Нортенгерское аббатство (пер. А.Грызуновой)

По завершеньи богослужения дамы Торп и Аллены пылко воссоединились; побыв в бювете, дабы удостовериться, что толпа невыносима, а взору не явлено ни единого благородного лица, – в чем удостоверяется каждый всякое воскресенье сезона, – они заспешили прочь к Полумесяцу [12] , дабы вдохнуть свежего воздуха более подобающего общества. Здесь Кэтрин и Изабелла, сплетя руки, вновь отведали сладости дружбы в теплой беседе; говорили они много и с превеликим удовольствием, однако надежды Кэтрин вновь повстречаться с партнером снова не сбылись. Его нигде не было видно; всякие поиски в утренних салонах или на вечерних балах равно оборачивались неудачей; ни в «Верхних», ни в «Нижних залах», ни на парадных или же непарадных балах не показывался он; и отсутствовал средь гуляющих, наездников или возниц кюррикелей поутру. Имя его не значилось в учетной книге бювета, и на сем любопытство сложило оружие. Вероятно, он покинул Бат. Но ведь он не говорил, что пребыванье его здесь будет столь кратким! Подобная таинственность, что неизменно так идет герою, освежила обаяние внешности его и манер в воображеньи Кэтрин и разожгла ее стремленье разузнать о нем побольше. Дамы Торп ничего не в силах были сообщить, ибо до встречи с г-жою Аллен пробыли в Бате всего два дня. Впрочем, сей предмет Кэтрин нередко дозволяла себе обсуждать с прелестной своей подругою; та всевозможными способами потворствовала этой склонности, и посему образ г-на Тилни в фантазиях Кэтрин не померк. Изабелла абсолютно не сомневалась, что он очаровательный молодой человек, и равно – что он в восторге от драгоценнейшей ее Кэтрин и вскоре возвратится. Он был священником и поэтому нравился Изабелле еще больше – «ибо она должна признаться, что весьма неравнодушна к сему занятью»; при этих словах некое подобье вздоха сорвалось с ее уст. Быть может, Кэтрин напрасно не вопросила, какова причина столь нежных чувств, – но она была недостаточно опытна в тонкостях любви или долге дружбы и не знала, когда приличествует мягко пошутить, а когда потребно вынудить к откровенности.

12

(Королевский) Полумесяц – круглый архитектурный ансамбль в Бате, построенный в 1767–1774 гг. по проекту Джона Вуда-мл.

Г-жа Аллен была вполне счастлива – вполне довольна Батом. Она отыскала знакомцев, ей повезло обнаружить, что оные – семейство бесценной старой подруги, и в довершенье ко всему выяснилось, что знакомцы сии наряжены гораздо скромнее, чем она сама. Ныне каждодневные ее излиянья не гласили более: «Хорошо бы у нас завелись знакомства в Бате!» Они сменились на: «Как я рада, что мы повстречались с госпожою Торп!»; г-жа Аллен поддерживала общение семей с пылом, что в совершенстве отвечал желаньям ее подопечной и Изабеллы, и не бывала довольна прошедшим днем, если он не проводился главным образом подле г-жи Торп; дамы заняты были тем, что почиталось ими беседою, но почти избавлено было от обмена мненьями и нередко лишено даже подобия предмета, ибо г-жа Торп болтала все больше о детях, а г-жа Аллен – о платьях.

