Носатый и Фавн

На полках, красуясь пергаментными футлярами, стояли книжные свитки. Один из них был полуразвернут, и фавн, демонстративно зевнув, бросил на него взгляд.

"Снова времен зачинается строй величавый,

"Дева грядет к нам опять, грядет Сатурново царство.

"К Новорожденному будь благосклонна, с которым на смену

"Роду железному род золотой на земле расселится..."

– Ерунда какая!
– громко возмутился фавн.
– Золотой век грядет... Что за Дева? Что за Новорожденный?.. Ах, извини, задел чувствительные струны! Твои сочинения?

– он кивнул на полку.
– -------------------------------------------------------------------------

** От лат. paganus - сельский (прим. авт.).

*** Перевод С.Шервинского (прим. авт.).

Носатый с видимой неохотой оторвался от листа и улыб- IV нулся.

– Не любишь мистики?

– Не люблю, - отрезал фавн и гордо вздернул голову. Нам, олимпийцам...

– Ого!

– Ну, хорошо, нам, парнасцам, мистика ни к чему. Мы сами себе мистика... Стишки твои или нет, в конце концов?

– Ты мне льстишь, - сказал Носатый.
– Это Вергилий.

– Кто-кто?

– Вергилий. Он уже умер, а эту эклогу написал лет сорок назад.

– Ага, - сказал фавн саркастически.
– Хорошим пророком был, как я вижу. Все оно и сбылось. В правление...

– В правление божественного Октавиана Августа, - сухо закончил Носатый.
– И не надо об этом. Ты же знаешь, что я...

– Лояльный квирит, - прервал его мальчишка.
– И ладно. Твое дело. Ты пиши, пиши. У тебя, я погляжу, прилив вдохновенья...

– Да, в некотором роде...
– Носатый опять смущенно улыбнулся.
– Как говорится, меня посетила муза, в некотором смысле.

Когда речь заходила о его творчестве, поэт становился на редкость косноязычным.

– Почему - в некотором смысле?
– удивился фавн.
– Да вон же она стоит!

– Где?
– тихо спросил Носатый и медленно, боясь спугнуть, повернулся в кресле.

Каллиопу он, конечно же, не увидел. Муза повела плечами и, шурша подолом, прошла сквозь стену.

– Это шутка такая?
– спросил Носатый разочарованно.

– С этим не шутят, - оскорбился мальчик.
– Ты работай, я тебе не мешаю.

– Если бы, - вздохнул Носатый и придвинул кресло к столу. Фавн с интересом смотрел на него. Поэт изгрыз камышовое перо, перешел на ногти, смял лист и бросил его на пол.

– Ладно, - сказал он.
– Все равно сегодня не работа, еще друзья придут к вечеру... Только вот чего я не пойму. Каждый раз ты ведешь... антигосударственные разговоры. Что тебе не нравится? Чем тебе Рим-то не угодил?

– Не-ет, - фавненок уселся в позу лотоса и стал непринужденно чесаться, - вы, люди, все-таки слепые. Вы даже нас не видите, а мы видим все. Город рушится, гнилью какой-то тянет, по улицам не пройти, куда не плюнь - бюст этого вашего...

– Парень...
– угрожающе начал Носатый.

– Как хочешь, - мальчик пожал плечами.
– Умолкаю. Только, по мне, лучше бы жертвы приносили богам, а не...

– Нет, нет, и не говори, - прервал его человек.
– Ты не знаешь, что за время было, пока не навели порядок. Разруха, мятежи, войны гражданские! А восстания рабов? А Катилина? А...

– Почему это не знаю?
– фавн в недоумении развел руками.
– Прекрасное время было. Помню как сейчас. И город был не то, что нынче.

– Все время забываю...

– Что я старше тебя на полтысячи лет. Конечно! Кто я такой, чтобы об этом помнить!..
– Он пустил петуха, закашлялся и сипло пробормотал: - П-переходный возраст. Не обращай внимания. V

– Ну, не сердись, - миролюбиво прогудел Носатый.
– Ты, конечно, видел больше моего...

– Тебе и не снилось.

Фавненок наглел на глазах.

– ...и не можешь же ты не понимать, что железный век кончается и наступает золотой... и рано или поздно...

Гость посмотрел на поэта ясными глазами и тихо сказал:

– Давай сменим тему.

– Ты... не увиливай!
– Носатый вскочил на ноги и заходил взад-вперед по комнате.
– Да, не все еще у нас... но в целом...

– Тысячу двести лет назад, - отчеканил фавн, - людей расплодилось столько, что Гея уже не могла выдержать их тяжести. И ты знаешь, чем это кончилось.

– Чем?

– Чем - чем. Тем. Истребили их боги в Троянской войне. Вот так.

– Постой...
– Носатый присел на корточки и внимательно посмотрел другу в лицо.
– Ты хочешь сказать...

– Ничего я не хочу. Говорят тебе - сменим тему.

Носатый покачал головой - ну что ты с ним сделаешь! и уважительно сказал:

– Упорный же... Сменим. О чем будем говорить?

– О тебе, - предложил фавн.
– А то все отмалчиваешься, Вергилия какого-то приплел. Ты о чем пишешь, кроме как о бабах?

Поэт крякнул, разогнулся, подошел к столу и стал рыться в папирусах.

– Ну как тебе сказать...
– наконец проговорил он, очень медленно, с усилием выдавливая каждое слово.
– О жизни. О людях. О богах. О мире.

– О-го, - мальчик сложил губы дудочкой.
– Лавры Гомера покоя не дают, а? То-то я смотрю, Каллиопа к тебе зачастила.

Носатый бросил взгляд в темную часть комнаты.

– Но это естественно, - сказал он виноватым голосом. Лицо поэт почему-то отворачивал, так что фавну пришлось встать и подойти поближе.
– Жизнь наша, в общем, не такая уж длинная...

– У в а с не такая уж длинная, - вставил мальчик и залез с ногами на стол.

– Да. И хочется сказать... нет, не так. Показать людям хочется все, что они не видят или даже не увидят никогда. Напомнить, может быть, о чем-то. Люди ведь очень многого не замечают, и если мне удается...

Земля вздрогнула; от потолочной балки, змеисто извиваясь, поползла трещина. Носатый замолчал.

– Т ы не видишь того, что дом у тебя вот-вот развалится.
– Фавн как будто и не заметил знамения.
– И в жизни ты, честно говоря, мало что видел. Да если б я тебе не рассказывал, что в мире творится... Ты хоть записываешь или я как в Тартар кричу?

– Почему же?
– возмутился поэт.
– Ты меня все время вдохновляешь. Одним своим присутствием. Готовая буколическая эклога на дому, сидит и чешется. Очень мило.