Нонсенс

– Ну вот, - повторила дочь и снова замолчала, и непонятно было, хотела ли она начать разговор или вызывала на это отца. Когда пауза, между прочим, абсолютно не тяготившая внуков, достигла своего естественного предела, Кязым осторожно спросил:

– Что?

– А?
– задумавшись, рассеянно спросила дочь.

– Я спрашиваю, что - "ну вот"?
– сказал Кязым.

– Ну, вот, говорю, и доигрались, - встрепенулась дочь, как бы вспомнив главное, из-за чего и пришла, и тут же напустив на себя воинственный вид, будто Кязым был в чем-то виновен, и она его вину, которую он не сознавал, пришла ему доказывать.
– Несколько дней назад у тебя был сердечный приступ, я знаю. От чужих людей приходится узнавать такие вещи, со стыда сгореть можно, честное слово! Ты разве сам не мог позвонить? Ты же здесь совсем один, не дай бог, случится что...

– Как же я буду звонить, если твой муж, едва услышав мой голос, бросает трубку?
– сказал Кязым.
– Думаешь, это приятно? А к телефону постоянно он подходит. Как же _ хозяин! И телефон, следовательно, его, - Кязым все время искоса поглядывал на помалкивавших внуков, ему хотелось заговорить с ними, приласкать их, потрепать по плечам, но при дочери не хотелось обнаруживать своих чувств, и, кроме того, он ждал, когда она скажет о цели своего прихода.

– Это было четыре года назад, - сказала дочь.
– Ты знаешь, мы люди лояльные, так что...
– она не договорила, очевидно любуясь словом "лояльные", повисшим в воздухе. Кязым знал о неутолимой страсти дочери к месту ли, не к месту употреблять недавно узнанные, где-то случайно вычитанные слова, понравившиеся ей своим звучанием, и потому не стал переспрашивать, какие они люди и что из этого следует, мальчики же одновременно прыснули.

– Если что-то изменилось и теперь мне в ухо не будут давать отбой, можно было бы позвонить и сообщить, клянусь честью, - проворчал Кязым.
– К тому же вы зря волновались. Просто схватило сердце, это и приступом не назовешь... В "Зоне здоровья", в парке, врач сделал мне укол, и все прошло...
– Когда он это говорил, лица внуков, Кямала и Кямиля напряглись, они чуть обернулись к нему и нахмурились, озабоченно глянули на деда, отчего у Кязыма сладко заныло внутри и воспряла душа, взлетела, мимолетно осчастливленная - казалось, больше ему ничего не нужно в жизни.
– Так что, Зарифа, - продолжал Кязым, обращаясь к дочери, - ничего необычного, как видишь, не произошло, и поводов к тому, чтобы что-то в существующем порядке вещей менять, не имеется...
– он оборвал себя, поняв, что не следовало бы столь желчно и искусственно говорить в присутствии внуков, нервно почесал перстнем переносицу и уже более мягко продолжил: Разве что у вас что-то случилось, и нужна моя помощь... Я готов... Я готов, и в самом деле с неподдельной готовностью в голосе повторил он.
– Если только просьба эта принесет... вернее, исполнение этой просьбы принесет вам пользу, а не вред, - говоря "вам", Кязым сделал легкий жест, разом охватывающий всех троих - Зарифу, Кямала, Кямиля, сидевших перед ним, уставившись на многочисленные язычки огня из оригинально сконструированной газовой горелки в камине.

– Никакой просьбы у нас к тебе нет, - сказала Зарифа, не отрывая взгляда от огня в камине.- Я с Ялчыном вчера крупно поругалась...

– Папа и мама резвились, - прервал ее вдруг Кямал.

– Упражнялись в гибкости языка, - поддержал его

Кямиль.

– Помолчите!
– прикрикнула на них Зарифа.

– Уже замолчали, - сказал Кямал.

– Он вчера будто взбесился, - продолжала Зарифа, обращаясь к отцу, умопомрачительная была сцена...

– Как ты сказала?
– спросил Кязым.

– Умопомрачительная...

– Хм, - сказал Кязым, заметив, как внуки перемигнулись, улыбаясь.

– А ребята меня поддержали...

– Нечего вам ругаться.
– Кязым слабо махнул рукой.
– Чего не поделили? Вот у вас какие красавцы выросли, клянусь честью...

– Красавец среди овец, - неожиданно вставил Кямал.

– А среди красавца и сам овца, - прибавил Кямиль.

Они одновременно хмыкнули сказанному, и Кязым, посчитав, что теперь самая удобная минута, протянул руку и легонько потрепал Кямиля, сидевшего к нему ближе Кямала, по заросшей шее.

– Нехорошие мальчики, - сказал он, - совсем дедушку забыли...

– Мы же недавно были у тебя, - сказал Кямиль, - месяц назад...