Развитье дружбы меж Кэтрин и Изабеллой протекало быстро, ибо началась сия дружба жарко, и они до того стремительно миновали все ступени растущей нежности, что вскоре уж не осталось свежих доказательств оной, кои возможно было предъявить друзьям или же себе. Они звали друг друга по имени, неизменно гуляли под руку, подкалывали друг другу шлейфы пред балами и не соглашались расставаться в протяженьи танцев; когда же дождливое утро лишало их прочих увеселений, юные девы по-прежнему полнились решимостью встретиться, невзирая на морось и слякоть, и запирались, дабы вместе читать романы. Вот именно, романы; ибо я не склонюсь к невеликодушному и неразумному обычаю, столь распространенному средь романистов, пренебрежительным осужденьем унижать те самые книги, что прирастают отчасти сих романистов стараньями, – не стану поддерживать их злейших недругов, награждая подобные книги нелестнейшими эпитетами и едва ли дозволяя читать оные книги собственной героине, каковая, случись ей открыть роман, листает его пресные страницы с непременным отвращеньем. Увы! Если героиню одного романа не станет опекать героиня другого, от кого ждать ей защиты и расположенья? Я сего одобрить не могу. Пусть критики на досуге поливают грязью подобные излиянья фантазии и обо всяком новом романе мелют банальную чепуху, коей полнится ныне наша пресса. Не оставимте друг друга; все мы оскорблены. Произведенья наши даруют наслажденье длительнее и непритворнее, чем работы любых литературных гильдий в мире, и однако же никакие более образчики сочинительства не подвергаются столь обширной хуле. Ввиду гордости, невежества или дани моде враги наши числом своим почти сравнялись с читателями. И в то время как таланты девятисотого редактора, сократившего «Историю Англии» [13] , или человека, что собирает и публикует в одном томе несколько десятков строк Милтона, Поупа и Прайора [14] вместе с сочиненьями из «Спектейтора» [15] и главою из Стерна [16] , превозносятся тысячью перьев, все кому не лень жаждут принизить дарованья и умалить труд романиста, пренебречь книгою, в пользу коей говорят лишь талант, остроумье и вкус. «Я романов не читаю… Я редко заглядываю в романы… Не подумайте, будто я часто читаю романы… Ну, для романа сойдет». Вот оно, обычное ханжество. «А что это вы читаете, госпожа?..» – «Ой, да всего лишь роман!» – ответствует молодая дама, с притворным равнодушьем или мгновенным смущеньем откладывая том. «Всего лишь «Цецилию», или «Камиллу», или «Белинду» [17] »; говоря кратко, всего лишь книгу, в коей явлены величайшие таланты души, наитщательнейше отточенным языком представлены миру глубочайшее знанье человеческой природы, великолепнейшие очерки ее во всем разнообразьи, живейшие излиянья остроумия и юмора. И однако, будь та же молодая дама занята чтеньем не подобного произведения, но «Спектейтора», с какой гордостью предъявила бы она книгу и сообщила бы ее названье; впрочем, пожалуй, маловероятно, чтобы она увлеклась любым томом объемистого сего изданья, коего суть и стиль не оскорбили бы молодую персону, располагающую вкусом: в содержании сих страниц с неумеренной частотою обнаруживаются невероятные обстоятельства, неестественные характеры и предметы бесед, никого из живых более не волнующие; кроме того, слог их нередко столь груб, что не делает чести эпохе, способной подобный язык терпеть.

13

«История Англии» («The History of England from the Earliest Times to the Death of George II») – многотомная работа ирландского писателя, поэта и физика Оливера Голдсмита (1730–1774), впервые изданная в 1771 г., а затем пережившая множество сокращенных переизданий.

14

Джон Милтон (1608–1674) – английский поэт, публицист и деятель Английской республики, более всего известный своей поэмой «Потерянный рай» (1667). Мэтью Прайор (1664–1721) – английский поэт и дипломат.

15

«Спектейтор» («The Spectator») – британский журнал, созданный Джозефом Эддисоном (1672–1719) и Ричардом Стилом (1672–1729), в 1711–1712 гг. выходивший как ежедневное издание, затем возрожденный в 1714 г. и выходивший трижды в неделю, а затем вновь восстановленный как еженедельник и в таком режиме выходящий с 1828 г. по сей день. В изначальной версии журнала главными персонажами фигурировали г-н Спектейтор (Очевидец) и члены Клуба Очевидцев, которые так или иначе участвовали в типических событиях современности и их комментировали; в конце XVIII – начале XIX в. все номера первого «Спектейтора» выходили многотомным изданием, которое было весьма популярно и считалось образцом стиля и правильного подхода к жизни.

16

Лоренс Стерн (1713–1768) – англо-ирландский романист и англиканский священник, автор романов «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» («The Life and Opinions of Tristram Shandy, Gentleman», 1759–1769), «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» («А Sentimental Journey Through France and Italy», 1768), а также проповедей и мемуаров.

