Новенькая. Соблазнить за 183 дня
Шрифт:
Мне пи*дец страшно. Страш-но! Но не только от того, что я вот-вот сдохну. Нет. Думаю, что как раз на это мне уже плевать. Страшно, что я не успел, что не справился, что мою книгу издадут, что ее прочитают, что я навсегда останусь в памяти людей говном. Страшно, что не извинился, не раскаялся, что, если и существует ад, меня там уже поджидает черт с огромной сковородкой, вилкой и щипцами для выкручивания яиц. И я ничего не могу изменить.
– «Скорая» едет. Не бойся. Все будет хорошо.
Нет.
Хорошо точно не будет.
И спор проигран…
Ну как так? Единственное
Опубликуют, и, как назло, книга станет бестселлером, разлетится миллионным тиражом, а меня уже нет. И нет возможности объясниться и оправдаться перед читателями. Не получится парировать колкости критиков…
Страшно мне, что и после смерти придется краснеть за этот ссаный дневник.
«А-оу» – звенит телефон старым звуком аськи.
Пришло уведомление (много лет назад установил себе этот ретрозвук сообщений и теперь скачиваю его на каждый свой новый смартфон, как дань уважения мессенджерам прошлого и в силу привычки). И зачем я об этом думаю в такую минуту? И о чем вообще нужно думать перед смертью?
– Дай…
Прошу Новенькую подать мне телефон.
Голова кружится.
Кровь вытекает на бетонный пол проклятого балкона. Шелк, зараза, совсем не впитывает жидкость, липнет, деревенеет и окрашивает своих зеленых китайских драконов в цвет свершившейся мести. Новенькая трясется, ритмично дышит мне в ухо. Смартфон аоукает, сообщения приходят, а я лежу, хриплю, кашляю.
И, кажется, теряю сознание.
Глава 0. Истина рождается в…
– Видел, кого к нам привели? – спрашивает Филипп.
Филипп – это мой друг детства. Странный, чудаковатый, но мой лучший друг, если, конечно, не обращать внимания на то обстоятельство, что других друзей у меня попросту нет.
Описывать его внешность не хочу.
Какая разница, какого цвета у него глаза? (!если что, карие). Думаю, хватит упоминания того, что они у него есть. Есть еще и руки, и ноги, и шея, все кривое, но в нужном количестве. В общем и целом обычный, ничего особенного. Худой, высокий.
Что еще…
Филипп, можно сказать, веселый парень, насколько бывает веселым застенчивый и затюканный программист с «глубоким внутренним миром», как он сам любит о себе говорить. Насчет упомянутой глубины не знаю, но ростом Филипп чуть выше меня, если быть точным – всего на полсантиметра, но этого ему всегда было достаточно, чтобы при распределении ролей в играх он назначал себя величественным волшебником, братом Гэндальфа, а я без жребиев и голосований всегда оставался безымянным полуросликом, робким помощником и заместителем легендарного Фродо.
– Глухой? Спрашиваю, ты видел новенькую?
Филипп, пригнувшись, останавливается у меня за спиной, хотя знает, гад, что я терпеть этого не могу.
Наклоняется через спинку моего именного кресла премиум-класса, оформленного в классическом стиле, с деревянными вставками из красного дерева, отвлекает от работы и надоедает своими глупыми вопросами. И не проигнорируешь же. Не отстанет.
– Что ты хотел?
– Поднимись да посмотри, – говорит он и ставит бутылку с газировкой
на мой стол. – Только осторожно.Он тычет пальцем за перегородку и требует, чтобы я проверил.
Вот, оказывается, для чего начальство отгородило нас этими непрозрачными картонными заборчиками – чтобы мы не отвлекались от мониторов и не переглядывались в рабочее время. И чтобы, если встаешь с места, твою ленивую голову халтурщика было видно через весь кабинет.
– Давай потом, а? Я занят, – отвечаю и подстилаю салфетку под его бутылку.
– Ого, ты заставку сменил? Покажь!
Ну вот, началось.
Выключаю монитор.
Не то чтобы я стеснялся того, что Филипп увидит мою новую картинку на рабочем столе, просто не хочу опять с ним спорить, кто круче: Хидан из «Наруто» или Марко Россо из «Шаман Кинг». Проще убрать раздражитель.
– Покажи!
– Отстань.
Повторно жму на кнопку выключения монитора, которую он успел клацнуть.
Знаком с ним с пеленок, и ни дня не прошло, чтобы мы о чем-нибудь не поспорили. Он готов предложить пари по любому поводу, а если проиграет, будет с пеной у рта доказывать свою правоту и приводить мне свои так называемые убийственные аргументы в пользу теории, что на самом деле его промах – это не поражение.
«Вранье!
Никогда я так не делал.
Прошу прощения, уважаемый читатель. Я все понимаю, грубо перебил… Мне и самому интересно прочесть и узнать, что он там дальше написал. Понимаю, невежливо вклиниваться в чужое повествование.
Но!
Я должен сейчас же поправить моего друга.
Пусть это его книга, пусть он автор этого неуклюжего дневника позора, но молчать, когда на меня нагло клевещут, не могу.
Признаю. Да. Возможно, в чем-то он прав. Но лишь отчасти. Иногда, очень редко, я могу себе позволить вступить в спор. Но. Скажем так, не злоупотребляю. И я на самом деле никогда не проигрываю, этот дневник тому доказательство.
Так что не стоит верить всему, что этот неумелый писака тут понапридумывал.
Все.
Еще раз простите, что перебил.
Читаем дальше.
И, да… Если что, Хидан круче, чем Марко Россо».
– Зачем выключаешь? Покажи, что там у тебя?
– Просто так ты же не уйдешь, правильно? Ты хотел, чтобы я встал? – пытаюсь сменить тему. – Ну вот, все, я стою.
– Пригнись! Совсем идиот?
Филипп шипит, тянет меня за рукав, и я пригибаюсь, прячусь за перегородкой.
– Ну как?
– Что – как?
– Как она тебе?
– Кто?
– Ну, новенькая. Неужели не увидел? Протри очки.
Теперь две макушки торчат из-за моей перегородки, и две пары глаз пялятся на новую сотрудницу.