NOTHING: Почти детективная история одного знаменитого художника
Шрифт:
Подсознательно он ждал, что та позвонит сама, как было всегда. Самсонову не хотелось лишний раз разговаривать с ее мужем, который случайно мог взять трубку. Не дождавшись звонка, позвонил сам.
Анжела ответила заспанным голосом.
У нее была бессонница, и потому она до сих пор в постели.
– Послушай, постарайся быстро включиться и вспомнить, что ты говорила мне о моей жизни без Лены Макеевой. Помнишь? Что знаешь, как избавиться от ее претензий и все такое… Дословно не помню, но что-то в этом духе. Что ты конкретно имела в виду? Только не говори, что ничего не помнишь спросонья. Я тут пятый угол ищу, а она спит, – орал он в трубку.
– А что такое? С каких пор ты бодрствуешь раньше
– Ну нормальней просто не бывает. Интересно, где это ты научилась так конструктивно разговаривать? Прямо насмерть.
У нее уже претензий точно никаких. Теперь только у милиции. Вот только к кому больше не знаю: к тебе или ко мне, – не унимался Самсонов.
– Ты что несешь? – мгновенно проснулась Анжела. – При чем тут милиция?
– При том, что Лена найдена мертвой у себя в квартире. Застрелили ее, как показала экспертиза, от 13 до 14 часов. Ко мне уже милиция приходила. Что-то все расспрашивают, выведывают. Нашли у нее мой адрес. А у меня в квартире нашли пулю от пистолета, из которого она, если ты помнишь, стреляла, когда приходила. Я в панике…
Неужели ты имеешь к этому отношение?
– Эк тебя оглоушило. Ты вообще-то соображай хоть немного, когда говоришь, мозги включай. Ты что МЕНЯ подозреваешь? Да я денег ей дала и сказала, что постараюсь хотя бы раз в месяц завозить сотню-другую долларов. Она же практически нигде не работает. Я видела ее в 12 часов, и она была абсолютно живая, – с трудом приходя в себя, сказала Анжела.
– Что интересно: после твоего ухода она оказалась мертвой, причем тоже абсолютно, – заметил Самсонов.
– Ты что хочешь сказать, что это я ее убила? Ты в своем уме? – раздался вопль на другом конце провода.
– Совсем не хочу. Первая радостная весть за сегодняшний день, что в ближайшем окружении у меня нет убийц. Давай-ка приезжай вечером, обсудим создавшееся положение. Сейчас я встречаюсь с Мариной. Лена к ней приходила домой и что-то рассказала. Милиционеры у нее дома нашли Маринин номер телефона. Короче, я тороплюсь. Давай, до вечера.
– До вечера, – упавшим голосом повторила Анжела и повесила трубку.
На протяжении всего разговора Самсонов метался по гардеробной: искал брюки, пиджак, майку. Весь ворох вещей вынес в спальню, моментально оделся и спустился вниз. Уже надев пальто, столкнулся в дверях со своей секретаршей Ирой, которая пришла на работу. Она удивленно посмотрела на него, но даже не спросила, когда вернется, настолько он был взвинчен и озабочен.
В «Пушкине» Микис оказался на 20 минут раньше назначенного времени, что произошло с ним, по всей видимости, впервые в жизни. Обычно он опаздывал. В редких случаях мог прийти во время. Но раньше! Такого припомнить не смог.
«Надо успокоиться. Что я так волнуюсь? Я никого не убивал. Анжелка тоже не убийца. Мы можем быть только свидетелями», – мысленно успокаивал себя Самсонов. Он даже сам себе боялся признаться, отчего так встревожился и чего опасался.
Погрузившись в невеселые размышления о происшедшем и обеспокоившись, насколько негативно оно может сказаться на его жизненных обстоятельствах, Самсонов не заметил, как пролетели эти 20 минут и еще 40, на которые опоздала Марина. Микис настолько ушел в себя, что не увидел, как она вошла в небольшой банкетный зал, где любила бывать, где было полное ощущение, будто обедаешь в собственном доме за огромным столом, без посторонних лиц и любопытных взглядов. Только официанты меняют изредка блюда. Ничего не мешает общению. Впрочем, сегодняшнее общение, как понимал и чувствовал Микис, будет не из самых приятных.
