Ногин

— Меня беспокоит, какую позицию займут железнодорожники в этот исторический момент. Они признают власть одного лишь Центрального Исполнительного Комитета, и, если после восстания выступят против нас, мы будем отрезаны от всей России.

Центральный Комитет большевиков фактически заседал всю ночь. Но это было необычное заседание: оно прерывалось, когда надо было послать группу товарищей к морякам, солдатам или красногвардейцам, и возобновлялось вновь, как только поступали серьезные известия о ходе восстания. С огромной энергией действовал Военно-революционный комитет Петроградского Совета, душой которого был Военно-революционный центр партии. Но мозгом и сердцем восстания был великий Ленин. Он был оживлен, весел, светился весь изнутри каким-то особенным светом, был непоколебим, уверен и тверд, отмечали товарищи, работавшие с ним в ту ночь. Анатолий Васильевич Луначарский отмечал героические усилия помощников Владимира Ильича: «Я не могу без изумления вспомнить эту ошеломляющую работу и считаю деятельность Военно-революционного комитета в Октябрьские дни одним из проявлений человеческой энергии, доказывающим, какие неисчислимые запасы ее имеются в революционном сердце и на что способно оно, когда его призывает громовой голос революции».

К 10 часам утра 25 октября вся столица находилась под контролем ВРК. Только Зимний дворец, Главный штаб и Мариинский дворец да еще несколько зданий в центре города оставались в руках правительства. Военно-революционный комитет опубликовал обращение «К гражданам России», написанное Владимиром Ильичем. Оно возвещало о победоносном ходе социалистической революции, о низложении Временного правительства.

Виктор Павлович отправился на почтамт и передал по телефону текст обращения в Московский комитет большевиков.

Ночью на пленуме ЦК было решено, что он уедет в Москву вечером 25 октября. А до этого будет заседать в Президиуме II Всероссийского съезда Советов, который откроется в Смольном в два часа дня. Оставалось слишком мало времени, чтобы самому лично убедиться в обстановке, сложившейся в столице. В переполненном трамвае, где страсти кипели, как в огромном котле, где воздавали хвалу Ленину и с той же горячностью проклинали его, он добрался до Невской заставы, повидал старых друзей и выступил перед ними на митинге. Он особенно подчеркнул, что нигде не слышал стрельбы, не видел убитых и раненых.

— Это великое благо, товарищи, что восстание развивалось бескровно и с такой поразительной быстротой. С первым днем рождения нового мира поздравляю вас, дорогие друзья! — закончил он свою речь.

Съезд не открылся ни в два часа дня и ни в девять часов вечера, когда пришлось отправляться на вокзал. Делегаты съехались близко к одиннадцати. А далеко за полночь прибыли участники штурма Зимнего дворца. И весь зал восторженно приветствовал сообщение о падении Зимнего и об аресте членов Временного правительства.

Когда же поезд, увозивший Ногина, миновал Бологое, II съезд Советов одобрил написанное Лениным воззвание «Рабочим, солдатам и крестьянам!». И в нем говорилось: «Опираясь на волю громадного большинства рабочих, солдат и крестьян, опираясь на совершившееся в Петрограде победоносное восстание рабочих и гарнизона, съезд берет власть в свои руки».

Едва узнали в Москве о сообщении Ногина из Петрограда, как на экстренное заседание собрались два комитета большевиков — городской и окружной, и областное бюро.

В боевой центр по руководству восстанием выдвинули «пятерку»: Владимирский, Подбельский, Пятницкий, Стуков и Соловьев. А старая ленинская гвардия — Ярославский, Ольминский, Скворцов-Степанов, Землячка, Лихачев и Штернберг — раскреплялась по районам — руководить революционными комитетами и готовить отряды Красной гвардии.

Во втором часу дня Алексей Ведерников с группой красногвардейцев и солдат 56-го полка оцепил почту и телеграф. Но его ввели в заблуждение почтовые служащие. Они сказали, будто бы получена телеграмма из Питера, что там большевики добровольно сняли охрану в столичном телеграфе. И отряд Ведерникова отступил.

Только поздно вечером удалось собрать на заседание членов двух Советов — рабочих депутатов и солдатских. До полуночи меньшевики — во главе со старым оппортунистом Исувом — и эсеры топили важнейшее дело в словесной шелухе. Но большевики сумели сплотиться и создали Военно-революционный комитет. Основным ядром его стали Усиевич, Аросев, Будзинский и Ногин. Но два места получили меньшевики.

Пока формировался ВРК, какой-то важный момент в борьбе за власть был упущен: именно в эти часы был создан контрреволюционный «Комитет общественного спасения» под эгидой начальника московского гарнизона полковника Рябцева и городского головы Руднева. И не все сразу поняли, что это за «комитет», так как в него вошли и меньшевики, еще считавшиеся представителями социалистической партии.

В ночь на 26 октября Военно-революционный комитет разослал приказ о приведении в боевую готовность революционных сил. В рабочих районах — на Пресне, в Сокольниках, Хамовниках и в Замоскворечье — ревкомы быстро стали хозяевами положения.

Но в центре города ясности не было. Солдаты «двинцы», арестованные Временным правительством за выступление против войны и выпущенные в сентябре из Бутырской тюрьмы по настоянию председателя Моссовета Виктора Павловича Ногина, охраняли МК, Московский Совет и Военно-революционный комитет. За спиной Рябцева стояли юнкера. Два лагеря четко размежевались, но боевых действий не начинали.

Полковник Рябцев, чтобы выиграть время, предложил ВРК переговоры. Он обещал не препятствовать вооружению рабочих и отвести юнкеров от Кремля.

Не успел Виктор Павлович обстоятельно рассказать на пленуме Московского Совета о ходе победоносного восстания в Петрограде, как пришлось ему идти 26 октября вечером на переговоры с Рябцевым. Обе стороны говорили о том, что недопустимо доводить в Москве дело до кровопролития. Делегация Ногина искренне верила в бескровную победу в Москве. И предлагала Рябцеву сложить оружие, так как в Петрограде уже создана II Всероссийским съездом Советов новая, законная власть.

А у Рябцева на столе лежало провокационное сообщение старого, эсеро-меньшевистского ЦИК о том, что II Всероссийский съезд всего-навсего частное собрание делегатов-большевиков и его постановления не обязательны для местных Советов и армейских комитетов. И полковник хитрил и изворачивался. И он сказал, что подумает. Хотя вполне определенный ответ у него уже назрел. Час назад он получил уведомление, что через сутки Керенский и Краснов начнут наступление на Петроград. В тот же день и он хотел ударить по большевикам Москвы.

Когда-то Владимир Ильич сказал в Народном доме графини Паниной:

— Что такое переговоры? Начало соглашений. А что такое соглашение? Конец переговоров!

Но в ситуации с полковником Рябцевым переговоры отнюдь не привели к соглашению, а еще больше усугубили положение. Все оставалось без изменений: 56-й полк не уходил из Кремля, отряды юнкеров не занимали Кремль. А как только Керенский стронул части Северного фронта в сторону Гатчины и Царского Села, Рябцев объявил Москву на военном положении и предъявил ультиматум: немедленно ликвидировать Военно-революционный комитет и вывести солдат 56-го полка из Кремля. Так началась гражданская война в Москве.