Нос

Когда я вернулся в реальный мир из своих размышлений, то заметил, что сбился со счёта шагов. «Да и в похуй», – пронеслось у меня в голове. Я зашагал более уверено и быстро, потому что уже не нужно было подстраивать каждый шаг под скорость представления цифр в уме. Звук шагов громко раздавался в тишине спящего города, когда я шёл по голому асфальту, и мягко убаюкивал, когда я шёл по снегу. Множество маленьких шагов на пути к большой цели.

Ноги несли меня сами. Я почти не обращал внимания на выполнение шагов. Как будто ноги стали сами по себе, отдельным организмом, который нёс меня. Жаль, что, несмотря на их отдельность, я всё так же ощущал их усталость. Но зато я мог перенести своё внимание на впитывание Ночного Духа. Ночной Дух – это независимая трансцендентно-мистическая нью-эйдж концепция, развитая и набирающая популярность в кругах деклассированных элементов, дрифтеров, – бродяг, – ведущих преимущественно ночной образ жизни, как естественный механизм защиты на фоне проблемы Y2K, которая, как полагают ведущие учёные и экономисты страны, через каких-то пару лет коснётся всех и каждого в наиболее вероятном апокалиптическом сценарии. «Да-а, просмотры телевизора в больнице по вечерам не прошли даром», – посмялся я у себя в мыслях. Мне похуй на проблему «удвакэ», я не знаю, что такое «трансцендентно», да и до каких-то учёных и экономистов мне тоже дела нет. Но не буду отрицать, что веду преимущественной ночной образ жизни, потому что так оно и есть. Как и не буду отрицать, тем не менее, Ночной Дух. Потому что Ночной Дух – это то, что делает ночной воздух непохожим на дневной. Это то, что делает ночные виды более завораживающими, чем дневные. Это то, что успокаивает беспокойный разум. И то, что пробуждает спящего. Это то, что духовно возвышает меня над низменными проявлениями людей и жизни, с которыми я встретился недавно и часто встречаюсь вообще. И то заставляет меня забыть или хотя бы отвлечься от них, отстраниться и вспомнить, что я не всегда плавал в этом болоте, а пока плаваю, то ощущение принадлежащим ему скорее чаще обременяет меня, а не радует. И именно его, – Ночной Дух, – я сейчас и буду наблюдать… Несмотря на то, что только что выдумал его.

Улица предстала предо мной, как обнажённая женщина, гордо и безмолвно демонстрируя свои нагие красоты. Дома более не наблюдали за нами: всех их глаза теперь были закрыты и не горели светом квартир. Они спали. Я вдохнул аромат улицы. Мокрый, холодный, пробирающий до нутра, вызывающий мурашки на спине. Вдохновляющий. Завораживающий. Без выхлопа машин и обоссанных стен подворотен. Чистый и уютный зимний воздух благородной улицы, по чьим изящным линиям я прошёлся взглядом. А она ответила мне блеском снега, который лежал на ней, нежась под оранжевым светом уличных фонарей. Внезапно один из фонарей, что стоял недалеко от меня, погас. Это встретилось мне не в первой, и я подумал: «Что, неужели мне так везёт, что я так часто попадаю на момент перегорания лампочки? Или они перегорают от моего присутствия?».

Холодный ветер обдул моё лицо и со свистом улетел прочь, оставив после себя зябкость в носу. Внезапно я осознал, что ничего не чувствую. Эмоции, чувства. Совсем ничего. Они все как будто исчезли разом. Вот они были – и вот их нет. Я посмотрел на эту же улицу и не испытал абсолютно никаких чувств. Я знал, что я должен чувствовать. То же, что и раньше. Поэтому я начал думать о тех чувствах, которые испытывал раньше. Я думал о них, и это было интуитивно, и мысли о них должны были заменить их самих. Но это не естественно. Это костыль для сломанной ноги эмоций. Эмоциональная инвалидность. Если задуматься, то она, в общем-то, равна физической инвалидности. Однажды потеряв руки, человеку придётся пытаться обойтись без них или симулировать её наличие протезами и пытаться работать искусственными. Однажды потеряв какое-то чувство, человеку придётся обойтись без него или симулировать его наличие осознанно и пытаться работать мыслями, как я делаю это сейчас…

