Новая Физика Веры

В какие-то минуты в теле Матери возникало полное ощущение, что оно уже не подчиняется закону смерти. Но обычно это состояние было непродолжительно. А когда приходят люди со своими мыслями, все усложняется. «Ты знаешь, – говорила она своему единственному единомышленнику Сатпрему, – тех, кто желает этому телу смерти, не так уж и мало. Их много, очень много. А тело видит все мысли, видит их… Я не вполне уверена, что постоянные боли в самых разных частях тела не приходят… не вследствие чужой воли».

Окружающие Мать люди не понимали величия ее самоотверженной работы, шептались по углам о ее «старческих причудах», игнорировали ее просьбы, говоря «да-да» и ничего не делая. Преданные ей единомышленники уже ушли из жизни, и никто, кроме Сатпрема, ее помощника и последователя, даже не пытался понять сущность исследований Матери. Например, когда возникала необходимость отказа от питания, ибо поглощение пищи превратилось в пытку, врачи продолжали настаивать на приеме пищи, считая, что если она не ест, значит, умирает. С их просвещенной точки зрения, только отличный аппетит означал отличное здоровье. Солнцееды вроде Джасмухин или Зинаиды Барановой этим врачам были неизвестны. «Им хочется, чтобы я ела больше, а я чувствую, что, если буду больше есть, это пойдет во вред работе. Организм не хочет функционировать по-старому, а врачи хотят, но это невозможно! Из-за этого происходят конфликты. Процесс идет слишком быстро, и в то же время нарастает сопротивление старого – благодаря врачам и привычкам».

Конфликты отбирали силы. А то, что Мать отказывалась от пищи, расценивалось и обсуждалось во всех уголках ашрама как доказательство ее «умирания». «Мать умирает, Мать умирает» буквально носилось в воздухе. Никто не верил в чудо. Пошептавшись за дверью, посетители с вежливой улыбкой входили к Матери на прием, чтобы продемонстрировать свои «любовь и преданность».

А она все это знала, чувствовала каждую их ложь, воспринимала ее как собственную боль. «Если в мою комнату входит человек, недовольный моими поступками или словами, все нервы напрягаются, будто меня пытают. И все из-за этого человека, хотя внешне он выказывает все знаки уважения… а каждый мой нерв – как натянутая струна…»

Однако были и откровенные противники ее поисков. Особенно были недовольны те, кто занимался другими йогическими практиками, развитием третьего глаза, выходом из физического тела и т. д. Эти недруги разносили слухи о близкой смерти Матери по всей Индии. Мать знала и об этом. Ведь сознание ее слилось с сознанием окружающего мира, и все, что происходило в нем, воспринималось ею как свое. И наоборот, все, что делала она, воздействовало на весь мир.

Невозможно взять часть целого и добиться в ней гармонии, если само целое гармонии не несет… К примеру, когда мне говорят, что кто-то болен, не менее чем в девяноста девяти случаях из ста я уже знаю об этом. Я ощущаю болезнь как часть моего физического существа – необъятного и не имеющего определенной формы… Состояние сознания тела и характер его деятельности зависят от тех, кто находится рядом … Значит, должно измениться всеобщее сознание.

Мир вокруг Матери яростно сопротивлялся изменениям. Мать понимала, что в одиночку, без какой-либо помощи со стороны очень трудно завершить процесс трансформации тела. Беседуя с Сатпремом, Мать говорила о том, что ее тело хочет уснуть и пробудиться лишь тогда, когда трансформация закончится. Это было бы самым щадящим вариантом в ее работе, но у людей не хватит терпения дождаться, когда «спящая красавица» проснется сама. Предполагая возможный каталептический транс, Мать, обращаясь к Сатпрему, настоятельно просила его не дать людям совершить глупость, обязательно дождаться, когда она очнется сама, иначе вся работа пойдет насмарку. Ее состояние, похожее на смерть, будет временным, и тело обязательно снова вернется к жизни.

