Нопэрапон, или По образу и подобию

– Вперед не проваливайся.

Вот так. Хвост вытащишь – нос увязнет. Нос вытащишь…

А все потому, что головой много думаю. Это за рабочим столом головой думать надо, и то… А здесь – животом, или по-нашенски, по-японски, – «хара». Пытаюсь «отключить» голову и поймать ощущение движения целиком. Получается, но со скрипом.

Не хара, а хара-кири.

– Уже лучше. Только не дыши так тяжело.

Не. Дышу. Так. Тяжело.

Дышу. Легко. И. Свободно.

– Ката Гекусай-дай-ичи. Мягкое исполнение. Хай!

Блок. Удар. Уход. Блок. Блин! Что это я из себя Буратино изображаю?! Блок-удар-уход-блок-блин. Слитно, без пауз. Совсем другое дело.

– По парам. Гекусай-дай-ичи. Парный вариант. Хай!

Блок-удар-уход-блок. Блок-удар-уход…

Мужика я заметил, когда мы вновь перешли к одиночным формам (в паре особо по сторонам пялиться некогда – сразу в глаз засветят). В общем-то я и теперь особо не пялился. Просто мужик стоял почти в точности за спиной Олега, метрах в двадцати, за кустами, скрывавшими его до половины. В итоге заприметил я гостя, глядя, как Олег показывает очередную связку. И потом поглядывал изредка, повторяя движения за сэнсеем, благо смотрел туда же.

Мужик был и не мужик, собственно, а весьма представительный мужчина в самом расцвете сил. Или, может быть, еще немного не доросший до самого расцвета (это я себе льщу), но явно к нему приближающийся.

Раньше на нас приходили смотреть более или менее регулярно. Обычно так, как этот, – издалека, не мешая. Посмотрят-посмотрят – и уйдут. Постепенно местные грибники и бегуны трусцой к нам привыкли, перестали обращать внимание. Иногда подходили после тренировки, спрашивали: чем это мы занимаемся и можно ли к нам записаться (чаще – записать сына)? Таким Олег давал телефон инструктора, работавшего с группами первого года (своего тезки, кстати). И уж совсем редко заявлялись какие-нибудь наглые (чаще всего – изрядно поддатые) субъекты, прямо поперек тренировки предлагая: «А давайте!.. Ну давайте, а?!»

На моей памяти такое случалось дважды.

Оба раза субъекты относительно вежливо, но твердо посылались подальше, и в итоге уходили в указанном направлении. Обиженные и гордые одновременно, громогласно считая нас трусами. Разумеется, у трех четвертей группы (в первый раз – и у меня в том числе, грешен!) чесались кулаки настучать врагу народа по фейсу, но в итоге геройские поползновения обеих сторон оставались неудовлетворенными. И правильно. Тренировка есть тренировка. Прерывать ее, чтоб помахать кулаками с первым встречным, – позор и бардак. Олег такого допустить не мог и не допускал.

Зато явление мужчины, который стоял сейчас за кустами и отнюдь не прятался, но и не афишировал своего присутствия, – его явление было по меньшей мере странным.

Во-первых, странно было видеть посреди леса человека в дорогом темно-лиловом, почти черном костюме «с искрой». При галстуке. При «дипломате». Такого себе очень стильного молодого человека, словно минутой раньше вышедшего из дверей престижного клуба «Рокамболь» (или «Карамболь»?.. Не помню…) и по рассеянности направившего стопы свои в ближайший лесомассив.

По рассеянности?

Уж каким-каким, а рассеянным стильного посетителя назвать было нельзя. И следил он за происходящим на поляне более чем внимательно. Без снобистского пренебрежения «великого знатока»-теоретика; без недоумения человека, от боевых искусств далекого; без щенячьего восторга дилетанта, побывавшего на двух-трех тренировках и вдруг увидевшего, чем занимается старшая группа. Понимающе он смотрел. С одобрением.

