Нос. Том 2

– Знаешь… Есть такие люди, которые, имея разум, страшнее всех безумцев делов наделали…Съезди в Соль-Илецк, посети ЮК двадцать пять дробь шесть, посмотри, какие люди там сидят… Тебе кошмары потом будут сниться. Людоеды, блять, маньяки всякие… Даже МНЕ не по себе! А ты дурачками какими-то меня пугать пытаешься.

– Бля, во долбоёбы! Они ща спорят у кого страшнее, то есть круче, была хуйня, где они чалились, – засмеялась Наташа.

– Да и вообще… – оставив шашлыки, дядя Витя подошёл поближе ко мне. – Вот ты говоришь: «Ужас, шизики больные нихуя не понимают, хуйню страшную творят!». А на деле… Любая хуйня, которую они творят, в тюрьме страшнее в тыщу раз. Какая там история была? Кто кого выебал?

– Ну, дети там одного выебали…

– Дети… Дети это, конечно, плохо, что дети… Но просто представь вот что, – выдерживая паузы, в тишине которых потрескивали угли, он смотрел мне прямо в глаза. – Ты. Нет, ладно, не ты, не дай Бог, конечно! Но просто представь… Провинился человек на зоне. Жёстко провинился. И теперь его опускают. В тусклом свете и обшарпанных стенах, за занавеской из грязных простыней, его окружают несколько разрисованных, чёрных и синюшных, голых по пояс страшных крепких мужиков и держат его. К нему подходит один – обладатель особого аппарата. Он спускает штаны, и являет провинившемуся свой болт, от вида которого он в шоке… В члене том каких шарошек только нет… Штук шесть шаров загнаны по кругу у головки и дорожкой вдоль члена. А за ними шпалы длинные тонкие, тоже вдоль, и кожа с ними на доску для стирки белья похожа. Под головкой, в уздечке, дырочка, в которую продеты усы из лески. А сама головка… Это розочка, тюльпан… Разрезана на четыре части, раскрывается взору… Представляешь это? Представляешь человека, как ему страшно, что его ЭТИМ будут опускать? Но не это страшно. А страшно от того, что это за человек такой, что такое со хуём своим сделать может, чтобы людей опускать… Ведь чтоб до баб-то добраться, это ещё досидеть надо… Я сам это видел. И никакие дурачки полоумные, дёргающиеся ебя друг друга, кто понимая что-то, кто вообще нихуя не понимая и ни себя не осознавая, ни мира вокруг, не страшнее того, что я повидал… А того, что я повидал, и похлеще в мире страх есть.

Я не нашёл, что ответить на эти слова. Да и не считал, что отвечать чем-то нужно. Дядя Витя ушёл обратно заниматься шашлыками, а я отвёл взгляд на небо, на котором яркий полумесяц то выходил из-за туч, то заходил за них.

– Да это долбоебизм какой-то спорить о таком! – начала говорить Наташа быстро и слегка взволнованно. – Что страшнее, блять: взрослые мужики, которые настолько тупые, что себе хуй уродуют, и делающие дебильные вещи по своей воле и тупости, или, блять, больные на голову дети, творящие жуткую хуйню и ничего не могущие с этим поделать? Психушка страшнее! В тюрьме тебя хоть за что-то порежут, а в психушке тебе ухо отгрызут за то, что ты тапочками шлёпаешь.

– Смотря какая тюрьма, смотря какая психушка, – зачем-то влезла Света.

– Да любая психушка-а! – обижено протянула она. – Ты вообще головой подумай, кого ты больше боишься, какое слово тебе больше страха внушает: «зэк» или «псих»? «Зэк» говоришь и видишь урку какую-то поганую полуживую, а «псих» говоришь и видишь маньяка-убийцу, от которого хуй знает что ожидать.

Я молчал, потому что участвовать в этом ебанутом бреде не имел желания. Меряться, у кого страшнее хуйня, где он тратил время? Ага, охуенная затея.

– Да закрой ты рот нахуй уже блядь! – рявкнул на неё дядя Витя.

Наташа отвернулась от него в другую сторону, достала из дублёнки пачку сигарет и закурила, демонстративно выдувая дым в его сторону.

