Новеллы о драконах, Бабе Яге, Горыныче и всей их веселой компании
Шрифт:
Долетел на душевном подъеме и драконьей тяге очень быстро. Превратился. Постучался. Его пригласили пройти в гостиную, где его уже заждалась королевская семья.
Кроме семьи там сидела какая-то невнятная личность. Определить половую принадлежность удалось только по турнюру и сережкам. Хотя, как вы понимаете, сережки это не совсем признак. Но в сочетании, сойдут.
И дело было вовсе не в крайней непривлекательности, нет! Что больше всего портило гостью короля, так это настолько надменный, и не пойми с чего капризно величавый кирпич на всей фотокарточке,
И только жалобно просящая мина на лице короля, промелькнувшая на мгновение, остановила его старого друга.
Всё-таки Дрычарг видел много хорошего и от этого короля, и от его отца, и от деда, и от так далее.
Дрычарг присел в свободное кресло, и постарался изобразить любезность.
– Кхм, кхм, – откашлялся король, – дорогой Дрычарг, мы очень надеемся на твою помощь, нашей родственнице она очень, очень нужна.
Дракон уставился на короля. На его лице, очень явно читалось желание превратится в морду.
Вышеназванная особо критично посмотрела на Дрычарга, сомневаясь в его способностях.
Дрычарг, понимая свою обреченность на действия, тяжко вздохнул:
– Возрастной диапазон от шестидесяти до ста? – уточнил он.
– Зачем мне рыцарь из которого уже даже сфинкс высыпался?! – взорвалась особа.
– Да вам самой-то сколько?! – не выдержал Дрычарг, надменность и вообще неприятность данной особы зашкаливала.
Вдруг она натянула любезную улыбку, или так подумала, и постаралась изобразить кокетство:
– А вы как думаете?
– Пятьдесят два? – после этих двух слов ничего кроме дикого визга дамочки, которой было пятьдесят один с половинкой, никто ничего не слышал.
И как король не старался отмазать друга, но пришлось ему какое-то время похищать феминисток, чайлдфри, и прочих борчих за равноправие. А что делать?!
Оскорбленная особа, оказалась дальней родней королевы. Против родни не попрешь…
Но вот её саму Дрычарг похищать отказался категорически.
В конце концов, у него был козырь! У королевской четы подрастала внучка. Кто её похищать станет?! А?!
Именно это и помогло королеве опомниться и вернуть Дрычарга из опалы.
Потому что дальняя родня, это, конечно, понятно.
Но родная кровь ближе!
А Дрычарг на раз выучил один урок:
«Никогда, никогда не называй истинный возраст дамы. Даже если он четко прорисован на всей ней!»
Происки лукавого
Горыныч тяжело поднял среднюю голову, и чуть не уронил её обратно на левую. Или на правую. Не важно.
Недалеко от него, в шаговой доступности, на коврике под дверью, спал, причмокивая во сне, рыцарь. Нежно так спал. С руладами.
Горыныч трудно, очень трудно, с почти скрипом повернул среднюю голову чуть вправо. Правая спала. Что-то кому-то во сне рассказывая. Повернул влево. Левая дрыхла, цокая зубками.
При увеличении радиуса поворота, Горыныч увидел Баюна. Тот, не мудрствуя лукаво, заснул там, где был.
На столе. Среди пустых и полупустых
мисок.Дальнейший поворот шеи заставил Горыныча застыть в ужасе.
В углу, спеленатый по рукам- ногам, спал царь. Грозное выражение будки грозно обещало кому-то много чего чего-то. Не очень такого чего-то.
Горыныч, пытаясь вспомнить, как он, царь, там оказался, уронил среднюю голову на левую. Левая проснулась, огрызаясь, на того, кто помешал ей спать.
Средняя подтолкнула левую посмотреть в сторону царя. Левая закатила глаза и ушла в глубочайший омморок.
Правая голова начала резко соображать. Выход был только один.
Но надо было будить рыцаря и Баюна, постаравшись при этом не задеть царя.
Горыныч проделал это филигранно.
Кончиком хвоста заткнул рыцарю то, через что он вчера…из-за чего так крепко дрых сегодня, и на цыпочках вытащил его из пещеры.
Умный и чуткий Баюн, почуяв движение, сам проснулся. Приподнял мордочку. Понял, что дело пахнет керосином. И на мягких лапках последовал за приятелями.
– Чего вчера было?! – просипел Горыныч одной, средней головой. Левая ещё не вернулся из транса, правая продолжала спать.
– Ты что не помнишь?! – картинно поразился Баюн.
– Неа,…то есть, совершенно!
Баюн покачал головой. Он всегда! Всё! Помнил!
Рыцарь открыл глаза, и дал понять, что рот можно открыть. Он в сознании.
Баюн начал пояснять:
– Сидели мы вчера хорошо, – Горыныч кивнул, начало он, оказывается, помнил, – а потом явился, не запылился лукавый. С чем-то таким… Да это бы ладно! Он как начал царю на тебя напевать, мол, ты у него дочку украдешь, за рыцаря замуж выдашь, рыцарь его с трона скинет.
У рыцаря, ни разу, не мечтавшего о троне, и вообще, такой ответственности, выкатились глаза.
– Так ему и этого мало! Он тебе не помнишь, как шипел на ухо, – Баюн обратился к рыцарю, – мол, царь батюшка тебя не жалует, не любит, не уважает. Помнишь?
Рыцарь потряс головой. Вспомнил. Вскочил:
– И где этот? С происками?
– Где, где, в погребе сидит.
– А чего царь замотанный?
– Так он рвался с рыцарем отношения выяснять. Ну, выяснил бы…а рыцарь наш и в проясненном состоянии не ангел белокрылый, а уж в таком…Потом бы ещё в госизмене обвинили! Вот я его и закатал.
Да не переживайте вы так! Я ювелирно! По котовски! Он думает, что сам так закрутился.
Баюн, прикрыв лапкой морду, захихикал.
Царя- батюшку, с охами: «Да как же ты так, надежа и опора?!» размотали.
Он слезно всех благодарил, и просил не рассказывать матушке, обещая за молчание плюшки и бочонок.
Из погреба извлекли лукавого. И потребовали пояснить, почему они ничего не помнят.
Тот попытался лукаво поюлить, но кулаки рыцаря, царя и Горыныча остановили всякое юление.
После чистосердечного признания, что поил он их настойкой мухоморной, лукавого сослали на долгие годы, на луковую плантацию.
Нет, нет! Не растить! Мягко ему было бы слишком! Чистить! Для пунктов общественного питания.