Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Ночные кошмары и фантастические видения (повести и рассказы)
Шрифт:

«Текстиль Южного Мэна», называемый также «Банком Южного Мэна», называемый также «Итальянцами из Массачусетса, долгое время с выгодой для себя управлял фабриками Джо Ньюалла, которые он сумел спасти от разорения. Но больше всего стариков, собирающихся вокруг печки у Брауни, изумляло то, что им не удалось избавиться от дома на холме.

– Он походит на жука, которого вы не можете стряхнуть с кончика пальца, – сказал однажды Ленни Партридж, и все кивнули, соглашаясь с ним. – Даже эти пожиратели спагетти из «Малден и Ревир» не в силах избавиться от этого жернова, что висит у них на шее.

Старый Клат и его внук Энди проходились в настоящее время в ссоре, вызванной спором, кому принадлежит безобразный дом Джо Ньюалла.

Свою роль внесли и другие, более личные соображения, скрывающиеся под самой поверхностью, в этом можно не сомневаться, такие проблемы всегда существуют. Вопрос возник однажды вечером, когда дедушка и внук – оба успевшие стать вдовцами – наслаждались превосходными спагетти в городском доме молодого Клата.

Молодой Клат, который еще не был уволен из городской полиции, пытался (несколько самодовольно) объяснить своему деду, что «Текстиль Южного Мэна» уже несколько лет не имеет никакого отношения к бывшей собственности Джо Ньюалла.

Подлинным хозяином дома на холме у Бенда, по его мнению, является «Банк Южного Мэна», и обе эти компании не имеют между собой ничего общего. Старый Джон сказал Энди, что если он действительно верит этому, то просто дурак. Всем известно, объяснил он, что и банк, и текстильная компания являются прикрытием для «массачусетских итальянцев» и единственная разница между ними заключается в паре слов в их названиях. Они просто скрывают очевидные связи между собой кипами бумаг, объяснил старый Клат, – короче говоря, Закон.

Молодой Клат не выдержал и засмеялся в ответ на это. Старый Клат покраснел от ярости, бросил свою салфетку на тарелку и встал. Смейся, сказал он. Смейся и дальше. Почему бы и нет? Единственное, что пьяница умеет делать, – смеяться над тем, чего не понимает, вместо того чтобы плакать над тем, чего он не знает. Энди разозлился и сказал что-то о том, что пьет из-за Мелиссы. Джон спросил его, сколько лет его внук будет обвинять в своем пьянстве мертвую жену. Энди смертельно побледнел, когда старик сказал это, и потребовал, чтобы тот немедленно убирался из его дома. Джон так и поступил и никогда больше не бывал там. И теперь у него нет ни малейшего желания. Не говоря уже о том, что они разругались, старый Клат не может видеть, как Энди со своим пьянством стремительно мчится в ад.

Сколько ни рассуждать об этом, одно было очевидно: дом на холме пустовал теперь уже одиннадцать лет, никто не жил там долгое время. «Банк Южного Мэна» пытался продать его через одну из местных фирм, торгующих недвижимостью.

– Последние, кто хотел купить дом, приезжали из северной части Нью-Йорка, верно? – спрашивает Пол Корлисс. Он говорит так редко, что все поворачиваются к нему. Даже Гэри.

– Да, совершенно верно, – подтверждает Ленни. – Это была симпатичная пара. Муж собирался покрасить амбар в красный цвет и продавать там старинные предметы, правда?

– Да, – кивнул старый Клат. – А потом их сын нашел ружье, которое у них храни…

– Иногда люди чертовски неосторож… – вмешался Харли.

– Он умер? – спрашивает Ленни. – Мальчик умер?

После вопроса воцарилась тишина. Создается впечатление, что никто не знает ответа. Затем с видимой неохотой звучит голос Гэри.

– Нет, – говорит он. – Но он ослеп. Они переехали в Оберы. Или в Лидс.

– Это были хорошие люди, – сказал Ленни. – Мне в самом деле казалось, что у них может что-то получиться. Им хотелось жить в этом доме. Они считали, все шутят над ними из-за того, что приехали издалека, когда говорят, что дом приносит несчастье. – Он замолкает и погружается в размышления. – Может быть, теперь они лучше понимают все это.., где бы ни жили.

Наступает тишина. Старики думают о людях из верхней части Нью-Йорка, а может, о собственных больных телах и ухудшающемся слухе. В темноте позади печи бурлит мазут. Где-то стучит ставня, тяжело ударяя по стене в беспокойном осеннем воздухе.

