Норма

— Правильно, но почему Елецких не пойдет сразу в партком и громко не расскажет обо всем?

— Да потому что рыцарь-одиночка он! Молодой специалист, без малого год на заводе! У него за плечами десятилетка и СТАНКИН! Тем более он ведь еще не член партии. Во второй части он вступает, но сейчас он совсем по-другому подходит к производственным проблемам. Я же сам таким был, когда на Кировском начинал…

— Но он и в бюро комсомола не сказал ничего. Сразу кинулся на Еремина. Я не говорю, что он не имеет право ударить очковтирателя, безусловно имеет, но ковбои нам ведь не нужны.

— Виктор Юрьич, но не все сразу, пойдет он в партком и в…

Дверь скрипнула, вошла Графт, улыбаясь, положила толстую папку на стол Бондаренко:

— Извините. Вот, это Баруздин. Еле доволокла. За недельку одолеешь?

— Побачимо, — Бондаренко ответно улыбнулся, кивнул на ее шаль. — Что, мерзнешь?

— А у нас весь конец мерзнет.

— Так вроде не холодно еще

— Тем не менее.

Гафт поправила шаль и вышла.

Куликов барабанил по столу.

Бондарснко вздохнул:

— Знаете, что, Алексей Михалыч, давайте так договоримся. Вы все менять не будете, но поработаете над сценой с Ереминым и над разговором в раздевалке… Беркутову причешите, пожалуйста, что это, ей-богу публичный дом и общежитии… это не надо… Договорились ?

— Попробую.

— Дня за четыре успеете?

— За недельку.

— Ладно. Вот. А тогда уж мы по второму заходу к шефу…

Бондаренко выдвинул ящик стола, достал завернутую в бумагу норму и стал есть, держа перед собой. Отвислые щеки его ритмично задвигались. Куликов убрал рукопись в портфель, встал:

— Тогда я в четверг звоню вам.

— Да можете сразу приезжать утречком. Я буду.

— Ладно. — Куликов подошел к двери, обернулся. — Вы вот норму едите, а я вспомнил, как мы с Чеготаевым пришли в «Новый мир». К Твардовскому Он при нас норму вытащил, тогда они ведь поменьше стали, так вот, норму значит, вытащил и бутылку с коньяком. Нам по стопке налил, а сам раз куснет — стопку опрокинет, другой и снова стопку. Так полбутылки выпил.

Бондаренко улыбнулся, закивал:

— Да я знаю. У нас ребята тоже видели не раз. Он ведь ее всегда на pa6oте ел.

— Домой не возил?

— Никогда. Да что Твардовский, Гамзатов вон вообще ее на шампур вперемешку с шашлыком. Жарит и ест, Хванчкарой запивает.

— Восточный человек, — Куликов засмеялся, взялся за ручку. — Ну так до четверга?

— До четверга. Всего доброго.

— До свидания, Виктор Юрьевич.

— Только не оправдывайся, ради бога, — Лещинский поднял две ладони и поморщился.

— Да я не оправдываюсь, Леонид Яковлевич, — устало улыбнулся Калманович, — просто, действительно, я ведь первый раз с ним…

— Ради бога, Саша. Ты же знаешь, я этого не выношу.

— Ну, не буду, не буду.

— Что за женская черта такая? Если бы, да кабы. Давай посмотрим лучше… а который час-то…

— Понятия не имею. Лещинский заглянул под манжет:

— Восемь, без пяти. Давай, расставляй.

Калманович подошел к своей кровати, вынул из-под подушки небольшую коробку с шахматами.

Лещинский снял пиджак, бросил на свою кровать и потянулся, потирая лоб:

— Уаааххаааа…

Калманович вытряхнул шахматы на стол, стал расставлять.

В дверь постучали.

— Милости просим, — негромко отозвался Лещинский.

Вошел Зак с двумя бутылками «Байкала»:

— Ну, как у вас-то? Как отложили? Я даже не посмотрел.

— Без пешки герой.

— Серьезно?

— Очень… Саш, где стаканы?

— У меня в тумбочке.

Лещинский достал два стакана

— Только два.

— Да пейте, я после, — Зак отодвинул стул, сел рядом с Калмановичем.

Тот уже расставил позицию и, почесывая переносицу, смотрел на доску.

Лещинский открыл бутылку, налил два стакана, протянул один Калмановичу:

— Пей.

Зак одел очки.

Лешинский отпил из своего стакана.

Минуту молчали, глядя на доску. Лещинский махнул рукой:

— Труба.

Зак покачал головой:

— Знаешь, где-то ничья, по-моему… у черных король отстал.

— Да труба, чего тут.

— Труба, если на е7 взять, после шаха.

— А что ты не брать предлагаешь?

— Но другого-то нет. Ничего нет. Так сразу он слонов разменяет и пошла пехтура….

— А так что? Коня отдал, а он конем g6, потом через е5 на с6.

— Ну и что? А Саша на е6 уйдет.

— Правильно, — Калманович быстро передвинул фигуры, убрал белого коня с доски. — Вот. А потом через d5 встану на е4 и все!

Лещинский поставил свой стакан на стол:

— Слушайте, ну что вы дурака валяете! Зачем ему прыгать на с6, это же глупо! Коня изолировать и время терять. Он на е7 его оставит! А сам пешкой вперед!

Он сильно стукнул пешкой по доске:

— Хотя, постой… но тогда ты полное право имеешь слоном ба-бах, — он двинул слона.

— Конечно, — Зак двинул короля. — Ушел, ты королем на е6, он снова, ты снова, он снова. Так ничья, конечно. Но он может рискнуть вот как, друзья мои, — Зак двинул черного короля на b7, — а коня не тронет.

— А я тогда все равно на е6… на е5, и пошел к пешке.

— Да, пешка берется.

— Берется. Тогда ничья.

— Ничья. Смотри-ка. А я труба говорил, — Лещинский отпил из стакана

— Погоди радоваться. Мамонт придумает что-нибудь.

— Вообще тут путаная игра, — Калманович снова восстановил первоначальную позицию.

— А кто напутал? Я что ли? — усмехнулся Лещинский. — Сто раз тебе говорил — не играй разменный вариант с ним, он эндшпиль играет лучше, он этим и дорогу себе в первую лигу пробил!

— Но надо же отшлифовывать, Леонид Яковлевич…

— Вон он тебя и отшлифовал! Белыми на ничью еле тянешь.

— Леня, ну хватит, чего ты навалился на него, — Зак открыл вторую бутылку, налил ему в стакан и отпил сам из горлышка, — Агзамов опытный мастер. Я с ним на первенствах четырежды играл и только раз выиграл. Остальные все вничью. Ему б пораскованней играть, давно б гроссом стал.