Ночные грехи
Шрифт:
— Мы пытаемся найти Джоша Кирквуда, — сказал Митч бесстрастным тоном. — Он играет в детской команде Джона Олсена. Вы знаете его?
Оли пожал плечами.
— Конечно.
Он не добавил больше ни слова. Он не задал ни одного вопроса. Он мельком взглянул на свои руки в шерстяных полуперчатках и погладил правой рукой левую.
«Что он за тип, этот Оли? — задумался Митч. — Парень неразговорчивый, необщительный и никогда ничего не говорит, если его не спрашивают. Предпочитает одиночество. Но нет никакого закона, запрещающего это. Похоже, все, что он хочет в жизни, это сделать свою работу и потом остаться наедине с книгами».
Со своего места
— Мама Джоша опоздала, и, когда приехала забрать мальчика, он уже ушел, — продолжил Митч. — Вы не видели, он один ушел?
— Нет. — Оли набычился. — Я был занят, готовил лед для Клуба фигурного катания. — Его речь была как стенограмма, краткая до предела, достаточная, чтобы ответить, но не завязать беседу. Он сунул руки в карманы куртки и ждал… и потел еще больше.
— Вы говорили с кем-нибудь по телефону приблизительно в пять пятнадцать — пять тридцать? Вам звонили из больницы предупредить, что доктор Гаррисон задержится? — спросила Меган.
— Нет.
— А вы не знаете, кто-нибудь другой мог сделать это?
— Нет.
Меган кивнула и расстегнула застежку-молнию на парке. Кладовка располагалась по соседству с котельной, и, очевидно, тепло проникало через стены. Место походило на сауну. Митч расстегнул молнию на своей куртке тоже и накинул ее на плечи. Оли по-прежнему не вынимал руки из карманов. Он поставил правую ногу на ребро поношенной кроссовки фирмы «Найк» и повертел ею.
— А вы не заметили, Джош не возвращался в здание, когда других мальчиков увезли?
— Нет.
— У вас не было случая выйти наружу? Не заметили там никаких чужих машин?
— Нет.
Митч сжал губы и резко выдохнул.
— Сожалею, — чуть слышно пробормотал Оли. — Хотел бы я помочь. Хороший парнишка. Вы думаете, с ним что-то случилось, да?
— Например? — Меган не отрывала пристального взгляда от разных глаз Оли.
Он пожал плечами снова.
— Мир — гнилое место.
— Он, наверное, пошел домой с приятелем, — сказал Митч.
Слова прозвучали, как на заезженной пластинке, слишком часто он повторял их за последние два часа. Его пейджер свинцовым грузом висел на поясе и молчал. В глубине души Митч продолжал надеяться, что он просигналит в любую минуту, и тогда он позвонит сам и услышит новости, что Джоша нашли, когда он ел пиццу и смотрел по телевизору игру баскетболистов из «Тимбервулвз» в гостиной своего дома на другом конце города. Ожидание уничтожало его нервы, как термиты.
Меган, наоборот, казалось, наслаждается происходящим, мелькнуло в голове Митча, и эта мысль ему не понравилась.
— Мистер Свэйн, вы были здесь весь вечер? — спросила она.
— Такая у меня работа.
— Может кто-нибудь это подтвердить?
Бусинка пота скатилась по лбу Оли в его здоровый глаз. Он заморгал, как олень, пойманный охотником на прицел.
— Зачем? Я ничего не сделал.
Она улыбнулась, как бы предлагая успокоиться. Он не купился на ее улыбку, но это не имело значения.
— Это обычная процедура, мистер Свэйн. Вы…
Митч сзади зацепил пальцем петельку на поясе ее куртки и осторожно потянул за нее. Она резко повернула голову и зло впилась в него взглядом.
— Спасибо,
Оли, — сказал он, не обращая внимания на испепеляющий взгляд. — Если вы вспомните что-нибудь, что сможет нам помочь, позвоните, пожалуйста.— Конечно. Надеюсь, это сработает, — согласился Оли.
Чувство сродни клаустрофобии отпустило его, когда Холт и женщина отошли от двери. Но как только шум их шагов стал неслышим, одиночество начало возвращаться. Оли ходил по комнате, касаясь кончиками пальцев стен, как бы отмечая свою территорию и уничтожая следы вторжения незнакомцев. Он сел на стул и начал перебирать книги, поглаживая их, как если бы они были любимыми домашними животными.
Он не любил полицейских. Ему не нравились вопросы. Он хотел только, чтобы его оставили в покое. Не лезь не в свое дело, Лесли.
Оли пожелал бы и другим людям следовать этому совету.
— Я не оценила шуточку с петелькой и крючком, — съязвила Меган.
Идя рядом с Митчем, она то и дела срывалась на бег, чтобы не отставать от него. Их шаги по бетонному полу отзывались гулким эхом в здании, где было много свободного пространства. Фонари ярко освещали ледовую арену, похожую на гладкий лист белой бумаги. Открытая трибуна, что взбегала вверх к стене, была укутана тяжелыми безмолвными тенями. Холодный, пустой театр…
— Прошу прощения, — сказал Митч сардонически, с удовольствием возобновляя военные действия с точки, где они остановились. — Я привык работать один. Мои манеры, возможно, нуждаются в небольшой шлифовке.
— Это никак не связано с манерами. Это относится скорее к профессиональной этике.
— Профессиональная этика? — Он удивленно изогнул бровь. — Кажется, это чуждое вам понятие, агент О’Мэлли. Я не уверен, что вы узнали бы его, даже укуси оно вашу тощую задницу.
— Вы унизили меня!
— Унизил вас?! Да мне надо было вышвырнуть вас.
— Вы подорвали мой авторитет!
Что-то горячее взорвалось в глазах Митча. Казалось, красный огонь сжирал его контроль над собой в первый раз за многие годы. Митч резко, без предупреждения, остановился, развернулся к Меган, схватил ее за плечи и прижал к прозрачному оргстеклу, установленному выше хоккейной деревянной коробки.
— Это — мойгород, агент О’Мэлли, — прорычал он, приблизившись на дюйм к ее лицу. — У вас нет ни власти, ни авторитета. Вы здесь, чтобы содействовать, если попросят. Вы можете иметь хоть полную задницу степеней, но, очевидно, вы были в дамской комнате, когда они в Бюро раздавали авторитет.
Она смотрела на него в упор, не отводя глаз, таких невероятно огромных глаз. Мягко очерченный рот, словно круглое «О». Он хотел напугать ее, шокировать. Миссия выполнена. Она так и не застегнула свою тяжелую куртку, и, казалось, Митч почти видел, как ее сердце бешено бьется под зеленой водолазкой.
Очарованный, он заскользил взглядом вниз. Из-за развернутых плеч ее грудь была устремлена вперед, и именно она зацепила его внимание. Два небольших круглых полушария, и, когда он уставился на них, соски слабо, но обрисовались под тонкой тканью водолазки. Огонь негодования, бушевавший в нем только что, перерос во что-то менее цивилизованное, примитивное, первобытное. Мгновение назад он намеревался установить профессиональное доминирование, но в таком огне мотивация плавилась и изменялась, скатываясь вниз из уголков его ума, ответственных за логику, к другой его части, которой эта логика была не нужна.