Ночной шум
Шрифт:
Она набросила на плечо полотенце и не спеша скрылась в ванной.
Он метнулся к выходу, взялся за дверную ручку, замер на пару секунд, потом отпустил и возвратился к столу.
Когда вернулась из душа Людмила, пирог с вишней был полностью уничтожен.
– Вы за этим остались?
– Я, что, не мужчина?!
Она, ничуть не удивившись, протянула ему другое полотенце. Халат распахнулся, обнажив красивое налитое соком тело тридцатилетней женщины.
Оба полотенца сиротливо сползли на палас.
Он млел под чудесными
– Это только начало! – отозвалась она его мыслям, разминая плечи и скептически оценивая фигуру.
Он поёжился. Да, пузо пора убрать, майор, а то вон как всерьёз выступило…
Она на мгновение прекратила массаж.
– Что решил?
Он приподнялся на локтях.
– Не знаю.
– Ну и сиди тут, как сыч! – упрекнула Людмила. – А мог бы ещё работать, создать семью, завести детишек…
– Ты делаешь мне предложение?
– Ты нужен людям, и не только как массовик-затейник из ДК.
– Да я готов с тобой всю жизнь идти рядом.
– Ну, так иди!
Он развернулся и заключил её в объятия, нежно поцеловал, подумал и хмуро отстранился.
– И многие с тобой шли рядом?
– А ты ревнивый! – не обиделась она. – Немногие.
– Я не то хотел сказать, – Роман прижался к её груди головой. – Ты знала тех четверых?
– Товарищ Отелло, я прекрасно поняла, что вы хотели сказать.
И слегка пощекотала подмышками, он дёрнулся, хохотнув.
– Всё-таки ревнивый! Нет, я не знала этих парней, только со слов Гены.
– Боюсь, я не всё понял.
Людмила взбила ничейную подушку и легла на своей половине.
– В РОСС каждый знает только свою группу численностью пять человек, – продолжила она. – Эти четверо погибли за полгода до нас. Выжил один Гюйс.
– То есть, вы с ним только полгода? – уточнил Роман.
– Да. Гена теперь придирчиво отбирает новую группу. Нас пока трое, и ты четвёртый, непонятный…
– Ты ему тоже психологически помогла? – вырвалось у Оченёва.
Она с жалостью покосилась на него и покачала головой.
– Тогда в перестрелке пуля пробила ему мочевой пузырь, ну и что-то рядом. Ты – врач и должен понимать, что в этом смысле он…
– Прости…
Она прижалась к Роману, взъерошила ему волосы и попросила:
– Потуши свет. Скоро утро.
Он выключил торшер, поворочался немного и потянулся к ней.
– Что такое? Опять?
– Не могу заснуть!
– Долго непочат был? – посочувствовала Людмила.
– Нет, от твоей подушки исходит такой запах, так привораживает и так всё хочется, хочется…
– Ну, сколько ж можно! Терпи…
Он отбросил подушку на кресло и повернулся к ней спиной.
Засыпая, она потянула носом воздух и довольно улыбнулась. Подложенная под простыню травка подействовала. Не зря её подпольная кличка была сначала «Мамуля», а потом – «Химрота»…
Остаток
ночи Оченёв почивал крепко, без сновидений, и словно летал по воздуху, как все влюблённые.Утром в сладкой дрёме в предвкушении повернулся на другой бок, но рука нащупала лишь записку.
Роман присел на кровати и прочитал:
«Ну, ты и соня, женишок! Завтрак, обед и ужин на столе. Я побежала добывать для нас мамонта. Твоя Л.
P.S.: Письмо в целях конспирации сразу после завтрака съесть…»
Оченёв умылся, отворил дверь на балкон, вдохнул пряный от листьев воздух и приступил к физзарядке, которую делал всю жизнь. Руки, ноги, пресс. Растяжка, стойка на голове, кувырки через голову. Кровь забегала по проснувшимся венам. Наконец он оделся и обратился к окну. Вокруг что-то поменялось, свежесть заполнила Романа и позвала на новые свершения.
«Определённо, влюблён, – подумал он. – Вот только в кого?»
В дверь постучали.
На пороге возникла Садовская, за нею скромно стоял Гюйс. Оченёв жестом пригласил их в номер, подошёл к столу и принялся строчить заявление о приёме на работу.
Гюйс невозмутимо сложил подписанный документ в папку, пожал новобранцу руку и хлопнул в ладони. В номер сразу вошла Мамыкина с тазиком воды.
– Наступай, майор! – распорядился подполковник.
Оченёв, вздохнув, снял носки, задрал брюки и встал в посудину с холодной водой. Непроизвольно дёрнулся.
– Мы посвящаем тебя в РОСС. И желаем тебе не сесть в лужу…
Тут же завербованный ощутил, как по спине побежала холодная струя. Это Людмила вылила ему за шиворот стакан воды.
Оченёв взвизгнул и выскочил из тазика.
Когда смех утих, Гюйс посерьёзнел и пригласил к столу. Доедая вчерашние яства, россовцы обсудили предстоящее дело о местных рептилиях.
– Если найдём их, то всем выпишут Нобелевскую премию, – пообещала Людмила. – В хозяйстве сгодится.
И подмигнула Роману. У того отлегло от сердца. Никакой натянутости и напряжённости в отношениях после ночи не возникло. На душе стало легко, свободно и радостно.
Гюйс кратко изложил план. Мамыкина должна была заняться сбором документации. Садовская и Оченёв, как самый примелькавшийся в Щупкино, идут разведывать обстановку в городе и собирать сведения о погибшем.
–Ваши действия, майор?
Подполковник испытывающе посмотрел на него.
– Внедриться в НКВД.
Все оживились.
– Народный Контроль Внутренних Дел. Общество «Шумим, брат, шумим»… Оппозиция из тех, кого власть кинула. Выпускают листовки, устраивают акции. Меня недавно звали туда. Думаю, многое знают о местной мафии, и вообще о городе. Сегодня у них сходка.
– Прекрасно, – согласился Гюйс. – А я связываюсь с местной полицией и осуществляю общее руководство.
По дороге Марина подтрунивала над лихим любовником, чуть не сватала его к своей коллеге. Оченёв смущался и не знал, как себя вести. Потом выдал: