Ноэль

Шалфей послушался Пресвятой Двы и пріютилъ бглецовъ. Когда опасность минула, Марія, прежде чмъ оставить свое убжище, благословила шалфей, — и благословеніе Мадонны наградило «цвтокъ нищихъ» силою цлебною и чудодйственною (Leg. de la Sauge).

Вмшиваться въ рождественскія собесдованія животныхъ — штука не совсмъ безопасная.

Одинъ фермеръ изъ Val d' Ajol (это въ Вогезахъ), боле любопытный и посмле, чмъ другіе его однодеревчане, хотлъ послушать, что будутъ говорить его волы въ рождественскую ночь.

Когда упали сумерки, онъ, захвативъ — на случай опасности — острый топоръ, прокрался въ хлвъ и зарылся въ солому. Ночь была ненастная — черне тюрьмы. Свисталъ сверный втеръ, скриплъ флюгеръ, на двор выла собака.

Пробило полночь; веселый звонъ колоколовъ огласилъ деревню радостною встью Рождества Христова.

Въ ту же минуту фермеръ услыхалъ разговоръ. Одинъ волъ спрашивалъ другого:

— Что суждено намъ длать завтра, пріятель?

А тотъ отвчалъ:

— Мы повеземъ на кладбище прахъ нашего хозяина.

Фермеръ вскочилъ вн себя.

— Ну, это ты врешь, скотина! вскричалъ онъ и замахнулся на вола-предсказателя топоромъ.

Но оружіе, словно невидимою рукою, обратилось на него самого, онъ глубоко разскъ себ голову и повалился на солому, обливаясь кровью. Къ утру онъ померъ, и воловъ, напророчившихъ фермеру смерть, дйствительно, запрягли въ телгу, чтобы доставить гробъ его къ мсту вчнаго успокоенія.

Въ Бретани мужики съ вечера стараются закормить скотъ такъ, чтобы онъ проспалъ роковую полночь. Это — потому, что бесды воловъ въ рождественскую ночь не общаютъ людямъ ничего добраго. Животныя то жалуются на дурное обращеніе съ ними въ теченіе прошлаго года, то пророчатъ хозяевамъ всякія непріятности на будущій. И — чмъ хуже было обращеніе, тмъ скверне они напророчатъ. Такъ ужъ лучше пожертвовать нсколькими вязанками сна и гарнцемъ-другимъ отрубей, за то убаюкать скотину и не допускать ее до разговоровъ.

По другому поврью, тоже вогезскому, если пряха не броситъ работы во время рождественской всенощной, чортъ такъ запутаетъ пряжу, что весь наступающій годъ уйдетъ лишь на то, чтобы ее распутать.

Въ Amavilliers одна женщина еще недавно пекла, во время рождественской всенощной, особые хлбцы — врующіе покупали ихъ по очень дорогой цн, такъ какъ хлбцы эти предохраняли яко бы ихъ скотину отъ волковъ. Въ другихъ мстечкахъ, носятъ въ ладонк кусочекъ рождественской просфоры, какъ врнйшее средство уберечься отъ укушенія бшеной собаки. У пастуха, который первый придетъ къ служб въ рождественскую ночь, особенно удачно плодятся овцы.

Мужики врятъ, что въ рождественскую полночь можно видть духовъ, гномовъ, пляску домовыхъ; что гршники чистилища блуждаютъ въ это время около живыхъ, прося ихъ молитвъ. Вотъ бретонская легенда на этотъ случай.

Въ одинъ сочельникъ, старый благочинный Плоэрмеля сидлъ у камелька и бормоталъ молитвы, въ ожиданіи, скоро ли пробьетъ полночь. Внезапно слуха его коснулся какой-то сухой стукъ. Онъ открылъ двери и — къ великому своему изумленію — увидалъ, что вокругъ его дома собралась несчетная толпа кающихся.

Ночь была морозная; ярко свтила луна; звзды сіили во множеств — огромныя, сверкающія, — он тоже справляли свое Рождество.

Кающіеся были покрыты съ головы до ногъ блыми саванами; въ рукахъ они держали пылающіе факелы. Благочинный, въ ужас, сотворилъ крестное знаменіе; привиднія отвтили ему тмъ-же.

— Кто вы такіе и чего хотите отъ меня въ этотъ часъ?

Таинственныя существа просили его знаками слдовать за ними. Благочинный оправился отъ страха и повиновался. Процессія двинулась въ горы, сопровождаемая страннымъ шумомъ, точно кость щелкала о кость. Впереди шли дти, высоко воздымая деревянное Распятіе. Затмъ тянулось тысячъ десять кающихся — съ желтыми и красными свчами, льющими зловщій свтъ на попутныя рощи и скалы.

Посл долгаго перехода, совершеннаго въ мрачномъ молчаніи, процессія достигла развалинъ древней часовни. Bс преклонили колна. Одинъ изъ кающихся подалъ благочинному ветхія ризы. Старикъ облачился; на алтар онъ нашелъ ветхій требникъ, дискосъ и оловянную чашу.

Привиднія усердно молились. Одно изъ нихъ отвчало на возгласы священнослужителя, за дьячка, страшнымъ голосомъ.

Благочинный, умиленный благодатью совершаемаго таинства, совсмъ было забылъ о своей странной паств.

Но, когда онъ повернулся къ. ней, чтобы возгласить:

— Orate, fratres! — то чуть не упалъ отъ страха: молчаливые пилигримы сняли свои саваны и вся часовыя была полна отвратительными скелетами…

Кое-какъ священникъ овладлъ собою и скрпя сердце, продолжалъ мессу. По вознесеніи св. Даровъ, въ капелл разлилось небесное сіяніе, хоръ нжныхъ голосовъ восплъ славу Господню, а скелеты превратились въ свтлыя виднія чудной красоты.

Когда благочинный обратился къ молящимся съ заключительнымъ:

— Ite, missa est! капелла была уже пуста. Длинная полоса свта дрожала въ неб, указуя путь въ рай, по которому, воспвая аллилуію, вознеслись таинственные кающіеся. Благочинный понялъ, что то были мученики чистилища, и онъ помогъ имъ отбыть срокъ покаянія.

Всякій округъ, всякій околотокъ справляютъ сочельникъ на свою особую стать.

Въ верхнихъ Альпахъ вс родичи ужинаютъ въ этотъ вечеръ одною семьею; хижины иллюминованы свчами. По возвращенію съ мессы, дятъ супъ съ гренками — такъ называемый creuset; хозяинъ дома наливаетъ стаканъ вина, и вся семья пьетъ изъ общаго стакана за здоровье отсутствующихъ родныхъ и знакомыхъ дома.

Въ Perthuis справляютъ два сочельника, — какъ въ Россіи: подъ Рождество и подъ Крещеніе. Запрягаютъ ословъ въ телгу съ дровами, дрова зажигаютъ и возятъ этотъ костеръ по городу, подъ грохотъ тамбуриновъ и въ предшествіи трехъ обывателей, одтыхъ евангельскими волхвами.

Въ Саеи дти бгаютъ по улицамъ съ цвтными фонарями, крича: «Ноэль! Ноэль! До свиданья, Ноэль! Уходитъ Ноэль!»

Въ богатыхъ долинахъ Мааса еще держится, заимствованный у англичанъ, обычай «валентинства». Въ день Рождества молодые люди и двицы выбираютъ своихъ суженыхъ, и — горе тому, кто измнитъ обычаю и не женится на своей Валентин!

Въ Пикардіи священнику, предъ рождественскою службою, подносятъ подъ благословленіе новорожденнаго ягненка въ корзин, богато украшенной цвтами, блестками, лентами и пр. Пастухи съ семьями своими, сопровождаютъ агнца, держа въ рукахъ традиціонные посохи и корзины съ дарами. Молодыя двушки, вс въ бломъ, принимаютъ агнца на паперти и вводятъ его въ церковь, распвая старыя колядки. Ягненокъ, участвовавшій въ церемоніи, почитается затмъ какъ бы покровителемъ стада. Его нельзя ни убить, ни продать; это принесло-бы владльцу несчастье. Животное живетъ, окруженное довольствомъ и бдительнымъ уходомъ, пока не околетъ своею смертью, отъ старости.

Въ Франшконтэ дти, выряженныя въ восточные костюмы, на подобіе царей — волхвовъ, колядуютъ по домамъ, распвая «ноэли» на мстномъ нарчіи. Иногда они водятъ за собою барана, убраннаго лентами. Ихъ кормятъ, поятъ, подаютъ имъ яйца, лепешки, мелкія деньги — словомъ, тотъ же обычай и порядокъ, что и у насъ въ Малороссіи.

Въ южныхъ провинщихъ прочно держится легенда, занесенная сюда еще крестоносцами. Рыцари и паломники средневековые разсказывали, что въ Вилеем, по сосдству съ пещерою Рождества Христова, есть кустъ шиповника. Шиповникъ этотъ всегда въ цвту, какъ лтомъ, такъ и зимою; шипы его не колючи и творятъ много чудесъ. Иные пилигримы приносили съ собою цвты шиповника.