17

«Цецилия, или Воспоминания наследницы» («Cecilia: Or, Memoirs of an Heiress», 1782) и «Камилла, или Воплощенная юность» («Camilla: Or, A Picture of Youth», 1796) – романы английской писательницы Фрэнсис (Фэнни) Бёрни (в замужестве д’Арблэ, 1752–1840), после смерти более всего прославившейся своими дневниками. «Белинда» («Belinda», 1801) – роман англо-ирландской писательницы Марии Эджуорт (1767–1849)

Глава VI

Нижеизложенная беседа, имевшая место меж подругами однажды утром в бювете, после восьми или девяти дней знакомства, приводится как образчик горячей их взаимной симпатии, а равно тонкости, благоразумья, оригинальности мышленья и литературного вкуса, каковые отмечали оной симпатии резонность.

Они договорились о встрече; и поскольку Изабелла явилась почти пятью минутами ранее подруги, первая же реплика, естественно, гласила:

– Драгоценнейшее созданье, что тебя так задержало? Я жду тебя по меньшей мере вечность!

– Правда? Мне ужасно жаль; а я-то думала, что приду вовремя. Всего лишь час дня. Надеюсь, ты недолго здесь пробыла?

– Ах! Десять столетий, не меньше. Честное слово, уж полчаса. Но теперь пойдем, присядем вон там в углу и станем блаженствовать. Я хотела поведать тебе сотню разных разностей. Во-первых, я так боялась, что утром пойдет дождь, – я как раз собиралась выходить; прямо ливень надвигался, и это бы меня убило! И знаешь, в витрине на Милсом-стрит я вот только что видела наикрасивейшую в мире шляпку – очень похожа на твою, только ленты маковые, а не зеленые; жизнь бы за нее отдала. Но, драгоценная моя Кэтрин, чем ты нынче занималась? Читала ли дальше «Удольфские тайны» [18] ?

18

«Удольфские тайны» («The Mysteries of Udolpho», 1794) – готический роман английской писательницы Энн Рэдклифф (1764–1823).

– Да, стала читать, едва проснулась; я уже добралась до черной вуали.

– Ой, правда? Как прелестно! Ах! Ни за что на свете не скажу тебе, что под черной вуалью! Тебе же страсть как хочется знать, а?

– О, ну еще бы, очень – что бы это могло быть? Только не говори – ни за что на свете слушать не хочу. Наверняка скелет; я уверена, – там скелет Лаурентины [19] . О, я в восторге от этой книги. Уверяю тебя, если б не встреча с тобою, я бы ни за что с нею не рассталась.

19

Имеется в виду леди Лаурентини, которая таинственно пропала в Удольфском замке; впоследствии главная героиня выясняет, что леди Лаурентини не мертва, как предполагалось, но много лет прожила в монастыре под именем Агнес.

– Драгоценное созданье! Как я тебе признательна; а когда дочитаешь «Удольфские тайны», мы вместе прочтем «Итальянца» [20] ; и я составила для тебя список – еще десяток романов, а то и дюжина.

– Честно? Ой, как я рада! Какие же?

– Одну минуту, я зачту; вот они у меня в памятной книжке. «Замок Вулфенбах», «Клермонт», «Таинственные предостережения», «Некромант из Черного Леса», «Полуночный колокол», «Рейнский сирота» и «Жуткие тайны» [21] . На сем мы некоторое время продержимся.

20

«Итальянец, или Тайна одной исповеди» («The Italian, or the Confessional of the Black Penitents», 1797) – готический роман Энн Рэдклифф.