– Привет! – услышал Микис и увидел сидящую
перед ним Марину. – Я внимательно слушаю, что ты мне хотел сообщить.– Да, собственно, ничего особенного, – спохватился Самсонов. – Вот решил вспомнить былые времена. Просто пообедать.
– Просто? – ухмыльнулась Марина.—
Я думаю, что у тебя наступают совсем непростые времена.
– А ты как будто рада этому? – угрюмо спросил Самсонов. – Должен тебя огорчить, но мои времена никак не страдают. Просто сложилась какая-то нелепая ситуация. Вот как в кино. Ничего не делаешь и обрастаешь неприятностями, которые тебе сочиняют совершенно неожиданные люди.
– А ты как думал? Все время только получать и получать? Пришло время собирать камни, а твои булыжники прямо-таки неподъемные.
– О чем ты говоришь? Да я вообще не имею никакого отношения к происходящим событиям. Ты ведь даже не знаешь, что произошло, а сразу кидаешься на меня с обвинениями, – начал злиться Самсонов.
– Все я прекрасно знаю. После твоего звонка мне позвонила Саша Алябьева. Она, как и я, разговаривала с твоей Макеевой и, кажется, весьма доверительно. Кроме того, мне тоже позвонили из милиции и сообщили, что Елену убили.
– Вот как? Ну значит, ты действительно все знаешь, – примирительным тоном начал Самсонов. – Я только не понимаю, зачем она к тебе приходила? Что хотела?
– Поговорить, рассказать о тебе, узнать, как тебя найти.
– Так это ты дала ей адрес?
– Нет, я не давала. Она взяла его у Саши, – стараясь быть как можно спокойнее, сказала Марина, заметив, что Самсонов начинает нервничать все больше и больше.
– Ну понятно. Представляю, порассказала всякие глупости: что писала за меня картины… А я не хочу сейчас платить ей за это. Заметь, только сейчас, а раньше она об этом не вспоминала. Можно такому поверить? Ты же с ней разговаривала. Ты же поняла, что это за человек? Если бы все было действительно так, разве она упустила бы тогда свой шанс? – горячился Микис.
– Успокойся. Я действительно поняла, что она за человек, и мне ее было безумно жаль, – задумчиво проговорила Марина.
– Жаль? Ее? Она же алкоголичка, и все, что тебе наплела, – самый настоящий белогорячечный бред. Неужели ты могла подумать, что я стану подписывать своим именем чужую работу? – почти искренне возмутился Самсонов.
– Опомнись. Что ты говоришь? Человека убили, а ты ее обливаешь грязью, – не выдержала Марина. – Так нельзя. Да возьми себя в руки наконец. Ты прекрасно знаешь, что я никогда не верила слухам, которые всегда о тебе ходили. Елену мне действительно жаль, очень жаль. Жуткая изломанная судьба, странная непонятная смерть.
Я вообще склонна думать, что это самоубийство, но в милиции почему-то эту версию отмели. А мне кажется, очень похоже на то. Все ужасно. А если говорить о тебе, это тоже ужасно. Я уже не понимаю – где правда, где ложь. То, о чем рассказала Лена, недавний скандал в газетах, когда твой великий арт-директор Гнилов поведал, что с твоего ведома делает компьютерные копии картин и портреты с фотографий, а потом для тебя же их и продает, забирая свой процент. До какой наглости надо было дойти, чтобы продать подобную копию заместителю генерального прокурора? Конечно, я понимаю тебя. Тебе же после такого скандала и за помощью некуда обратиться… Да, – продолжала Марина, – я до последнего момента не верила, хотя со всех сторон сыпались совершенно неопровержимые факты, что ты – великий мистификатор, непревзойденный мифоман, кто угодно, но только не художник. Безнаказанно прошел один обман, другой, третий, и ты решил идти напролом, посчитав всех дураками, которые заслуживают того, чтобы их обманывали. Неужели ты не понимаешь: людям просто в голову не приходит, что можно так чудовищно врать, присваивать себе чужие заслуги и таланты.