Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль
Шрифт:
Перекрахмаленная простыня хрустела и гнулась, как фанера, Мария быстро задремала, Марина тоже собиралась отправиться за ней, как вдруг Светина рука легла ей на гениталии. Марина со вздохом сняла прохладную длань, отвернулась и заснула…
А потом через несколько месяцев они встретились, неожиданно узнав друг друга в торопливой арбатской толпе…
У нее было белое еврейское тело с острым характерным запахом подмышек и гениталий. Она любила танцевать голой на столе под Шарля Азнавура, пить красное вино из горлышка, истерически хохотать, наряжаться и, изображая манекенщицу, стремительно
Света забирала в свои губы Маринин клитор и ритмично трогала его кончиком языка. Она была менее искусна, чем Мария, но более щедра, – уже через неделю у Марины появился дорогой югославский лифчик и духи «Камея».
Света смотрела с фотографии строго и вызывающе, совсем как тогда – после жестокой ссоры, грубых слов и гулкого хлопка дверью…
Ира… Иринка-муравейчик… Ирочка-Ирулька – нежная пиздулька…
Казенное фото 3 × 2 со срезанным уголком, приклеенное коричневой канцелярской бурдой, нещадно покоробившей лист. Мальчишеская челка, маленькие юркие глазки, тонкие губы, тонкие руки, тонкая талия, два девственных холмика на груди и один – потерявший девственность в общежитии циркового училища – внизу, меж худеньких бедрышек.
– Погладь, погладь меня вот так, – сбивчиво шептала она в темноте, показывая что-то невидной ладошкой…
Они встречались в узкой комнате ее подружек-студенток, наглухо завешивая окно одеялом. Больше всего Ирине нравилось касаться гениталиями, сильно разведя ноги…
На втором курсе ее отчислили за воровство, и Марина провожала с Белорусского дождливым летним вечером.
– Приезжай к нам, Мариш, поживешь, мама сала даст, грибов, – бормотала она, торопливо целуя Марину и вырывая из ее руки мокрый блестящий чемодан. – У нас места – до черта, отец ушел, приезжай. С ребятами путевыми познакомлю…
Свиноподобная проводница грозно лязгала откидным полом, Ирина чмокнула сухонькими губами в последний раз и застучала сандалиями по железным ступенькам:
– До скорого, Маришк!
Казалось, это крикнула ее синяя шерстяная кофта…
Сонечка Фазлеева… Прелесть с толстой косой до пояса, узкими глазками, крохотными губками, пухлыми бедрами и округлой попкой.
Она училась у Дробмана, поступив на год раньше.
– Бетховен груб, Марин, вот Скрябин – другое дело… – Это был потолок ее татарского эстетизма.
Играла она ужасно, Дробман давно махнул на нее рукой, с директором она дважды переспала, завучу подарила хрустальную вазу.
Марина сама раскачала ее на розовые дела, – спелую, ленивую, томящуюся от сексуальной неудовлетворенности: в восемнадцать лет Сонечку грубо дефлорировал ее ровесник, и с тех пор половые акты стали формальностью. Сонечка долго и глупо кокетничала, слушая традиционное Маринино «какая ты красивая, мужчины недостойны тебя», но отдалась смело и легко, – поздней осенью они поехали на пустынную дачу и, включив обогреватель, целый день ласкались на холодной перине…
Их роман не мог продлиться долго, – Марине наскучила Сонечкина ограниченность, Соне – розовые дела.
Клара… Марина улыбнулась и вздохнула, вглядываясь в красивое породистое лицо сорокалетней
женщины.Клара была очень похожа на Вию Артмане.
– Красота дается по милости Божьей, – часто повторяла Клара, гладя Марину.
Она открыла Марине Бога, она умела любить, умела быть верной, преданной, бескорыстной. Умела не замечать свой возраст.
– Я такая же девчушка, как и ты, ангел мой, – шептала она утром, закалывая свои роскошные льняные пряди.
У нее был прелестный клитор в форме среднего каштана. Он выглядывал из бритых припудренных гениталий изящным розовым язычком.
– Поцелуй меня в тот ротик, – томно шептала она и покорно раздвигала белые полные ноги.
Марина любила это белое, слегка переспелое тело с мягкими, необычайно нежными грудями. Клара умела как-то незаметно доводить Марину до оргазма: легкие, необязательные прикосновения суммировались и неожиданно распускались жарким соцветием истомы. Марина беспомощно кричала, Кларины губы успокаивающе шептали:
– Покричи, покричи, девочка моя… сладенькая девочка моя… покричи…
Таня Веселовская… Вспыхнула тонконогой огнекудрой кометой и после двухнедельного любовного безумия пропала в круговерти каких-то подозрительных армян. Отчаянно кусалась своими мелкими зубками и повизгивала, зажимая ладонями рот, чтобы не услышали соседи по коммуналке…
Мила Шевцова…
Зина Коптянская…
Тоня Круглова…
Все трое были на одно лицо – худые неврастеничные наркоманки, крутившиеся возле иностранцев.
Богатые клиенты были их богами, феномин – жизненно необходимым стимулятором, ресторан – сакраментальным местом, лесбос – тайной слабостью.
Они одели Марину в фирменные тряпки, научили профессионально набивать папиросы с планом, уговорили «попробовать негра». Негр промучил ее часа полтора, залезая своим толстым членом куда только можно, потом, загнанно дыша и посверкивая в темноте белками, выпил из горлышка бутылку «Хванчкары» и захрапел…
Вика. Бедная, несчастная Вика… Огромные голубые глаза, светло-каштановые волосы, добрый, всегда улыбающийся рот. Они познакомились в душевой бассейна «Москва», поняв друг друга с полуслова.
Месяц, их медовый месяц на рижском взморье, осенняя Москва с мокрыми листьями на асфальте, ответ незнакомого голоса на Маринин звонок:
– Понимаете… Вики больше нет. Ее сбила электричка…
Марина даже не простилась с ней.
Новенькая ограда на Смоленском с еще липнущей к рукам серебрянкой, гранитный блок, неприжившиеся анютины глазки…
Милая Вика… Целовалась до помутнения в глазах, наряжала Марину в свои платья, читала «Камасутру», ласково просила, по-детски пришипетывая:
– Мариночка, а теперь всунь мне пестик…
Марина вынимала из-под подушки обтянутую презервативом стеариновую свечу, нежно вводила в раскрывшееся влагалище…
Электричка, говорят, рассекла ее надвое…
Сонечка Гликман…
Туська Сухнина…
Стандартные паспортные фото.
Обе учились в Строгановке, подрабатывая там же натурщицами.
– Девочки, надо новые ощущения искать, а то жизнь пройдет и не оглянешься, – говорила голая Туська, разливая дешевый портвейн в три фужера…