Новая прошивка императора

Удалось выяснить множество интересных моментов, обдумывание которых в последующие дни принесли далее немало как хлопот, так и выгод… Оказалось, что Китай уже успел проиграть войну Японии, причём случилось это ещё в прошлом году.

Нет, про то, что такая война была, я знал. Но полагал, что случится это событие одновременно с американо-испанской — году этак в тысяча восемьсот девятьсот восьмом! Хотя в целом познания мои на этот счёт были невелики.

Про несчастливую для ослабшего в данный исторический момент Китая войну я знал ровно три вещи: во-первых, слышал, что японцы захватили у китайцев броненосец, который затем участвовал в сражении с крейсером «Варяг»[2].

Во-вторых, где-то читал, что те же зловредные японцы по результатам войны отжали себе Ляодунский полуостров, но потом в тему впряглись великие державы и отобрали трофей обратно. Ну и после этого Россия сразу же взяла этот самый полуостров в аренду, оскорбив таким образом, островных дикарей и создав себе геморройный, требующий обороны удалённый анклав[3].

И в-третьих, вроде как Германия отжала у Китая какой-то порт сразу после войны, и именно поэтому Китай пошёл на сближение с Россией и подписание договора[4].

Имея подобный багаж «знаний», да ещё и мучимый похмельем, я пришёл в малую гостиную Александрининского дворца, заряженным не только писяриком смирновской водки, но и бурлящими в голове идеями изменений условий союзного договора — ну на кой нам ляд этот Ляодун? Всё одно просрём!

В общем, находясь навеселе, я страстно желал вставить фитиля Витте и Лобанову-Ростовскому. Однако чуть не случилось наоборот, будь я менее осторожен — то фитиль вставили бы мне!

Как оказалось, планируемый к заключению союзный договор вовсе не предполагал аренду Ляодунского полуострова, а касался лишь взаимных обязательств о ведении боевых действий против Японии в случае, если эти островные макаки снова попробуют напасть на Китай. А когда я осторожно прозондировал Витте на предмет его соображений о приобретении будущего Порт-Артура, то он и вовсе высказался крайне отрицательно.

Оказывается, что Витте считал приоритетным максимально быстрое завершение строительства Великого Сибирского Пути, а всякие затеи с приобретением незамерзающих южных портов он полагал вредными авантюрами! Услышав такое, я аж протрезвел и предложил отдельно обсудить вопросы ускорения строительства железной дороги во Владивосток. После чего словил на себе странный взгляд от нового председателя кабинета министров[5].

Впрочем, Витте в долгу не остался: глава правительства вывалил на меня в раздражённом тоне свои соображения о том, что, кроме развития Владивостока, нам совершенно необходимо заняться созданием морского порта на Мурмане, и что следовало бы перераспределить финансовые вложения, делаемые в строительство порта в Либаве…

Услышав последнее, я аж закашлялся — лихорадочно думая про себя:

«А где вы все такие умные были в прошлый раз?..»

Постепенно наш разговор перешёл на общие темы внешнеполитической обстановки, и вот здесь прозвучали слова Лобанова-Ростовского о растущем напряжении между Испанией и САСШ и намёках испанского посланника о возможном посредничестве России в разрешении намечающегося кризиса.

К этому моменту я уже выпил три кружки чая с лимоном и, услышав знакомую тему, оживился. Ну ещё бы — кто не в курсе про первый опыт «американских подстав» для оправдания военной агрессии и вооружённой защиты «демократических ценностей»? Война между Испанией и САСШ началась со взрыва американского броненосца в порту Гаваны[6]. Изюминкой на торте было то, что в момент катастрофы на корабле были лишь негры. И ни одного белого господина!

Итак, услышав министра иностранных дел, я ожил. А ожив — почувствовал необоримое желание погреть руки на будущей войне и заодно немного подпортить вкус победы нашим добрым соседям по планете!

Доклад закончился полным одобрением действий Лобанова и Витте с моей стороны. Странно, да? Казалось бы, я должен был менять ситуацию, заставлять «местных хроноаборигенов» действовать по новым, передовым планам… Однако договор действительно был разумным — и ничего в нём менять не требовалось.

Когда министры оставили меня одного, появилась возможность спокойно обдумать услышанное. Перед Россией в полный рост стояла проблема развития Дальнего Востока. В прошлый раз её попытались решить за счёт приобретения незамерзающего порта на Ляодунском полуострове — кончилось сие плохо.

Но пока эти решения не были приняты, и даже более того, меня сильно удивило, что человек, на которого вешали всех собак и обвиняли в махинациях при освоении Порт-Артура и Дальнего, выступает противником этой авантюры. Более того, Витте, оказывается, высказывает вполне дельные предложения насчёт прекращения строительства военного порта в запертой Балтике.

Разговор этот меня сильно удивил, и даже где-то обрадовал — ведь ранее я полагал, что в руководстве империи процветают авантюристические взгляды на внешнюю политику, однако всё оказалось совсем не так. Безусловно, что-то в ближайшие годы должно было произойти… Изменилось же отношение к вопросам экспансии на Дальнем Востоке?

Ну да ладно, у меня собственная авантюра начала рождаться!

Будущая Испано-американская война… Американцы желали обеспечить господство в Атлантике и Тихом океане за счёт ослабевшей Испании — понятное и естественное в их положении желание. Насколько я себе представлял: Куба позволяла контролировать подходы к будущему Панамскому каналу, А Филиппины были удачно расположены в Тихом океане. В настоящий момент САСШ не являлись противником России, по крайней мере открытым противником… И портить с ними отношения из-за давно загнанной под шконку Испании смысла не было…

Однако у меня прямо-таки чесались руки слегка подгадить «соседям»… Желание это было иррационально, а значит, вредно — поэтому я стал думать о том, какую выгоду можно было с предстоящих событий получить…

Немного посидев за столом, глядя в потолок, а после, подышав жарким воздухом у распахнутого окна, вызвал секретаря. Самостоятельно писать письма я не пытался — и даже представить себе не мог, что когда-либо смогу это сделать… Поэтому указания для князя Лобанова-Ростовского пришлось диктовать.

* * *

Алексей Борисович! Прошу в возможно короткий срок подготовить для меня записку о состоянии наших взаимоотношений с Испанией.

Николай.

* * *

Когда Танеев протянул лист бумаги мне на подпись, я сначала замешкался, а затем старательно вывел росчерк императора, благо, что уже немного успел потренироваться в одиночестве хотя бы в этом…

А подумать об ускорении строительства железной дороги до Владивостока и о прекращении работ в Либаве не успел, так как на перенесённый с вечера доклад явился военный министр Ванновский[7], а вслед за ним незапланированного приёма попросил Трепов.

А ещё Танеев передал записку от Мама, которая вновь приглашала Никки на второй завтрак…

— Твою дивизию… — тихо выругался я, понимая, что новая порция нервического общения с «семейством» неизбежна.

К Ванновскому у меня пока вопросов не было, точнее они были, но я решил не торопиться. Пётр Семёнович оказался импозантным, похожим на профессора, седым старичком, и даже борода его была довольно приличной. В отличие от той, что украшала дварфа-переростка Горемыкина. В прошлую нашу встречу он благоразумно не вмешивался в скандальное увольнение Дурново и Горемыкина, да и я к нему не приглядывался — не до того было.