При этом Мать не боялась умереть; она неоднократно бывала в потустороннем мире, встречалась там с Ауробиндо, но непременно возвращалась назад в свое страждущее больное тело, которое становилось все более и более сознательным. Для Матери была страшна мысль о том, что сознательное тело могут похоронить «заживо».

За пять лет до своего ухода Мать продиктовала Сатпрему следующее: «Необходимости трансформации могут вызвать у этого тела транс, похожий на каталепсию. Если это случится, никаких докторов! Не спешите объявлять о моей смерти, давая тем самым правительству право вмешаться. Тщательно берегите тело от разрушительных воздействий извне: инфекций, отравления и т. д. И запаситесь терпением: может быть, это продлится дни, может, недели, а может, и больше. Нужно терпеливо ждать, пока не завершится трансформация и я сама не выйду из этого состояния» (43).

Но люди жестоки. Как говорила Мать, «добрая треть ашрамитов находится здесь только потому, что им тут удобно: они работают, когда хотят, всегда сыты, одеты, у них есть крыша над головой, и они не перетруждаются, делая то, что от них ждут. Когда же их лишают каких-то удобств, сразу начинается недовольство – какая там йога! Она за тысячи верст от их сознаний, хотя и не сходит с их языка. Я говорю „нет“ – они делают вид, что слышат „да“… Такая вот духовная жизнь! О чем тут говорить?» (49).

Мать говорила: «Они озверели». Когда они почувствовали, что «лев потерял зубы», они поспешили изолировать Мать (в возрасте 94 лет) в ее комнате.

7 апреля 1973 года к Матери подошел один из ее «телохранителей», и в присутствии Сатпрема между ними произошел такой разговор.

– Мне трудно разговаривать.

– Не разговаривайте, Мать.

– Мне хотелось бы объяснить…

– Меня это не интересует.

– Дело в том, что совершается попытка трансформации тела.

– Когда трансформация случится, посмотрим.

– Неужели вы не хотите знать?

– Нет, не хочу. За тридцать лет я достаточно наслушался всякой ерунды.

Только представьте, тридцать лет этот человек склонялся в почтительном поклоне перед руководительницей ашрама, а тут «расправил плечи», почувствовал себя хозяином. Все есть Ложь! Таков наш страшный мир!

Судьба Матери и судьба исследований была решена. Она не имела больше возможности продолжать свой многолетний эксперимент. Дверь комнаты была закрыта перед всеми, даже перед единственным другом, учеником и последователем Сатпремом. Некому было записывать ее последние впечатления, некому было поддержать ее в последний момент.

Мать осталась одна. Я остался один. До ее ухода оставалось шесть месяцев. Вскоре мне предстояло встретиться со всей бандой лицом к лицу; «Агенда Матери» (дневники, которые издал Сатпрем после ее ухода. – Авт.) – тайна будущего, столь несовместимая с их духовностью, была чрезвычайно опасна для «учеников»! Меня оклеветали, за мной следили до самых Гималаев, мне угрожали судом, на меня написали донос в индийское правительство, по пятам за мной шла полиция, и я не знаю, кто подослал ко мне убийц в каньонах Пондишера. Такая вот «духовная» жизнь, как говорила Мать… Старые антропоиды безжалостны по отношению к тем, кто отбился от их стада (49).

17 ноября 1973 года Матери не стало. Она ушла в тот мир, где ей было гораздо лучше, чем среди людей, ради которых она отдала свою жизнь. Окружающие ее люди выполнили прощальный ритуал по всем правилам: тело выставили на обозрение при тридцатиградусной температуре, под неоновым светом – словом, сделали все, чтобы сознательное тело разложилось.

Мать ушла, не закончив своего дела.

Но ее труд не пропал даром. Изменения, которые начала Мать в своем сознании, вызвали изменения в сознании нашего мира, а значит, и в нашем сознании. «Невозможно осуществить какое бы то ни было изменение, пусть даже в каком-то элементе или точке земного сознания, чтобы не вовлечь в изменение всю Землю, это неизбежно. Все тесно взаимосвязано. Все делается не для одного тела – для всей Земли. Вибрация в одном месте с неизбежностью влечет за собой последствия для всей Земли…»