Нота После
Шрифт:
Хочу напомнить про индюка, который тоже думал. Не напоминаю.
Оглашаю приговор.
Подсудимые бросаются ко мне, умоляют, просят помиловать, да мы же… мы же просто… мы же только… да дайте нам другую планету, мы уж точно ее убережем, мы уже придумали, куда злобу девать, мы из нее энергию качать будем…
Не слушаю.
Вспыхивает одинокая звезда.
Стражники уводят виновных.
Это было давно.
Суд.
Один из многих.
Перебираю в памяти суды, заточенные в кристаллы, любуюсь мерцанием граней…
Снова
Скелеты.
Ну да, скелеты. Огромные остовы, которые поднимались к темным облакам. Вот и все, что осталось на мертвой планете от некогда великого народа. Скелеты. Остовы. Костяки. Я ничего не знал об этом племени, они оставили после себя мало, ничтожно мало, только каменные основы, плоть на которых давно истлела.
Я ничего про них не знал – и в то же время восхищался ими. Даже после смерти они не хотели падать, становиться прахом, землей. Упорно стояли, подняв свои окаменевшие тела к небу.
Они росли целыми колониями, разбросанными далеко друг от друга. Между отдельными скелетами я видел остатки каких-то нитей, связей, как и между колониями. Горделивые и величественные, росли они по берегам рек, океанов, высоко в горах…
Я пытался понять, что погубило некогда великую цивилизацию. Ходил от колонии к колонии, мысленно вопрошал остовы, – но они оставались немы. Мне в моих странствиях помогал он. дивное существо, взявшееся неведомо откуда на мертвой планете. Нет, конечно, тут было немало тварей, которые ползали, шуршали, скрежетали, кричали – кьюр-р-р и квир-р-р. Но это существо было особенным. И не потому, что единственным в своем роде. Потому что в его глазах – я видел это – светился разум.
Он ходил за мной, иногда на своих неуклюжих лапках, иногда ловил каких-то зверей, погруженных в многовековой сон, седлал их, заставлял возить его туда-сюда. Он упорно чертил мне на песке знаки, про квадраты, треугольники, число Пи и число и, корни и трапеции.
Он упорно думал, что я этого не знаю. По ночам он забирался в скелеты умерших, засыпал там. Мне это было неприятно, такое непочтение к усопшим, я пытался намекнуть ему, но он не понимал меня.
А потом он умер.
То есть, не умер.
То есть, умер.
Когда остов, в котором он ночевал, тяжело осел и рухнул, подняв тучу пыли.
Я ждал, когда он выберется, я искал его сознание – и не находил.
Его не было.
Совсем.
Я еще не верил, что он умер, я еще разрывал осыпавшийся остов, я еще звал его, даром, что не знал его имени.
Я нашел его там, под рассыпавшимися костями скелета. Я сразу понял, что он умер, я окликал его, он не отвечал мне.
А когда зашло солнце, он ожил.
Вот так.
Вдруг.
Я снова услышал его сознание, увидел, как он поднимается из обломков. Идет ко мне. Я чувствовал его любовь, даже не любовь – какое-то глубочайшее почтение, казалось, он готов был сделать для меня все, возможное и невозможное…
После этого он больше не ночевал в остовах усопших, хоть это его отучило осквернять память покойных. Я как-то попытался осторожно заговорить с ним про великую цивилизацию, которая жила здесь и умерла, оставив только белые скелеты. Даже пробовал по остовам восстановить облик,
какими они были, когда были, когда на прямоугольных костях была плоть.Он смеялся надо мной.
Вот этого я никогда не смогу понять.
Он надо мной смеялся.
Перебираю память, ищу моменты, когда я встречался с ним на умершей земле. Ничего не находится, опять вылезают какие-то обрывки судов…
– Встать, суд идет!
Все встают. Смотрю на подсудимых, легких, стремительных, как им неудобно сидеть неподвижно… так бы и сорвались с места, так бы и унеслись в никуда…
– Расскажите о себе.
Рассказывают. Все, хором. Но не в разнобой, а слаженно, ровно, дружно. Величайшая цивилизация всех времен и народов… ну, это они все про себя так говорят. Появились бесконечно давно, это они тоже все про себя говорят. Я обычно добавляю, как давно, до Большого Взрыва или еще раньше?
Смех в зале.
– Где вы жили?
Называют планету. Смотрю в протокол, не сходится, в протоколе упоминается совсем другая земля.
Но одинокая звезда на моем столе молчит.
– Повторите.
Он снова называет землю.
Помощник делает мне отчаянные знаки. Наконец, спохватываюсь, что в протоколе земле дается только порядковый номер, а жители называют свою землю явно не по номерам…
– Сколько веков вы жили на земле?
Он называет цифру. Звезда вспыхивает – только потому, что подсудимые ошиблись на пару веков. И тут же хором продолжают, как они любили свою землю, как они заботились о ней, лишний раз травинки не сорвали, кормились от солнца… ну и как всегда по тексту, не было ни зла, ни глада, ни мора, ни плача…
– Когда вы покинули землю?
Он называет дату. Звезда молчит. С такими датами не ошибаются.
– Вы знали, что земля сама по себе без вас жить не может?
– Что вы, как такое возможно…
Одинокая звезда горит ярким огнем. Врете, голубчики, все-то вы знали, что вы плоть от плоти земли и земля плоть от плоти вашей, и не быть вам порознь…
Обвиняемые смущены. Ну да… были какие-то такие теории… гипотезы… ну да… что же теперь, всю жизнь в колыбели цивилизации сидеть… что нам до земли…
– То есть, сознательно убили землю?
Разводят крыльями, ну, мы бы так не сказали…
Звезда горит ярким светом.
– Вы сознательно убили землю?
– Да.
Оглашаю приговор.
Подсудимые срываются с места, исчезают где-то в пустоте космоса. Даже не смотрю в их сторону. думают, что они самые быстрые во вселенной… стражники уже ждут их… там…
Перебираю кристаллы, случайно натыкаюсь на свою первую любовь. Вот так всегда, как ищешь ее, так никогда не найдешь, а как ищешь что-то другое, так обязательно появится, одурманит…
Так что про наши с ним встречи в другой раз расскажу…
…нашел нашу с ним встречу. Одну из многих. Встречу, когда мы первый и единственный раз крепко поссорились.
Мертвая планета не давала мне покоя, я опускался туда снова и снова. Я не понимал, кто и что уничтожил эту землю. Если это был чей-то злой умысел, то очень изощренный и жестокий. Казалось, что землю пытали. Сильно. Долго. Безжалостно. Я смотрел на остовы некогда великого народа – они не могли такого сделать.