– Там действительно

строят новое крыло, – нарушает молчание Гэри. Он говорит тихо, но выразительно, словно кто-то из присутствующих возражает против его заявления. – Я видел это, когда ехал по Ривер-роуд. Почти весь каркас уже готов. Это чертово крыло, похоже, длиной футов сто и шириной тридцать. Никогда раньше не обращал на него внимания. Сделано из отличного клена. Интересно, где в наше время кому-то удается доставать кленовые доски и бревна?

Никто не отвечает. Никто не знает.

Наконец очень нерешительно Пол Корлисс говорит:

– Ты уверен, что это не какой-нибудь другой дом, Гэри? Может быть, ты…

– Может быть, я дурак, – говорит Гэри еще тише, но с еще большей уверенностью. – Это дом Ньюалла, новое крыло у дома Ньюалла, уже готовый каркас, и его начали обшивать, а если сомневаешься, выйди наружу и посмотри сам.

После этого говорить было уже не о чем – ему поверили. Ни Пол, ни кто другой не вышел из лавки посмотреть на новое крыло, пристреливаемое к дому Ньюалла. Они считали это событие вопросом немалой важности, и потому спешить не следовало – пусть пройдет время. А Харли Макиссик рассуждал про себя: научиться бы превращать время в деловую древесину, все они уже давно бы разбогатели. Пол идет к автомату, где продают газированные напитки, и приносит стакан апельсинового сока. Он передает Харли шестьдесят центов, и тот поворачивает ручку кассового аппарата, заносит в баланс лавки сделанную покупку. Задвигая ящик аппарата, он замечает, что атмосфера как-то изменилась. Приходит очередь обсуждать другие проблемы.

Ленни Партридж кашляет, морщится, прижимает руки к тому месту, где сломанные ребра так и не срослись, и спрашивает Гэри, когда будет проводиться поминальная служба по Дану Рою.

– Завтра, – отвечает Гэри, – в Горэме. Там похоронена его жена.

Люси Рой умерла в 1968-м; Дан, который до 1979-го работал электриком в гипсовой компании в Гейтс-Фоллзе (служащие этой компании обычно называют ее «Ю.С. гип»), умер от рака внутренних органов два дня назад. Он прожил в Касл-Роке всю жизнь и любил говорить, что за все свои восемьдесят уезжал из штата Мэн всего три раза: однажды – проведать тетю в Коннектикуте, другой раз – чтобы посмотреть, как остонские «Ред соке» играли на стадионе в Фенвей-парке (и эти бродяги проиграли, не забывал он прибавить, рассказывая об этом), и третий раз – когда принимал участие о съезде электриков в Портсмуте, штат Нью-Хэмпшир. «Только время напрасно потратил, – отзывался он об этом съезде – В основном пили виски да по бабам ходили. А бабы-то – глядеть не на что, не говоря уже о другом». Он был одногодком этих стариков, и от его смерти все они испытывали странную смесь печали и удовлетворения.

– Ему вырезали четыре фута внутренностей, – проговорил Гэри. – Это нисколько не помогло. Ему пришел конец.

– Он был знаком с Джо Ньюаллом, – внезапно сказал Ленни. – Он ездил в тот дом со своим отцом, когда отец занимался электропроводкой. Ему было не больше шести или восьми лет, как я помню. Один раз он рассказывал, что Джо дал ему леденец, но он выбросил его, когда они с отцом ехали домой, – сказал, что у леденца был странный горький вкус. Затем позднее, когда все фабрики снова заработали – должно быть, в конце тридцатых годов, – он руководил заменой проводки. Ты помнишь это, Харли?

– Да.

Теперь, когда разговор после Дана Роя снова вернулся к Джо Ньюаллу, старики молча сидели вокруг печи, пытаясь вспомнить что-то интересное об одном из двух людей. Но когда заговорил старый Клат, он произнес нечто поразительное:

– Это старший брат Дана Роя, Уилл, бросил того скунса в стенку дома в тот раз. Я почти уверен в этом.

– Уилл? – Ленни удивленно поднял брови. – Уилл Рой, по-моему, был слишком воспитанным мальчиком, чтобы сделать такое.

– Да, это был Уилл, – тихо и уверенно произнес Гэри Полсон.

Поделиться с друзьями: