Новая русская доктрина: Пора расправить крылья
Шрифт:
Эта молодежь должна осознать себя не частью глобализованного «молодежного класса» и не брошенным на произвол судьбы неприкаянным элементом локальной общины, а носительницей уникальной, не имеющей аналогов в мире собственной миссии — сообществом строителей русского счастья, русской производительной, а не «прислуживающей» экономики («служить бы рад, прислуживаться тошно»), русского оборонительного потенциала. Это призвание, осененное честью веков и заслуживающее высшего почета во всех созидательных достижениях, во всех проявлениях творческого дерзания и физического самосовершенствования в формате общего блага и национальных интересов. Речь идет о качественном переформатировании «молодежного сознания», соединяющем в себе традицию и модернизацию, приверженность устоям и мотивацию к преобразованию, знание самых достойных образцов национального опыта со стремлением их превзойти на основе преимуществ современной технической цивилизации.
5.3. Деколонизация сознания и смена вектора образовательной политики
1990-е годы во многом воспроизвели социальные явления 20-х годов прошлого века, воспроизводя давно забытые
Ситуация, когда около двух миллионов детей в России не посещают начальную и среднюю школу — поскольку родители не занимаются их воспитанием, — недопустима для нации, имеющей чувство достоинства, и постыдна для государства, научившегося извлекать колоссальный доход из своего ресурсного потенциала. Если государство (или какая-то общественная или религиозная организация, выполняющая соответствующий госзаказ) не озаботится решением их судьбы, через десять-пятнадцать лет запущенные дети вырастут в криминальную «нацию внутри нации», составив общность агрессивных и озлобленных на «благополучную» часть общества людей. Эта угроза из сферы образования распространяется в сферу внутренней безопасности. Если государство не считает возможным привлечь к решению этой проблемы крупнейшие религиозные конфессии страны, то необходимо уже сейчас дать импульс к созданию организаций, подобных комсомольской, пионерской и октябрятской во времена СССР, причем в новых, предметных, живых и содержательных формах, а не по образцу формально-заорганизованного всеобщего и ни к чему не обязывающего «опионеривания» времен брежневского «развитого социализма».
Если в Советской республике проводился «ликбез» с целью массового прививания элементарных знаний, потребных для производительного труда, то задачей текущего исторического момента является прежде всего преодоление «культурной безграмотности» как необходимого условия культурной деколонизации страны. Ее целью является не только очищение сознания молодежи от примитивных стереотипов потребления и самоудовлетворения, но и от «комплекса неполноценности» в отношении собственной истории и культуры.
Путь к достижению этой цели — радикальное изменение подхода к образовательной деятельности, ее сосредоточение на освоении национального опыта и исторической духовной традиции — в том числе, несомненно, и религиозной, поскольку в истории России религиозная вера, более чем в какой-либо другой культуре, служила вдохновителем, спутником и отправной точкой высших форм дерзания и самоотверженности, ратного и трудового подвига, в том числе — в превращенной форме— и в советский период.
В основе новой системы образования должно быть выдвижение на первый план Истории России как базовой гуманитарной дисциплины, которая должна преподаваться по 4–5 часов в неделю с первого по одиннадцатый класс. Курс отечественной истории должен быть построен таким образом, чтобы уже в начальной школе у ребенка формировалось твердое представление о цивилизационной уникальности и особой исторической миссии России; о традиции русского политического порядка, в котором представители различных конфессий занимались общим созидательным делом; о защитительной и освободительной миссии русского воинства, о дерзании русских ученых, изобретателей и конструкторов.
Курс отечественной истории должен быть одновременно и курсом истории народов России, формирующим культуру взаимопонимания и взаимоуважения между этносами, составляющими народ России, и воздающим должное каждому из них в строительстве и защите полиэтнической русской нации.
Одновременно с изменением преподавания гуманитарных дисциплин должен измениться и алгоритм преподавания естественных наук. Ответы на вопросы «Как возникла Вселенная?», «Как появилась жизнь на Земле?», «Каково происхождение человека?», «Как возникли язык, письменность, культура?» поныне заимствуются преподавателями из учебников, содержание которых мало изменилось со времен деятельности «Союза воинствующих безбожников» [5] .
5
Основной плюс распространения атеистических концепций через государственную систему образования их сторонники видят в том, что атеистическая пропаганда будто бы помогает «сформировать научное мировоззрение», что способствует росту научных знаний и стимулирует научно-технический прогресс. С сожалением приходится констатировать, что это — еще один миф, доставшийся нам в наследство от эпохи «научного атеизма», когда, к примеру, на многие научные исследования, особенно в гуманитарной сфере, был наложен строжайший государственный запрет. В период идеологической монополии атеизма радикально антинаучные (даже с точки зрения чисто позитивистского, базирующегося на агностицизме понимания науки) концепции доминировали во многих сферах отечественной науки. Историкам, к примеру, под страхом репрессий предписывалось отрицать даже сам факт исторического существования Иисуса Христа, которое объявлялось «выдумкой» и «мифом». Нельзя было считать реальным и существование других действующих лиц Библии — от праотца Авраама до апостолов. Настоящая инквизиция господствовала в биологии, где генетика (видимо, из-за того, что у ее истоков стоял монах Грегор Мендель) объявлялась «лженаукой», противоречащей «священному учению» Дарвина. Запрещено было упоминать и о новейших антропологических открытиях, ставящих под сомнение теорию происхождения человека «от обезьяны». Даже кибернетика не избежала попадания в число «запрещенных наук», поскольку в ее постулатах были обнаружены «расхождения с материалистическим мировоззрением». Думается, что эти факты могли бы стать основой для создания специального школьного курса «История атеизма», изучая который будущие граждане России смогли бы составить адекватное представление о тех методах, с помощью которых «антирелигия» внедрялась в сознание наших соотечественников.
Естественные науки могут более эффективно служить обществу, если будут дополнены познанием тайны Творения. «Антирелигиозная
линия» в среднем и высшем естественно-научном образовании не только сужает кругозор и притупляет самостоятельный научный поиск учащихся, исключая «за ненадобностью» такие области познания, как тайна поступательной эволюции природы в целом, общего и частного филогенеза и онтогенеза, как тайна естественной гармонии и полифонической непротиворечивости живого мира, как особое предназначение человеческой расы и фундаментальное отличие Человека, как образа и подобия Божьего, от всех прочих биологических существ. Эта оскопленная форма преподавания естественно-научных дисциплин вполне созвучна воспитанию «суррогатного русского», не имеющего никаких представлений о высшем творении и высшем замысле, о связи эволюции человека с эволюцией духовного познания и нравственным самоосмыслением, о нравственном аспекте высоких, в том числе биологических технологий.В советское время разрушение религиозного фундамента нравственных ценностей частично компенсировалось личным примером многих тогдашних атеистов — носителей коммунистического мировоззрения, получивших религиозное воспитание в детстве либо унаследовавших религиозные представления о нравственности, долге, служении и самопожертвовании от своих верующих родителей. На протяжении десятилетий это давало основания говорить о том, что тезис об «автономии морали от религии» подтвержден экспериментально — нравственной и подвижнической жизнью миллионов советских людей. Однако уже к концу брежневской эпохи стало ясно, что «эксперимент» по созданию антирелигиозного социума принес совсем другой результат. Люди, вынесшие на своих плечах тяготы Великой Отечественной и послевоенного восстановления, обнаружили, что их дети и внуки далеко не всегда стремятся следовать их жизненному примеру. Оказалось, что принцип «автономной морали» действовал лишь на протяжении одного поколенческого цикла (3–4 поколения), внутри которого возможна непосредственная передача духовного и психологического опыта, интенсивность которой сокращается по мере удлинения самой «цепочки». Выход на сцену пятого по счету после «отказа от религии» поколения жителей России, для многих представителей которого связь с верующими предками была разорвана окончательно, стал важнейшей предпосылкой «эпохи 90-х», когда не единицы, а тысячи и миллионы граждан были отрешены от базовых нравственных принципов — с ущербом для нации, социологически исчислимым в качественных категориях иерархии ценностей и в количественных показателях демографического и прямого экономического ущерба. Социологи вполне могли бы обнаружить реальную взаимосвязь между такими разноплановыми явлениями, как, к примеру, наркомания, коррупция, «дедовщина» в армии, и разрушением религиозно-нравственного фундамента нашего общества. А для оценки экономического ущерба достаточно лишь получить объективные данные о том, сколько денег в федеральный бюджет не поступает из-за коррупционных махинаций, к каким людским потерям приводит алкоголизм и наркомания, сколько средств нужно потратить для того, чтобы вернуть хотя бы часть страдающих этими «социальными» болезнями к нормальной жизни.
Деколонизация не может не коснуться и такой высоко востребованной дисциплины, как социология (обществознание). Эта наука из убогой служанки частных политических интересов должна возвыситься до своего подлинного призвания барометра состояния общества, индикатора внутренних, недоступных поверхностному наблюдению процессов в общественном сознании, стать эффективным средством динамической оценки воздействия государственных преобразований на общественную мысль, мониторинга трансформации системы ценностей. Это требует полноценного развития национальной социологической школы, применения собственного категориального аппарата, собственных, незаемных и оригинальных интерпретативных критериев.
В применении ко всем дисциплинам, формирующим и стимулирующим человеческое познание, деколонизация предполагает возвращение от статистической оценки знаний к их качеству и содержанию. В практике государственной образовательной политики это означает столь же насущную и неотложную необходимость отказа от методологии так называемого «болонского процесса», сколь необходимым для обороноспособности страны был предпринятый Россией отказ от исполнения обязательств по договору ДОВСЕ. Фактически для будущего страны ЕГЭ более пагубен, неорганичен и вреден, чем любой из дискриминационных военных договоров, ибо усреднительный «болонский процесс» по своему замыслу представляет собой механизм уничтожения идентичности в пользу «глобализационных ценностей».
5.4. Пропаганда ранних браков — путь к решению демографических и нравственных проблем
Реформа демографической политики также должна начинаться с ее деколонизации — то есть с решительного избавления от навязанных международными институтами и частными фармацевтическими корпорациями стандартов «планирования семьи» и сопутствующего явного или опосредованного стимулирования молодежного промискуитета как легкодоступной альтернативы «обременительным» семейным отношениям и «нежелательному» материнству и отцовству. Эта деколонизация неизбежно столкнется с массированным сопротивлением на международном уровне, поскольку подорвет основы уже широко внедрившегося в страну контрацептивного бизнеса. Соответственно, деколонизация принципов демографической политики прямо связана с деколонизацией образования в области медико-биологических наук, равно как и внесения новых законодательных ограничений, включая уголовную ответственность не только за практику, но и за пропаганду абортов и эвтаназии.
Сегодня в РФ ежегодно совершается от четырех до шести миллионов абортов, порядка двух миллионов женщин утрачивают репродуктивную функцию в детородном возрасте. Для устранения угрозы демографической катастрофы в мировоззрение «молодежи-2010» должны быть внедрены принципиально другие представления о ценности семьи и человеческой жизни, включая и жизнь нерожденных детей, чем для их сегодняшних сверстников. Вместе с тем очевидно, что сформировать эту мировоззренческую доминанту без создания новых смыслов невозможно. Убеждать молодых людей в том, что они должны рожать как можно больше детей в интересах государства или нации или использовать правовые санкции и иные карательные меры в отношении бездетных семей, — это тупиковый путь.