– А вообще, пиздуйте-ка все в дом. А то я смотрю на вас и самому холодно, хотя вон какой тулуп у меня! Мальчики все щупленькие какие-то, девочки вообще в платьях и колготках. Ща шмоньки себе все отморозите ещё… – спокойно обратился он к нам.

Посмотрев на дрожащего Марка, на пританцовывающую Сашу, я решил согласиться с этим предложением и молча отправился в сторону дома. Остальные последовали за мной. Саша прихватила бутылку с пивом.

– Не, пиво мне оставьте. Там хуйня осталась, я допью, – сказал ей дядя Витя, а после крикнул нам вслед: – Наташ, нарежь ещё там колбаски, овощей!..

Наташа показала ему средний палец.

***

Потихоньку мы зашли в дом, разделись и снова уселись за стол в зале. На диване всё так же читал книгу Фара. По телевизору всё так же крутили какие-то клипы российской эстрады. На столе стояли чашки с недопитым выдыхающимся пивом и тарелки с начинающей обветриваться едой. Мы сидели молча. Возможно, никто не знал, о чём говорить. Возможно, никто не хотел говорить. Я ощущал, что настрой, витающий в воздухе, всё ещё не был располагающим к непринуждённому общению.

– Что-то я замёрз, – сказал я. – Чаю бы выпить…

– Ага, я бы тоже попила, – сказала Наташа.

– А сладкое есть к чаю что-нибудь? – спросил Марк.

Наташа задумалась на секунду-другую, потом сказала:

– Мы ничего не покупали, так что не знаю, – и посмотрела на Мишу.

– Я тоже ничего не покупал к чаю, – сказал он.

– Тогда я не буду, – расстроено сказал Марк.

– А водка где? – Саша полушёпотом спросила Наташу.

– Витя сказал, что водку с мясом будем пить. Пей пиво пока, – ответила она.

Я переглянулся с Марком, в его взгляде тоже виднелось непонимание Сашиной тяги к водке.

– Короче, я пошёл пить чай, – сказал я и встал из-за стола.

– Я с тобой, – Наташа тоже встала.

И мы вдвоём отправились на кухню. Идя рядом с ней, я ощущал себя не очень комфортно. Мне не нравилось оставаться наедине с малознакомыми людьми, потому что в таких ситуациях наступает неприятное молчание, а пытаться разбавлять его и выдавливать какие-то слова из себя я ненавижу.

Дойдя до кухни, я не увидел там Ванька, которого ожидал увидеть. Как раз о нём и можно было бы спросить.

– А ты знаешь Ванька, который тут сидел? – спросил я Наташу.

– Ага, – сказала она, копаясь в холодильнике.

– И что за мужик?

– В смысле? – выглянула она из холодильника.

– Ну в смысле… Ну он странный какой-то. Один тут сидел. Я его пригласил в зал, он отказался. Кто вообще такой это?

– Ну… Как бы это описать… Ну типа шестёрка это Витина. Делает, что скажет.

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем делает? Типа по своей воле?

– Ну раз делает – значит считает нужным. Так не думаешь?

– Да что-то странная какая-то тема.

– Для кого странная, для кого нормальная.

– И чё, ему нельзя, типа, с нами там сидеть?

– Я ебу? – раздразилась она. – Раз не сидит – значит так надо. Лучше чайник поставь, чем хуйню спрашивать!

Я нашёл чайник, поставил его на плиту. Он был почти полный. Открыв конфорку и чиркнув спичкой, я зажёг синий огонь под ним и уселся за стол в ожидании его вскипания.

Наташа, тем временем, доставала из холодильника огурцы, помидоры, колбасу и сыр. Я вспомнил, что на столе их ещё достаточно, и не понимал, зачем их ещё надо было резать. Ну, раз надо – значит надо.

– Чё сидишь-то? Помой огурцы, что ли, хотя бы! Поможешь мне, – скомандовала она.

Чем заняться я всё равно не знал, поэтому решил помочь ей. Я взял огурцы и помидоры, отнёс их к раковине, что стояла в углу, достал из пакетов и начал мыть. Вода текла холодная, пока где-то что-то не затрещало, и после этого она начала нагреваться.

– Я ща приду, – сказала Наташа и ушла в зал.

Я тщательно мыл овощи и складывал их на полотенце, лежащее рядом на столе. За монотонностью движений и отсутствием мыслей, что бывает со мной, когда я нахожусь в компаниях, я забылся на мгновение-другое.