Новая Инквизиция
Шрифт:
— И снова это не наша забота, Юрец, — без тени веселья или беспечности возразил Изюм. — Можешь мне поверить, этот секрет Полишинеля был широко известен и пять лет назад, и десять. Но ты себе просто забиваешь череп ненужной ерундой. Ты же так любишь посещать лекции по православию, так попы там прямым текстом говорят, что инквизиция — карающая длань господа. Сечешь? Длань, а не голова! Потому не взваливай на свои плечи дополнительных проблем, если не хочешь, чтоб у тебя фляга окончательно свистеть начала.
— Легко сказать, — больше из вредности буркнул я, хотя прекрасно осознавал правоту слов приятеля.
— Нет, командир,
— Года полтора где-то, я не считал…
— Ну так я тебя за это время хорошо узнать успел, — продолжал излагать мой напарник, — и заметил, что когда ты чем-то грузишься, то начинаешь работать слишком напористо. А это прямой путь… ну сам знаешь куда.
— Спасибо за заботу, но…
— Нет, не «но», слушай меня! — прорезались в голосе Макса повелительные нотки. — Я побольше твоего пожил и куда больше твоего видел, так что имею представление, о чем говорю…
— Да что ты там видел! — как-то совсем по-мальчишески возмутился я, разозленный тем, что мой подчиненный начинает меня поучать, словно какого-то сынка. — Я на службе тоже дерьма хапанул не меньше твоего!
— Ты уверен, Юрец? — сослуживец понизил голос и сощурился так сурово, что мне стало некомфортно поддерживать с ним зрительный контакт. — Хочешь узнать, в какой заднице я побывал?
— Ну валяй, расскажи, — неохотно пробормотал я, в сотый раз успев пожалеть, что вообще решил поделиться своими переживаниями.
— Я был в Риме, когда он умирал.
От услышанного признания я едва не свалился с лавки, а потом пристально посмотрел в глаза Изюму, пытаясь понять, не разыгрывает ли он меня. По сути, итальянский инцидент был вторым трагичным случаем в истории человечества явления жуткой силы инфестатов. Произошел он примерно через полтора года после Кровавой Зимы в Москве, но по количеству жертв далеко переплюнул ее.
— Шутишь? — уточнил я контрольным вопросом.
— Нисколько.
— Но как? Это ж лет тринадцать назад было… Или уже четырнадцать?
— Ну так и мне, Юрец, под сраку годков уже, — грустно ухмыльнулся Виноградов.
— Точно, все время забываю, насколько ты старый пенёк…
Я попытался незамысловатой шуткой разрядить обстановку, но Макс, вопреки своей извечной привычке отшучиваться на тему своего возраста, остался предельно серьезен.
— Я тогда был чуть старше тебя, — пустился мой собеседник в воспоминания. — Очень нелегко переживал потерю многих друзей и сослуживцев, которые полегли в Москве в бойне с умертвиями. И я постоянно, прямо как ты сейчас, забивал голову всякой разной хренью. Сечешь, Юрец? Не успел я смириться с произошедшим, не успел принять мысль, что мертвецы отныне могут бродить среди нас, как меня вдруг в составе отряда отправляют в Рим. И не просто отправляют, а под грифом такой секретности, к какой не всякого генерала ФСБ допустят. Но это все лирика и совсем неважно. А важно то, что я там видел…
— Так и что? — затаил я дыхание, невольно подаваясь вперед, дабы не упустить ни одной даже самой мелкой детали из истории напарника.
Изюм никогда не рассказывал о своем прошлом. Единственное, что мне было известно, так это то, что он служил где-то в спецуре, и явно там не рацию таскал на горбу. Да и то я узнал не от напарника лично, а от нашего комбата. Сам же Виноградов излишней болтливостью
не отличался…— О… это словами не передать, — сослуживец слепо уставился в одну точку, будто перед его внутренним взором снова восставали картины далекого прошлого. — Кровь на улицах, тысячи умертвий, шныряющих на каждом шагу, скрывающиеся в канализации выжившие, жрущие друг друга, словно голодные крысы, мародеры, захватившие поземные коммуникации, но самое жуткое…
Бывший спецназовец замолчал, впав в какой-то абсолютный ступор. Кажется, он даже перестал дышать, поэтому мне пришлось немного растормошить его.
— Э-эй, Макс, очнись! — я тронул приятеля за мускулистое предплечье, выводя из состояния глубокой задумчивости. — Так что самое жуткое?
— Ничего, — открестился он от продолжения рассказа, одномоментно становясь похожим на себя прежнего. — Того, что я назвал, уже достаточно. Короче, жесть там была полная, сечешь, Юрец? И тогда я понял, что не смогу жить с этими воспоминаниями. Слишком уж они давили мне на психику…
— Но ведь как-то же смог? — полуутвердительно спросил я, поскольку на куклу мой товарищ совсем не походил. Слишком теплый…
— Ага. Поделиться секретом, как мне это удалось?
— Ну, давай, — не стал я отказываться.
— Я забил на всё это огромный железобетонный хер! Понял, Юрец?
— Понял, как же не понять, — не удержался от улыбки я.
— А ты зря лыбу давишь, — упрекнул меня Изюм. — Я на полном серьезе тебе об этом рассказал. И, собственно, настоятельно рекомендую воспользоваться тем же советом. Просто делай что должно, и будь что будет.
— Да уж, Макс, умеешь ты удивить, — почесал я в затылке, все еще пребывая в состоянии крайнего потрясения. — Но мысль, пожалуй, мудрая...
Я ненадолго прервался, потому что мобильник, лежащий на нижней полке моего шкафчика, начал вибрировать и заливаться трелью стандартного рингтона. И высветившийся на экране номер подсказал мне, что это звонят из канцелярии нашего Главного Управления. Блин, похоже, придется ответить…
— Алло? — приложил я трубку к уху.
— Алё, Жарский, отработал уже? — прозвучал в динамике хорошо знакомый хрипловатый голос комбата.
— Так точно, товарищ полковник!
— Ну заглядывай тогда ко мне на огонек, — не терпящим возражений тоном распорядился офицер. — У меня для тебя новости хорошие.
— Ой, что-то даже и не верится, — скептически хмыкнул я.
— Так, Жарский, ты мне давай тут не остри, понял?! — моментально повысил децибелы комбат. — На всё про всё у тебя десять минут. Отсчет пошел!
И скинул вызов.
— Ну вот, то «заглядывай на огонек», то «десять минут на всё про всё», — проворчал я, убирая телефон обратно в шкафчик.
— Что, Гиштап вызывает? — с некоторой долей сочувствия спросил Изюм.
— Не упоминай при мне эту фамилию всуе, — мрачно пошутил я.
— Хе-хе, — чуть повеселел мой напарник, — ну ничего, сейчас он тебе мозги быстро вправит. Но ты сильный, ты справишься. С умертвиями в штыковой сходишься, а какого-то старого штабиста боишься.
— Я лучше буду против нежити голым выходить, чем в его кабинет…
Закинув в толстенный ростовой сейф, где мы хранили свои ИК-Б, последний элемент боевого облачения, я понуро потопал в душ. Что-то не верилось мне в то, что у начальства для меня действительно были хорошие новости. И, как показало время, я оказался совершенно прав.