– Ровно два месяца прошло, - поправил его Кязым.

– Папа не разрешает, - подчеркнуто серьезно произнес Кямал и захихикал.

– А, вот как, - улыбнулся Кязым, - значит, слово отца для вас закон, а слово деда - нет? Ну, шучу, шучу, отца надо слушаться, даже если он такой болван, как ваш...

– Папа!
– укоризненно воскликнула Зарифа, а внуки переглянулись, усмехаясь.
– Вечно ты ляпнешь что-нибудь экстраординарное.

Кязым поморщился, услышав последнее, не совсем понятное слово.

– Все некогда, дед, ты же должен понять нас, - сказал Кямал, - то одно, то другое, ни одного свободного вечера в итоге...

– Понимаю, - кивнул Кязым с серьезным видом.

– Вот если б с тобой что-нибудь случилось, мы бы тут же заскочили, не оставили бы тебя одного, будь уверен, - сказал Кямиль.

– Кямиль!
– прикрикнула мать.

– Я не сомневаюсь, - усмехнулся Кязым, - спасибо, внучек.

Рука с перстнем на безымянном пальце снова потянулась к переносице. В таком духе, с продолжительными паузами, оттого, что отвыкли разговаривать друг с другом, отец с дочерью проговорили еще с полчаса, и Зарифа стала собираться домой. Внуки поднялись неохотно, за окнами завывал ветер, кружил и швырял в стекла капли влаги, и на их лицах было написано, что им не хочется уходить отсюда, ехать почти в другой конец города сквозь непогоду и слякоть в свою квартиру, где наверняка между родителями продолжится скандал, не совсем завершенный накануне. А поднявшись, Кямал вдруг, подойдя к деду, неожиданно чмокнул его в щеку. У Кязыма сердце замерло, облилось горячей волной любви и забилось отчаянно, хотя явно чувствовалось, что Кямал сделал это назло родителям, и, в частности, присутствующей здесь матери. После Кямала и Кямиль поцеловал деда, а Зарифа сказала:

– Ты, папа, береги себя, а если что, не дай бог, сейчас же позвони, понял?

Он кивнул, а в дверях, когда уже внуки вышли и вызвали старый, довоенного образца лифт, громоздкий и торжественный, как катафалк, вполне соответствующий этому старому дому с непомерно толстыми стенами, Кязым придержал дочь за локоть и, глядя ей в глаза только затем, чтобы увидеть ее реакцию, тихо произнес:

– Ты не думай... Случись что со мной - все вам оставлю, клянусь честью... Для кого же еще, как не для них?
– он повел головой в сторону внуков на лестничной площадке и остановил на них долгий, тяжелый взгляд.

– Не говори глупостей, - отрезала Зарифа, но в глазах ее до того, как она решительным голосом произнесла эту фразу, засветились золотистые искорки, и они говорили Кязыму куда больше, чем слова.

Кямал, видимо почувствовав затылком взгляд деда, обернулся и подмигнул ему.

– Дедушка, будь готов, - сказал он.

– К чему?
– не понял Кязым.

– Ко всему, - таинственно ответил Кямал и еще раз хитро подмигнул.

– Это верно, - вздохнул Кязым и, дождавшись, пока они поехали вниз на лифте, закрыл дверь. Когда щелкнул замок захлопнувшейся двери, у него вдруг появилось странное ощущение нереальности визита дочери с внуками к нему и какой-то болезненной незавершенности всего окружающего.

Совершенно неожиданно пришла блестящая мысль (как обычно и любят они приходить), и была она до того простая, к тому же просто осуществимая, что Кязыма обожгла летучая радость от того, что наконец-то решение так сильно мучившего его вопроса найдено. Впрочем, позднее было и легкое разочарование слишком долго и мучительно шел он к такому простому, чтобы не сказать, примитивному, решению своей, засевшей в голове, навязчивой идеи. Уже потом, спокойно взвешивая все практические стороны своей задумки, Кязым стал понимать, что претворение его идеи потребует немало сил и труда. Нужно было посовещаться со знающими людьми, со специалистами. А для этого прежде всего нужно было найти таких людей. Что и было сделано в кратчайший срок Кязымом, привыкшим к оперативности во всех делах.

– Прежде всего следует осмотреть место, - сказал ему один молодой архитектор, с которым Кязыма познакомили друзья.
– Многое зависит от места. Иное место своим своеобразным рельефом и окружением само довольно точно указывает решение. Тут фантазировать нельзя, надо привязывать к месту, - со знанием дела, изо всех сил стараясь казаться солиднее и значительнее, чем он был на самом деле, говорил молодой архитектор, и, узнав, что пресловутое место, не сходившее с его языка, еще даже не присмотрено, ужаснулся: - Как! Это же надо делать в первую очередь. В противном случае и начинать не стоит...