росы, лёгкого порыва ветра. В нём самом осталась память об отце – осязаемая, но невидимая. Найти и ощутить в полной мере ту отцовскую близость стало уже невозможно, и от этого становилось грустно и тоскливо.

Он проводил мать и до вечера не мог найти себе места. Время, проведённое в психиатрической лечебнице, и до этого страшного известия сильно утомило. Непреодолимо тянуло вырваться из сумрачных, пропавших лекарствами и хлоркой стен. Почти всю ночь, не смыкая глаз, он пролежал на больничной кровати. Чёрная, сгустившаяся пелена за решетками на окнах в ответ на обращенные вопросы: «Есть ли справедливость на свете? По всему получается, что нету. Для чего тогда о ней так часто и красиво проповедуют в книгах?» – хранила молчание.

Темнота, как ночной зверёк, всё ещё цеплялась коготками ночных теней за оконное стекло, когда к ним в палату поступил новый больной.

Это был маленький щуплый человек с бородой, ни слова не понимавший по-русски. При свете синей дежурной лампочки над дверью, делавшей предметы вокруг явленными из потустороннего мира, страшно тряся небритой щетиной, он вдруг полез к нему в кровать. С большим трудом Кости удалось отбросить иностранца от себя. На шум прибежал медбрат и уколол обоих.

Начало наступавшего дня походило на предыдущее и не обещало ничего нового. Да и что могло произойти, если солнце вставало над землею, чтобы дать свет и тепло человеку. Возможно, оно, большое и мудрое рассуждало, что они – люди, наделенные способностью мыслить, воспользуются этим даром свыше как надо для природы.

Как из пригоршней высыпались золотистые лучи под ноги и на крыши домов. Повеселели даже корпуса сумасшедшего дома.

Доза ему досталась небольшая, и Костя проснулся рано утром. В коридоре лечебного корпуса послышался непривычный шум. Сновали медицинские сестры, которых раньше он никогда не видел, суетились громкоязычные нянечки, размахивая тряпками на длинных швабрах, толкая время от времени своим грозным оружием зазевавшихся больных. На этот раз медперсонал наводил порядок без привлечения к трудотерапии пациентов, те с удивленными лицами поглядывали на воцарившуюся суету. Попрятались медбратья, работавшие коридорными вышибалами.

Сиреной с тонущего корабля оглашала самые отдаленные уголки лечебного корпуса старшая медицинская сестра – высокая полная женщина, одним своим видом приводившая пациентов в трепет:

– Через час будет комиссия из Москвы, целый профессор, проверяющий и с ним наше начальство. Навести идеальный порядок!

У Ростислава Сергеевича нашли под подушкой молоточек, этим специальным инструментом Лапицкий обстукивал коленки больных. Как тому удалось похитить медицинский молоточек у того из кармана, так и останется загадкой. Вольдемар Борисович с утра метался в его поисках: для него тот был как смычок для скрипача, перо для писателя, кисть для художника. Жезл и атрибут власти. Не дороже, конечно, денег, их то Лапицкий любил куда больше, но всё же. Молоток обнаружили под подушкой Ростислава Сергеевича, во время генеральной уборки. Глядя бесхитростными, честными глазами Ростислав признался, что готовился укокошить политического оппонента Егора Кузьмича, по кличке «орангутанг», на предстоящих президентских выборах в сумасшедшем доме. Из-за намечавшегося прибытия высокого гостя эпизод остался без особого внимания.

Больных водворили в палаты. Хождение по коридору категорически запрещалось. На столах появились шахматы и шашки. В палате у Кости за шахматную доску усадили поступившего ночью человека с большой чёрной бородой и Ростислава Сергеевича. Во всём чувствовалось напряженное ожидание.

До обеда всё как вымерло. Перед самой раздачей пищи послышалось движение в коридоре. Внезапно в палате появилась группа людей в белых халатах, многие из них держали молоточки в карманах. Лишь Вольдемар Борисович, наученный горьким опытом, свой инструмент крепко сжимал в руках. Начался обход. Люди в халатах стали переходить от одного больного к другому.