Я оборвал себя на этих размышлениях. Иногда мне кажется, что у меня на затылке какой-то рычаг, который переключает настроение. И кто-то постоянно за него дёргает. Я не могу понять, чем этот кто-то руководствуется. В каких условиях он дёргает его. Но я его ненавижу. За эту беспочвенную грусть, за внезапную безосновательную тоску. В то время, в которое я его не люблю. За крайне редкую беспочвенную манию. Спасибо врачам в больнице за объяснение этого слова. И за то, что отнеслись с пониманием к моей ситуации и вникли в суть моей проблемы, а не поставили просто БАР, который так популярен в некоторых узких широких кругах обывателей, которые так романтизируют его, любя превращая скучный набор энциклопедийных слов «биполярное аффективное расстройство» в такой таинственный и так круто звучащий «маникально-депрессивный психоз». И теперь, когда какая-нибудь пизда скажет мне: «Ох уж эти перепады настроения, я тебя так понимаю, у моего парня маниакально-депрессивный психоз, и мы подозреваем, что и у меня тоже!», то я отвечу, что ебал её парня в рот. Да и её саму тоже. Потому что я понятия не имею, откуда у вполне нормальных и здоровых людей тенденция считать себя «психами», да и мне, в общем-то, похуй, потому что, скорее всего, это что-то из разряда попыток разнообразить скучную и обыденную жизнь, или желания показать себя личностью и индивидуальность за неимением настоящих качеств и талантов, или просто побег от угнетающей реальности, но меня всё это изрядно раздражает, потому что из-за этого остальные обыватели перестают верить в существование психического здоровья, при встрече думая, что перед ними ещё один притворщик и долбоёб, который захотел называть себя «ПСИХОМ», или который просто напридумывал себе хуйни и теперь верит в неё, в то время как по-настоящему страдающие, больные люди терпят, порой, невыносимую психическую боль и страдания, и не находят поддержки и иногда столь желанного сочувствия, а также и то есть какого-никакого содействия от общества в решении их проблем, несмотря на то, что именно ебаное общество и доводит, порой, до этих самых проблем.

Я остановился и сделал глубокий вдох. И не менее глубокий выдох. Моё плечо нервно дёрнулось, а по краям лица я снова ощутил пощипование и покалывание. Да уж. Вот это поток мыслей. Не каждый день на прогулке открываются шлюзы мысленной плотины. Да и не каждый день, в общем-то, и прогулка бывает. Интересно, как выглядела моя походка, пока я думал обо всём этом? Наверняка я очень странно шёл, дёргаясь и сопя носом.

Ещё один глубокий вдох. И выдох. Я обнаружил, что шёл уже минут тридцать, прошёл всю улицу 30 лет Победы, прошёл пару перекрёстков по улице Кирова, что шла в перпендикулярном ей направлении, и, несмотря на пустые дороги и возможность перебежать восьмиполосную проезжую часть без опасений, теперь стою перед входом в подземный переход.

***

Зияющая дыра вела в рукотворную пещеру, из которой слабо доносился тусклый свет люминесцентных ламп, отражающийся от крашеных зелёных стен. Вырвавшийся оттуда сквозной ветер обдул меня запахом пролитого пива, мочи, табака и беспокойства. Хоть и поводов для беспокойства особо-то и не было.

Как по мне, это место, – и подобные этому, – почти не опасно утром, когда через него по пути на работу или учёбу проходят толпы людей. Навряд ли в это время часто происходит что-то крупнее карманной кражи. Это место странно-опасно днём, когда в нём собираются те, кто по какой-то причине не на учёбе или работе. Не всегда это бездельники-люмпены, но часто это именно они. Именно они, к слову, совершают утренние карманные кражи. И иногда дневные. И продают украденные в подземные ломбарды и магазины электроники, которые находятся в этом же переходе. Что не совсем умно, на мой взгляд, потому что жертва такого щипача может вернуться в этот переход и найти свою украденную вещь в этих заведениях, что повлечёт за собой проблемы. Но это проблемы не мои, так что, в общем-то, похуй. К вечеру здесь собираются те, кто проснулся днём. Люди, которые непосредственно держат эти ломбарды и магазины с ворованными вещами. И тогда это место становится опасным. Потому что в нём становится слишком много людей, тесно связанных с криминалом. К тому же, они, – и держащие, и их шохи, и просто забредшие случайно или местные алкаши, – тут и употребляют, в этом переходе. И неважно, что употребляют. Важно, что поздним вечером по нему лучше не ходить одному, а лучше вообще найти другой способ пересечения улицы. Потому что поздним вечером драк здесь хватает. И только поздней ночью, когда работающие люди и студенты спят по домам, карманникам некого ловить и они уходят, алкаши возвращаются в свои квартиры и притоны, а держащие разбредаются по своим мутным делам, переход пустует. А если нет людей, то и беспокоиться особо-то и не о чем. Таково моё представление о подземных переходах.

