Новенькая не для меня

— Ты собралась в моей щеке просверлить дырку?

— Не-а, я собралась просверлить твой висок и забраться в мысли.

Папа хмыкает.

— Па-а-а-а-а-а?

— М-м-м-м-м? — в тон мне тянет он.

— Колись.

Папа делает резкий выдох.

— Вот же упертая, — недовольно бормочет. — Лена — это хорошая девушка.

— Ага, и кто она тебе?

— Коллега, я уже сказал.

Продолжаю гляделки. Папа сжимает губы в тонкую полоску. Закатывает глаза и опускает плечи.

— Ну да, я начал общаться с интересной девушкой. Не все же тебе по свиданкам бегать.

Радостно взвизгиваю. Папа дергается и смотрит на меня с недоверием.

— Давно?

— Да нет, пару недель.

— И ты молчал? — подпрыгиваю на кресле от нетерпения. — Я хочу знать все!

Радость за папу вытесняет щемящую тоску из груди.

— Да нечего пока, Снежан. Пару раз кофе попили — и вот, созваниваемся.

— Пап, ты не пьешь кофе с девушками ради прикола. Она тебе нравится.

— Без комментариев. Вообще-то, это я отец, а допрос мне устраиваешь, как будто бы я твой ребенок, — фыркает папа, сведя брови.

— Да ладно, пап, я просто рада за тебя, — широко улыбаюсь, поймав его удивленный взгляд.

— Серьезно?

— Абсолютно, — продолжаю лыбиться и делаю это искренне. — Она хорошая?

— Думаю, да.

— Это главное, пап. Пора жить дальше, и ты заслуживаешь счастья.

Упираюсь лбом в папино плечо и глубоко вдыхаю родной запах.

Впитываю его уверенность. Незаметно смахивая слезу.

— Ты у меня самая лучшая, ты же знаешь это? — чмокает в макушку.

— Ага, не забывай это, пожалуйста, когда в следующий раз решишь учить меня уму-разуму.

Хитро улыбаюсь.

— Бородин — это вообще исключение, — рушит момент папа, а я сдуваюсь.

Отворачиваюсь к окну, проводя подушечкой по прохладному кольцу.

Прикрываю глаза, моля о силах.

Глава 50

Ярослав

К окончанию выходных болит каждая мышца, и я практически в бессознательном состоянии доползаю до кровати. Зато почти не думал о Снежинке, не было сил.

Тренер, чтоб его, решил, что нам в срочном порядке надо сыграться с новеньким и в понедельник уже выходить на площадку.

Потому что один из игроков внезапно променял нас на Национальную лигу юниоров. А мы теперь разгребаемся.

— Не знаю, смогу ли я завтра вообще выйти на площадку, — стону я, протирая лицо ладонями.

У пацанов состояние не лучше. Чумак даже по привычке Лизу не пошел встречать, сразу в комнату.

— Мне кажется, Чумаку осталось недолго жить, — ржет Глеб, — не встретил свою даму сердца. Ай-ай-ай.

Вот кому ничто не может испортить настроения. Морозов, блин.

— Захлопнись, клоун, — рычит Рома и, не прицеливаясь, швыряет подушкой.

Глеб перехватывает её и устраивает под головой.

— Боже, Чумак, ты моя фея-крестная сегодня.

— Чего? — Рома приподнимает голову от кровати.

— Я шел в комнату и мечтал о том, что кто-то подгонит мне вторую подушечку. Спасибо, фея.

Не выдерживаю и начинаю ржать.

— Идиоты, — живот простреливает от боли, и я затыкаюсь, отдуваясь.

Мышцы сковывает спазм, вырывая из меня стон.

— Меня рубит, — веки наливаются свинцом, и получается моргать через раз.

Завтра я увижу Снежинку, если выживу.

Ох уж это если…

Нас с парнями будит грохот в дверь и ор тренера.

— Так, соньки, подъем! На тренировку.

— Опять? — стону, зарываясь под одеяло. — Можно мне вот прям тут сейчас остаться навсегда?

Глеб и Ромыч бодренько вскакивают и натягивают форму.

— Бесите, — провожаю их взглядом.

С меня сдергивают одеяло.

— Давай, блин, — Чумак тянет меня за ногу, пока я цепляюсь за простыню.

— Отстань от меня! — ору, отбиваясь от его конечностей. — Оставь меня умирать тут.

— Ага, разбежался, как мы без атакующего? — Глеб стоит надо мной, сложив руки на груди. — Зря ты, что ли, с Антошей отрабатывал подачи?

— Бесите, — психую, встаю с кровати, пытаясь испепелить друзей взглядом.

Они только хохочут, хватая бутылки с водой и выходя из комнаты.

— А где Бородин? — слышу громкий голос тренера.

— А он носик пудрит, — орет Морозов.

— Ах ты ж падла! — ору в ответ, на лету надевая форму.

— О, ожил. Да я исцеляю, — гогочет Глеб, удирая от меня.

Сшибаю по пути углы и шикаю от боли.

— Идиота кусок!

— Бородин, что за выражения? — выговаривает мне тренер.

Коридор наполняется нашим ором.

Из соседней комнаты выходит такой же взъерошенный и сонный Антон. Проносимся мимо него, чуть ли не цепляя за собой.

В последний момент отскакивает к стене.

— Давай, давай, двигай ножками на тренировку, — кричит ему Чумак.

— Бегу и спотыкаюсь, — язвит новенький.

— Спотыкаться не надо, травма может случиться, — отвечаю и ощущаю прилив сил.

Так всегда бывает перед игрой.

Мы покатываемся со смеху, вываливаемся в коридор.

Глазами ищу знакомую фигуру, но в коридоре пока пусто. Все ученики спят, а нам вот уже впахивать на благо школы.

Сегодня полуфинал. А потом пару месяцев просто игры, можно будет передохнуть перед финалом.

— Так, — хлопает тренер, привлекая наше внимание, — игра через два часа. Играем со школой тысяча восемнадцать из Воронежа.

Антон напрягается, сжимая челюсть. Меняется в лице, а я внимательно слежу за его реакцией.

— Что такое, новенький? Испугался? — не теряю возможности поддеть его.

Он переводит взгляд на меня и прищуривается.

— Насколько я помню, это твоя бывшая команда, Рязнов? — оглушает нас тренер вопросом.

Все взгляды сосредотачиваются на новеньком.

— И что? — вскидывает бровь.

— Не налажай, блин. И не поддайся, — скалюсь.

Он делает шаг ко мне, и наши взгляды схлестываются.

— Я играю ради победы, а не ради поддавков каких-то. В первую очередь я работаю на благо команды, в которой играю на данный момент. Это всем понятно? — обводит взглядом пацанов.