Новая трилогия Возвышения. Том 1

Такова была первоначальная мысль Ларка три дня назад. Начались торопливые эксперименты с реликтами мульк-паука, с применением новых растворителей, созданных треки. Некоторые из сохраненных объектов некогда были живыми. Это были птицы и насекомые, давным-давно попавшие в ловушки паука.

Все они, освободившись от коконов, оказывались мертвыми.

Возможно, у джофуров лучшие методы оживления, думал тогда Ларк. Или они совсем не собирались сохранить жизнь своим жертвам, и для них это только неподвластные времени трофеи.

Но накануне ночью Ларку пришла во сне идея.

Хивверны откладывают яйца под глубоким снегом, который весной тает, яйца погружаются в растаявшую грязь, которая потом затвердевает. Но когда начинается сезон дождей, земля снова размягчается. И тут из яиц вылупляются личинки хиввернов, они могут свободно выползти.

И когда он проснулся, идея окончательно сформировалась.

У космического корабля прочный металлический корпус, как яйцо хивверна. Корабль ротенов может быть захвачен, но его экипаж остается нетронутым.

Те, что находятся внутри, могут быть еще живыми.

И вот перед ними доказательство. Четверо в люке явно знают о существовании золотого барьера, окружающего их корабль, и пытаются с помощью инструментов в руках экспериментировать с ним.

Но есть одна проблема — они не двигаются. И нет никаких признаков того, что они знают, что за ними с расстояния в рост хуна наблюдают извне.

Отталкиваясь от воды, Линг что-то нацарапала на своей восковой дощечке и показала Ларку.

ВНУТРИ ДРУГОЕ ВРЕМЯ.

Он достал собственную доску, прикрепленную к поясу.

ВРЕМЯ ЗАМЕДЛИЛОСЬ?

Ее ответ был неясным.

МОЖЕТ БЫТЬ.

ИЛИ КВАНТОВАНО ПО-ДРУГОМУ.

СМЕЩЕНЫ ФАЗЫ.

Озадаченный взгляд Ларка оказался красноречивей слов. Линг стерла надписи со своей доски и снова написала:

ДЕЛАЙ ТО ЖЕ, ЧТО Я.

Он кивнул, внимательно наблюдая за ней. Линг забила руками и ногами, отворачиваясь от корабля. Подражая ей, Ларк обнаружил, что смотрит на несчастную изуродованную Поляну. Все деревья срезаны огненными лучами и погрузились в воду поднимающегося озера. Мутная вода делала неясными все очертания, но Ларку показалось, что он видит среди обломков кости. Ребра уров и костные острия хунов смешаны с человеческими черепами. Не так следует обращаться с останками умерших. Никакого уважения ни к мертвым, ни к Джиджо.

Может, джофуры позволят нам поселить в этом озере нового мульк-паука, думал он. Что-то придется делать, чтобы расчистить эту мешанину.

Линг толкнула его, оторвав от размышлений. ПОВЕРНИСЬ НАЗАД, было написано на ее дощечке. Ларк снова повторил ее маневр и вторично удивился.

Они переместились!

Как и раньше, в люке стояли неподвижные статуи. Только теперь их позы изменились! Один человек с удивленным видом указывал наружу. Другой словно смотрел прямо на Ларка, застыв в узнавании.

Они это проделали, пока мы на них не смотрели?

Ход времени в корабле не доступен его пониманию.

НАМ ПОТРЕБУЕТСЯ КОЕ-ЧТО СДЕЛАТЬ, написала Линг.

Ларк встретился с ней взглядом и увидел в ее глазах напряженную, но полную надежды иронию.

Он кивнул.

Ты можешь повторить это еще не раз.

ОЛВИН

Большую часть возвращения я провел, уткнувшись носом в дневник: восстанавливал все увиденное с тех пор, как «Мечта Вуфона» спустилась с Окончательной скалы. Клешня зубами любезно подточил мой карандаш. Я лег и записал предыдущий раздел.

То, что было догадкой, постепенно становилось уверенностью.

Сосредоточенность позволяла также отвлечься от страшных предчувствий и от боли в заживающей спине. Друзья старались подольститься ко мне, но я погрузился в хунское упрямство и отказывался делиться своими выводами. Ведь фувнтусы очень старались скрыть от нас свою истинную сущность.

Вращающийся голос сказал, что это для нашей защиты. Возможно, это просто покровительственный глейверский навоз. Типичный для взрослых. Но что, если он сказал правду? Могу ли я рисковать друзьями?

Когда придет время, я поделюсь только с голосом.

САРА

Она плыла в математических облаках.

Вокруг плавали дуги и отрезки конусов, сверкая, словно сделанные из вечного огня. Мимо пролетали метеоры, двигаясь по орбитам, предписанным тяготением.

Но тут к прыгающим формам присоединились более величественные фигуры, и Сара догадалась, что это движутся по своим орбитам — эллиптическим, а не параболическим — планеты. У каждой планеты была собственная зона, в которой передвигались другие формы.

Поднимаются, опускаются.

Поднимаются, опускаются.

Этот танец напомнил ей о забытой науке, которую она когда-то изучала по непонятным текстам из архива Библоса. В бреду возникло и название этой науки — орбитальная механика, — и эта наука утверждает, что громоздкое вращение солнц и планет подчиняется не более сложным уравнениям, чем движение мельничного или водяного колеса.

Сара смутно ощущала физическую боль. Но боль проходила словно сквозь пелену старой одежды, как будто что-то неприятное затолкали на дно ящика в платяном шкафу. Сильный запах мазей треки заполнял ноздри, прогоняя боль и тревогу, оставалась только одна тревожная мысль: я ранена.

Иногда она настолько приходила в себя, что слышала речь нескольких протяжных урских голосов, ворчливый и напряженный голос взрывника Курта и еще один голос, чью жесткую педантичную четкость она помнит по прежним дням.

Пурофски. Мудрец загадок.

Но что он здесь делает?

И где это здесь?

Один раз ей даже удалось приоткрыть глаза в надежде разрешить загадку. Но Сара тут же поняла, что, должно быть, еще видит сон. Не может существовать такого места, которое она увидела сквозь неясную дымку, — мира вращающегося стекла. Вселенной прозрачных сосудов, дисков и колес, вращающихся и наклоняющихся вокруг друг друга под странными углами, ритмичными взрывами отбрасывая отражения.

Все это слишком ошеломляюще. Сара, защищаясь от водоворота, снова закрыла глаза, но водоворот сохранился в сознании и продолжал существовать в абстрактном виде.

На переднем крае сознания возникла синусоидальная волна, но не неподвижная, какие она помнила по чертежам в книгах. Эта разворачивалась, как круги на воде, причем переменным измерением служило время.

Вскоре к первой волне присоединилась вторая, с вдвое большей частотой, потом третья — с еще более спрессованными пиками и углублениями. Один за другим возникали новые циклы, смешивались с предыдущими, сочетались в бесконечных сериях — трансформировались, — и их сумма указывала на новую сложную фигуру, с неровными вершинами и ущельями, словно горный хребет.