«Разве что можно подскользнуться на ступеньке», – подумал я, оглянулся, чтобы убедиться, что позади меня никого нет, и сделал шаг на пути погружения в переход. И тут же подскользнулся на заледеневшей ступеньке, чей лёд был покрыт свежим снегом. «С-с-сука», – прошипел я в мыслях. Мне крупно повезло, что я удержал равновесие, когда ногами приземлился на несколько следующих ступенек, которые были крайне узкими, а затвердевшая масса снега в местах их соединения с предыдущими ступенями ещё больше уменьшала их ровную поверхность. По инерции я сбежал вниз, пытаясь не упасть, и остановился уже на стоя на бетонной напольной плите.

– Какого хуя их, блять, не чистят, сука… – прошептал я, глядя на ступеньки, и повернулся лицом к проходу.

Едва уловимо монотонно гудящий тоннель предстал предо мной, разветвляясь в несколько разных проходов в тусклом полумраке, создающим ощущение сна. Светло-зелёные стены со всевозможными пятнами коричневой грязи, чёрными и серыми следами от непонятно чего, сжимались под бетонным потолком на бетонных плитах с разноцветной каменной крошкой. Кое-где в стенах располагались торговые точки разных сфер, закрытые на ночь. Пограничное тусклое освещение от ламп заставляло болеть глаза. Было не слишком темно, но и было недостаточно светло. Толща земли над потолком давила на мысли в голове.

Я шёл по переходу, и звук моих шагов разбегался по нему, прячась в тени закутков. «Наверное, именно так выглядят гостевые холлы у входа в Ад, и эти переходы – просто ознакомительная прижизненная экскурсия по ним, готовящая людей к следующему обиталищу, либо предостерегающая их от дурных поступков. Наверняка, если зайти в правильный здешний магазин или закуток, то можно найти и сам вход в Ад», – пронеслось в моей голове.

Хотя я знаю, что на самом деле эти переходы существуют не из злого умысла. Наоборот: люди проектировали и строили их с добрыми намерениями, наверняка с верой, что делаю что-то хорошее, что помогают другим людям. И мое сердце разрывается от жалости к ним. К людям, чьи добрые мотивы и забота о других не ценятся и воспринимаются как нечто должное. Которые сделали доброе дело, но после смерти их имена остались только в нескольких документах, но не на устах благодарных людей. К подземным переходам, в суть которых были вложены добро и забота; которые были созданы, чтобы помогать людям; которые улыбались, с добрыми глазами встречая людей, идущих на работу или на учёбу, к друзьям или по делам, на праздник или на важную встречу… Которые были испоганены этими людьми без особой на то причины. Исписаны безумными символами, убивающими душу фразами. Обгажены по углам и исплёваны повсюду. С мусором и грязью внутри… Я не вижу более улыбку на их неочевидных лицах.

Я оборвал себя на этой мысли. Кто-то снова дёрнул рычаг на моём затылке. В глазах собирались слёзы. Мне нужно было перевести внимание на что-то другое.

На стене рядом с одним из ларьков висела реклама. На ней была изображена обычная полноватая женщина средних лет, абсолютно ничем не выделяющаяся. Над ней была надпись: «Встреть подобающе новое тысячелетие!», а под ней была другая: «Оставь деревню на своей голове в прошлом!» и под ней подпись: «Парикмахерская «У Светланы». Я посмотрел на женщину. У неё была самая обычная причёска обычной женщины обычных средних лет. Понятия не имею, как она называется. Короткая. Обычная. Как у моей матери.

– ДА ПОШЛА ТЫ НАХУЙ, МРАЗЬ! – в истошной ярости я проорал рекламе.

Вообще, это было адресовано Светлане, чья парикмахерская рекламировалась. В моей голове гнались мысли, наперегонки пытаясь превратиться в явные слова: «Тупая мразь! Кто так и что определяет? С какого хуя эта причёска деревенская? И что, нахуй, плохого в деревне вообще? Все люди вышли так или иначе из небольших поселений! Для кого-то и твой город деревня, ебучая свинья!».

Я не могу сказать, что являюсь фанатом деревень, а это – стандартное и нормальное для меня поведение. Но придавать негативный окрас таким невинным вещам, да ещё и с использованием образа, похожего на мою мать? Не думаю, что я всегда был хорошим сыном. Но я старался. И всё ещё стараюсь. Пытаюсь стараться. Но она любит меня, наверное. Вроде как. Иногда она это говорит. Пусть я этого не чувствую… Но, думаю, мне всё ещё следует защищать её честь.