Очень интересный молодой человек.

И стоит, не уходит. Долго уже стоит. Вот и тренировка к концу подошла.

– Санчин-дачи йой!

Успокаиваем дыхание. Вдох – через нос, прямо в живот, минуя грудь; выдох – через рот, с шумом, но опять-таки прямо из живота наружу, чтобы в груди воздух не задерживался. Руки, как поршни, сами собой движутся вперед-назад, вперед-назад. Еще бы не сами собой – за столько-то лет повторения, которое м-мать учения…

– Р-рэй!

Поклон.

Человек в костюме коротко кланяется вместе со всеми (черт возьми!), подбирает стоящий рядом «дипломат» и направляется к нам.

Олег с Ленчиком, который помогал ему в течение занятия, оборачиваются на звук шагов.

– Он почти час за нами наблюдает, – тихо сообщаю я им.

Олег кивает. Понял, дескать.

– Кстати, дай-ка я «Книжное обозрение» полистаю, – в полный голос говорю я.

– Возьми в сумке.

– Знаю.

Все, тренировка закончилась, учителя и учеников больше нет, а есть мы с Олегом, соавторы и друзья, а также наш общий приятель и просто хороший человек Ленчик.

Лезу в Олегову сумку, извлекаю газету, искоса поглядывая на гостя в костюме. Ну, сапожник-портной, кто ты будешь такой и чего тебе здесь надо? Ведь не станет ни один нормальный человек переться в лес, нацепив галстук, чтобы битый час наблюдать за тренировкой группы карате. Значит, что-то тебе, мил дружок, от нас надо. Что? Записаться хочешь? Сына записать? Сомнительно…

– Здравствуйте. Вы – Олег Семенович?

– Да, я. А с кем, простите, имею честь?..

С незнакомыми людьми, особенно без видимой причины называющими его по имени-отчеству, Олег всегда поначалу общается в подобном высокопарно-официальном штиле.

– Шемет Константин Георгиевич. Менеджер клуба боевых искусств «Тайра».

Босс каратюкской мафии.

Шучу.

Хотя в каждой шутке…

Прямоугольник визитки, кофейный с золотым обрезом, перекочевывает в Олегову ладонь, юлой вертится в пальцах.

– Димыч, там в бумажнике мои визитки. Дай, пожалуйста.

Нахожу. Даю.

– Ну что ж, приятно познакомиться. Наслышан о вашем клубе.

– А я – о вас и вашей школе. Ведь после того, как Шеф отошел от тренировок, школу, насколько мне известно, возглавили вы?

Константин Георгиевич – сама любезность. Очень осведомленная любезность, надо сказать. И последняя его фраза звучит скорее утверждением, чем вопросом.

– Да, я.

К чему скрывать очевидное?

– Я тут немного понаблюдал, уж извините, за вашими занятиями. Интересно. Нет, без шуток, мне действительно было очень интересно! Я уже давно хотел познакомиться с вами, да вот случая все не представлялось… Меня вообще всегда интересовали выпускники последней инструкторской группы Шефа. И вы – в первую очередь.

Гость поправляет галстук; срывает с ветки клейкий лист, разминает в пальцах.

Пьеса «Колодезный сруб», выход на авансцену, реплика: «…тебя не видел я с тех давних детских дней, когда мы у колодца мерили свой рост…»

Апофеоз любящих душ.

– Да? – чуть усмехается мой соавтор. – В чем же причина столь пристального внимания?

Мне это тоже весьма любопытно. Поэтому я не спешу отходить в сторону и переодеваться. Стою, делаю вид, что увлечен статьей о кризисе литературы. А сам слушаю, время от времени поглядывая на Босса, как мысленно окрестил нашего гостя. Хочет кого-то из наших в свои «бои без правил» завербовать? Это он зря. Не выйдет у него ничего. Пробовали, и не раз…