21

«Замок Вулфенбах» («Castle of Wolfenbach», 1793) – готический роман Элайзы Парсонз (1740 или 1748–1811), написавшей более 60 томов, дабы содержать себя и своих детей после смерти мужа. «Клермонт: повесть» («Clermont: a Tale», 1798) – произведение ирландской писательницы Реджайны Марии Рош (1764–1845), ее единственный подлинно готический роман. «Таинственные предостережения: германская повесть» («The Mysterious Warning, a German Tale», 1796) – готический роман Элайзы Парсонз. «Некромант, или Повесть Черного Леса, основанная на фактах; переведено с немецкого Лоренса [Людвига] Фламменберга Петером Тойтхолдом» («The Necromancer; or, The Tale of the Black Forest, Founded on Facts: Translated from the German of Lawrence Flammenberg by Peter Teuthold», 1794) – роман Карла Фридриха Калерта, написанный под псевдонимом; британский писатель и исследователь Майкл Сэдлер (1888–1957) полагает, что этот роман, если и происходит из Германии в действительности, является «адаптированной антологией легенд Черного Леса», а не полным переводом одного произведения. «Полуночный колокол. Германская история, основанная на событиях из реальной жизни» («The Midnight Bell. A German Story, Founded On Incidents in Real Life», 1798) – готический роман английского писателя и драматурга Фрэнсиса Лэтома (1774–1832). «Рейнский сирота. Роман» («The Orphan of the Rhine. A Romance», 1798) – роман английской писательницы Элинор Слит. «Жуткие тайны. Повесть с немецкого маркиза Гросса» («The Horrid Mysteries. A Story From the German Of The Marquis Of Grosse», 1796) – роман немецкого писателя Карла Гросса «Der Genius», переведенный на английский лютеранским священником Петером Биллем.

– Да, и весьма неплохо; но все ли они жуткие – ты уверена, что они жуткие?

– О да, вполне; ибо моя близкая подруга, некая юная госпожа Эндрюс – прелестная девушка, одно из прелестнейших созданий на земле – их все прочла. Хорошо бы тебе познакомиться с юной госпожою Эндрюс – ты бы ее полюбила. Она вяжет себе прелестнейшую в мире накидку. Мне представляется, она прекрасна, как ангел, и я ужасно злюсь, когда мужчины ею не восхищаются! Потрясающе их за это браню.

– Бранишь! Ты бранишь их за то, что они не восхищаются ею?

– Ну да. Я бы все на свете сделала для тех, кто мне поистине друг. Любить человека наполовину – это не по мне; натура не дозволяет. Мои привязанности всегда непомерны. Зимою я как-то сказала капитану Ханту на балу, что раз он меня дразнит, я не буду с ним танцовать, – или же пускай признает, что юная госпожа Эндрюс красотою подобна ангелу. Мужчины, видишь ли, думают, будто мы не способны на истинную дружбу, – так я им докажу, что они ошибаются. Услышь я, как некто пренебрежительно отзывается о тебе, я бы тут же взбеленилась; но сие очень маловероятно, ибо ты из тех девушек, что средь мужчин пользуются великим успехом.

– Ох батюшки! – краснея, вскричала Кэтрин. – Отчего ты так говоришь?

– Я хорошо тебя знаю; ты такая живая – как раз сего и недостает юной госпоже Эндрюс, ибо, должна признать, имеется в ней этакая потрясающая пресность. Ах! Надо тебе рассказать: вчера, едва мы расстались, я видела, сколь пылко взирал на тебя некий молодой человек, – я уверена, он в тебя влюблен. – Кэтрин покраснела и вновь возмутилась. Изабелла отвечала со смехом: – Истинная правда, клянусь тебе, но я разумею, как обстоит дело: ты равнодушна к восхищенью любого, кроме того единственного джентльмена, коему надлежит остаться безымянным. Нет-нет, я не могу тебя упрекнуть, – заговорила она серьезнее, – чувства твои совершенно понятны. Когда сердце воистину полонено, я знаю, сколь мало удовольствия даруют знаки вниманья всех прочих. Все, что не касается возлюбленного предмета, – такое унылое, такое неинтересное! Я абсолютно постигаю твои чувства.

– Но тебе не следует понуждать меня столько думать о господине Тилни – может, я его больше и вовсе не увижу.

– Не увидишь! Драгоценнейшее созданье, не говори такого. Я уверена, мысли об этом разбивают тебе сердце.

– Да нет, вовсе нет. Я не притворяюсь, будто он не доставил мне великой радости; но пока не дочитаны «Удольфские тайны», пожалуй, никто не сможет разбить мне сердце. Ах! Устрашающая черная вуаль! Милая моя Изабелла, я уверена, за ним наверняка таится скелет Лаурентины.