Ночные проповеди

– По той же причине, по какой сюда пришли вы. Как только я увидел новости, то понял: рано или поздно вы выйдете на мою компанию. Я посчитал, что лучше самому сделать первый шаг.

– Все звонки регистрируются, – напомнила Хатчинс.

– Это хорошо, – отметил Ливингстон, вставая. – Ну если у вас все…

– Пока – да, – сказал Фергюсон. – Если что-либо узнаете об Орре-Хардкасле – сообщите нам немедленно.

– Конечно, – согласился Ливингстон. Он кивнул сперва сержанту, затем инспектору. – Доброго утра вам, сержант, и вам, инспектор. А теперь, если вы не против…

– Провожать не надо, – кивнул Фергюсон.

Дождь лил по-прежнему. В машине Адам едва успел стереть воду со лба, как Хатчинс взорвалась:

– Надо было взять Лодыря! Этот человек – лживый ублюдок!

– Не стоит так сурово, – сказал инспектор. – Но мне и ропа не нужно, чтобы понять, что Ливингстон рассказал не все.

– Не все? Эта наглость называется «рассказал не все»?!

Лодырь протянул щупальце над плечом Фергюсона, вынул из дверного кармана ветошь и принялся вытираться.

– Если позволите, замечу: двери офиса очень даже звукопроницаемые, – сообщил роп, поскрипывая сочленениями. – Я слышал каждое слово разговора. Напряжение в голосе мистера Ливингстона указывает, что он скрывает какую-то информацию, но виновным себя не чувствует.

– То есть он виновен в чем-то другом, – заключила Хатчинс.

Фергюсон пристегнулся, нажал на стартер. Движок тоненько заныл, разгоняя маховик, потом загудел ровно.

– Гринсайдз, – приказал инспектор, переключился на автонавигацию, отжал ручной тормоз и повернулся к Хатчинс:

– Уклонение от налогов?

– Что?.. А-а, поняла. Да, сэр. Очень смешно, сэр. Лодырь, если ты ищешь, куда выжать тряпку…

– Даже не думай, – посоветовал Фергюсон. – Если вам обоим нечего делать, пожалуйста, организуйте наблюдение за мистером Джоном Ливингстоном. Запросите разрешение на прослушку телефонов. Всех: рабочих, домашних, личных. Если уж говорить о телефонах, думаю, единственная причина отключения их по воскресеньям – то, что он «блюдет день субботний». Значит, он – ревностный пресвитерианин. Выясните и об этом что сможете – но, само собой, неофициально и тихо. А до этого, Шона, собери-ка сведения о нем самом и его компании.

– Я надеялась, что вы попросите об этом, сэр. Машина приблизилась к въезду на шоссе. Фергюсон уперся затылком в подголовник, закрыл глаза и попросил: «Разбудите меня в Гринсайдз».

Однако спать он не стал, хотя и хотелось. Он прокручивал на видеолинзах записи, перебирал пальцами по айфинку, будто неврастеник – четки, настроил НПИИ на выдачу полезных советов по делу и прислушался к собственному чутью.

Инспектор снова взял след, с которого его сбил репортер Том Макэй в пабе прошлой ночью, благодаря упоминанию о похоронах Грэма Орра. Сначала Фергюсон не слишком удивился тому, что солдата похоронили как пресвитерианина. А зря. На первый взгляд, в Белфасте и должны быть либо пресвитерианские похороны, либо католические. Конечно, там есть и Епископальная церковь, и методисты – но их мало. Однако известие о том, что робот или человек, известный многим как Грэм Орр, также считался возрожденным христианином, проливало на его похороны новый свет. Сейчас инспектора снова заинтересовал прежний, на время отставленный в сторону вопрос: что же случилось с боевым мехом убитого робототехника?

