Новая Европа Скотт-Кинга
Шрифт:
— Дохлое?
— Да, у меня тут где-то есть его поэма, — сказала она, роясь в сумке. — Думала, может, пригодится для выступлений.
— Вы полагаете, есть опасность, что нас там заставят выступать? — спросил Скотт-Кинг.
— А зачем бы еще они нас вздумали приглашать? Как вы себе представляете? — спросила мисс Бомбаум.
— В Упсале я произнес три длинных речи, — сказал Уайтмейд. — Они там просто визжали от восторга.
— Боже мой, а я все записи дома оставил.
— Можете брать это у меня, когда захотите, — сказала мисс Бомбаум, протягивая Скотт-Кингу роман Роберта Грейвза «Князь Белизариус». — Грустная книжка.
Музыка вдруг оборвалась, и радиоголос проговорил: «Пассажиров, вылетающих в Беллациту, просят пройти к выходу номер четыре», и в ту же минуту в дверях появилась стюардесса.
— Следуйте за мной, — сказала она — Приготовьте посадочные талоны, медицинские справки, свидетельства о прохождении таможенного досмотра, документы на валюту и чеки, паспорта, билеты, опознавательные ярлыки, бронь на билеты, выездные визы, багажные, залоговые и страховые квитанции — для проверки на контроле.
Особо Важные Лица вышли за стюардессой, смешались с менее важными лицами, ожидавшими вылета в соседнем зале, и вместе с ними вступили в зону пыльного смерча, вздымаемого четырьмя вращающимися винтами самолета, затем поднялись по трапу, уселись на свои места и вскоре, пристегнутые ремнями, замерли в ожидании, точно в кресле у зубного врача. Стюардесса дала им краткие инструкции на тот случай, если самолет вынужден будет сесть в море, а в заключение объявила:
— Наш самолет прибывает в Беллациту в шестнадцать часов по нейтральскому времени.
— Ужасная мысль тревожит меня, — сказал Уайтмейд. — Означает ли это, что мы останемся без обеда?
— Вероятно, они поздно обедают в Нейтралки.
— Да, но не в четыре же!
— Наверняка они для нас что-нибудь такое устроят.
— Дай Бог, чтоб устроили.
Кое-что для них и правда устроили — впрочем, отнюдь не обед. Несколько часов спустя Особо Важные Лица вышли из самолета на залитый ослепительными лучами солнца аэродром Беллациты и были встречены целой депутацией хозяев, которые, быстро сменяя друг друга, пожимали им руки.
— Добро пожаловать в страну Беллориуса, — заявил глава депутации.
Он с учтивым поклоном сообщил прибывшим, что его зовут Артуро Фе и что по званию он доктор Беллацитского университета. В его внешности тем не менее не было ничего профессорского. Скотт-Кинг подумал, что человек этот скорее похож на стареющего киноактера. У него были тоненькие, мастерски прорисованные усики, едва намеченные бачки, редкие, однако тщательно причесанные волосы, монокль в золотой оправе, три золотых зуба и аккуратный темный костюм.
— Дамы и господа, — сказал он, — о вашем багаже позаботятся. Машины ждут вас. Следуйте за мной. Что-что? Паспорта? Документы? Не беспокойтесь о них. Все улажено. Идемте.
Именно в этот момент Скотт-Кинг обнаружил присутствие в их группе молодой женщины, которая флегматично возвышалась над всеми. Он видел ее еще в Лондоне, где она казалась выше всех пассажиров на добрых пятнадцать сантиметров.
— Я приходила, — заявила она.
Доктор Фе поклонился.
— Фе, — сказал он.
— Свенинген, — отозвалась она.
— Вы наша гостья? Гостья Ассоциации Беллориуса?
— Нехорошо говорю английский. Я приходила.
Доктор Фе пытался говорить с ней по-нейтральски, по-французски, по-итальянски и по-немецки. Она отвечала на языке своей родины, далекой северной страны. Доктор Фе поднимал руки к небу и возводил очи горе, демонстрируя
крайнюю степень отчаянья.— Много говорите английский. Мало говорю английский. Так что мы говариваем английский, да? Я приходила.
— Приходила? — сказал доктор Фе.
— Приходила.
— Для нас большая честь, — сказал доктор Фе.
Он повел их между рядами цветущих олеандров и клумб, засаженных ромашкой, мимо столиков под навесами кафе, к которым с тоской обращался взгляд, Уайтмейда, через зал ожидания аэропорта и дальше, к стеклянной двери, к выходу.
Здесь произошла заминка. Два часовых, одетых довольно неряшливо, однако с полной боевой выкладкой, на вид сильно потрепанные в боях, зато ревностные служаки, настоящие львы, вдруг преградили им путь. Доктор Фе попробовал прикрикнуть на них, потом пустил в ход обаяние, угостил сигаретами. Затем внезапно обнаружились сокрытые доселе черты его характера: он впал в нечеловеческую ярость, стал потрясать кулаками, обнажая оскал цвета золота и слоновой кости и так гневно щуря при этом глаза, что от них оставались лишь узенькие монгольские щелочки. То, что он при этом выкрикивал, было недоступно пониманию Скотт-Кинга, однако со всей очевидностью звучало оскорбительно. Но часовые держались твердо.
Потом этот яростный шквал вдруг стих — с той же внезапностью, с какой поднялся. Доктор Фе обернулся к своим гостям.
— Вы должны простить мне минутную задержку, — сказал он. — Эти болваны неправильно поняли приказ. Все будет улажено с офицером.
И он отправил куда-то одного из своих подручных.
— Мы даем взбучка грубые человеки, — предложила мисс Свенинген, по-кошачьи подкрадываясь к часовым.
— О, нет. Умоляю, простите их. Они полагали, что в этом их долг.
— Такой маленькие мужчины должны быть вежливый, — сказала великанша.
Пришел офицер; двери широко распахнулись; солдаты проделали своими автоматами какие-то манипуляции, которые могли сойти за воинское приветствие. Скотт-Кинг приподнял шляпу, и их небольшая группа вышла на слепящий солнцепек к ожидающим машинам.
— Это роскошное юное создание, — сказал Скотт-Кинг Уайтмейду, — не показалось ли вам, что оно являет собой среди нас фигуру несколько неуместную?
— О, я нахожу ее в высшей, в высочайшей и даже в возвышенной степени уместной, — сказал Уайтмейд. — Я от нее просто в экстазе.
Доктор Фе галантно взял дам под свое покровительство. Скотт-Кинг и Уайтмейд ехали в машине с кем-то из его подручных. Они мчались через предместья Беллациты: трамвайные пути, недостроенные виллы, порывы горячего ветра и слепящая белизна бетонных стен. Вначале, после самолетной прохлады, жара показалась приятной, но теперь тело у Скотт-Кинга начало зудеть и чесаться, из чего он понял, что одет не по сезону.
— В последний раз я ел ровно десять с половиной часов тому назад, — сказал Уайтмейд.
Подручный доктора Фе наклонился к ним с переднего сиденья и показывал различные достопримечательности.
— Вот на этом месте, — сказал он, — анархисты застрелили генерала Карденаса. А здесь радикал-синдикалисты застрелили помощника епископа. Вот здесь члены Аграрной лиги живьем зарыли десять Братьев-Проповедников. На этом вот месте сторонники биметаллизма самым невероятным способом надругались над женой сенатора Мендозы.
— Простите, если мне придется вас перебить, — сказал Уайтмейд. — Но не могли бы вы сказать, куда мы теперь едем.