Фергюсон начал поиск с армейских документов, найденных Пателем и Конноли. В документах нашелся номер модели, «Ханиуэлл 2666», и индивидуальный номер, GBR-HLF-17-09. Поиск выдал старую рекламную картинку: не предсказуемо угрожающий громоздкий силуэт, но сложная, чрезвычайно гибкая модулярная система. Как утверждалось, то был один из многих вариантов конфигурации. Производитель предлагал длинную и змееподобную для проникновения в руины, высокую и длинноногую для быстрого бега, крепкую и длиннорукую для ближнего боя, плоскую и широкую для засад, разделенную на части для лучшей маскировки. Лазеры, пулеметы и лезвия добавлялись по желанию. Изощренная система распознавания «свой-чужой». В глаза бросился подзаголовок: «Стрельба по своим исключена! Возможность самоподрыва!»

Встревоженный, Фергюсон внимательно изучил текст. Компания заявляла, что модель 2666 никогда не станет стрелять по союзникам, но, если ее захватят враги или если она окажется в иной безнадежной ситуации – подорвет себя.

Робот-террорист-смертник.

По шее инспектора скатилась капля холодного пота. Фергюсон добавил в поиск номер машины. Результат оказался единственным, причем с кучей лакун. Судя по контексту, скрывались тактико-технические характеристики. Даже спустя много лет их все еще держали в секрете. Между вымаранными кусками описывалась полная событий жизнь длиною в два года и пять месяцев: от сборочной линии до сражений в Дамаске, Бейруте и наконец под Мегиддо, где жизнь машины окончилась в тот же день, что и жизнь Грэма Орра.

Вердикт: «Поврежден в бою, на месте восстановлению не подлежит, возвращен производителю».

Производитель. «Ханиуэлл». Такое знакомое название, Адам же его совсем недавно видел. И где?

На космическом лифте!

А еще? Неоновая вывеска, плывущая в темноте сквозь дождь…

Фергюсон открыл глаза, выпрямился. Машина катилась по Хэймаркет-террас.

– Разворачиваемся! – приказал он. Сидевшая рядом Хатчинс вздрогнула.

– Что?

– Машина, развернись! – повторил инспектор.

– Извините, босс, так не получится. Отменить разворот! – приказала Хатчинс.

– Нет, постой…

Автомобиль пришел в замешательство и остановился на углу Палмерстон-плейс. Сзади тут же раздались нетерпеливые гудки.

– В чем дело? – спросил Фергюсон.

– Нам с Лодырем нужно вернуться. В штабе встреча в девять. Вам тоже следует там быть, сэр.

– Следует. Передайте мои извинения. У меня срочное дело в Турнхаусе. Если будет нужно, подключите меня виртуально, но, если честно, мне необходимо лично присутствовать там, куда я направляюсь, – и это гораздо важнее очередного собрания.

– Как скажете, – согласилась Хатчинс без энтузиазма.

– Я не о дантисте вспомнил в последний момент, – сказал Фергюсон, отстегиваясь.

– Хочешь, чтобы я пошел с тобой? – спросил роп. Фергюсон вдруг понял, до какой степени не хочет, чтобы его сопровождал Лодырь, и изо всех сил постарался себя не выдать.

– В этом нет нужды, – выговорил он. – Но спасибо за предложение.

– Отличная штука – доверие, – заметил робот.

– Такие дела, старина, ты уж пойми, – отозвался инспектор.

Он вышел из машины, едва не столкнувшись с велосипедистом, перебежал через дорогу и дождался очередного трамвая в Турнхаус.

Башня «Ханиуэлл» стояла напротив вертикальной фермы, полностью перекрывавшей обзор из наружного лифта. Фергюсон наблюдал за проплывающими мимо этажами залитой солнечным светом гидропонной зелени. Раздался звонок, инспектор вышел, глянув напоследок вверх, – там громоздилось еще сорок таких же.

На восемнадцатом этаже башни «Ханиуэлл» пахло средством для мытья ковров, биопластиком и озоном. Адам прошел к двойным дверям инженерной лаборатории и приложил свою карточку к замку. Сканирующий луч скользнул по глазу, щелкнул замок. Инспектор вошел в длинную широкую комнату, забитую белыми столами, табуретами и грудами запчастей, в ней стоял запах машинного масла и свечей зажигания, напомнивший Фергюсону о его первом автомобиле. У рабочих мест, стендов и экранов трудились десятки техников в белых халатах. Молодая женщина, стоявшая поблизости, обернулась, заслышав шаги Адама, и уставилась на него из-под окуляров, сдвинутых на лоб.