Новик, невольник, казак

Мозоли на ладонях – это ладно. Поплевал, обмотал весло тряпицей… В общем, можно терпеть. А вот боль, поселившаяся в каждой мышце рук и спины, радостно вгрызающаяся в них изнутри при каждом движении… Ломота в пояснице и обжигающая, словно раскаленный прут, резь в икрах… Никогда не считал себя слабаком, но тут спасовал… Не добровольно. Характер не позволил. Просто в один момент хлынула носом кровь, и я без чувств сполз на дно байдака.

– Паныч… – проворчал кормщик. – Надо было сразу прибить, типун мне на язык. Вот как чувствовал. Из-за него всё… Если доведется еще когда Ворона встретить, чертом клянусь, что стребую с него сотню дукатов. Которую атаман за паныча выручить хотел. Типун мне на язык.

– Суши весла!

Василий, недолго думая, сгреб меня в охапку и сунул с головою в реку… После того как мы сгрузили с судна почти весь груз свинца, борта заметно поднялись над водой, но все же не настолько, чтоб не удержать меня за руки.

Райское блаженство.

– Не утонешь?

Я только улыбнулся в ответ на столь глупый вопрос. Человек же на восемьдесят процентов состоит из воды. Как же она сама в себе утонуть может. И вообще, вся жизнь именно отсюда на сушу выползла.

– Тогда держи веревку… Помощь понадобится, зови. И не мокни долго. Пропасница кинется.

Это я понимал. После сильного перегрева резкое охлаждение чревато разными осложнениями, вплоть до паралича сердечной мышцы, но сейчас мне было наплевать на все ужастики, вместе взятые. Я наслаждался ощущением легкости и уюта. Так, наверно, чувствует себя младенец в утробе матери. Почему и покидает ее с криком.

– Твою дивизию! Акула!

Я вылетел из воды со скоростью пробки, вышибленной из бутылки шампанского. И очутился на палубе раньше, чем сообразил, что никакие акулы не только в Днепре, но и во всех других пресных водоемах не водятся. Как и киты-касатки, к слову. Но что же тогда только что такое огромное и шершавое обтерлось о мою спину? Крокодил? Гиппопотам? А, может, водяной дух, которого на этот раз мы забыли задобрить, зато подгадили изрядно, свалив за борт кучу трупов?

– Чего? – Василий с «янычаркой» в руке стоял уже рядом и пристально вглядывался в воду. – Что ты орал? Я не разобрал…

– Это на латыни… – отмазался я. – Что-то большущее меня под водой задело. Неприятно. Как наждаком по спине проехалось.

– Осетр или белуга… – не удивился казак. – Видимо, на нерест поднялась, да и заблудилась в плавнях. Очень большая?

– Больше меня наверняка.

– Старая… Пусть плывет. Весной попробовали бы достать, ради икры. А сейчас нет толку.

– А мясо?

Хохот всех, кто находился в байдаке, стал мне полноценным ответом. Но они не знали обо мне того, что Василий. Поэтому Полупуд, не обращая внимания на разбойников, спокойно объяснил:

– У старой рыбы мясо, что эта ветошь. Ни вкуса, ни пользы. В одном ты прав, Петро, пора и о ужине подумать. Сейчас закинем бредень да сообразим пару рыбин на ушицу. Плыть по реке да сухарями питаться – глупее не придумаешь. Типун… Где тут у вас снасти лежат, а то я еще не весь байдак обшарил. Сперва не до того было. Потом стемнело… А там и вы пожаловали. Говори, говори… Не переворачивать же весь челн вверх дном. Сам же потом за оба уха уплетать станешь.

После роскошной купели я пребывал в неге и блаженстве. В том смысле, что тело нежилось, а взгляд дружелюбно скользил по лицам разбойников, в отличие от меня – добровольца, приговоренных к веслам волей запорожца. Угрюмые, злые глаза, в которых явно читается пожелание нам подохнуть в муках, но при этом не елозящие, глядящие прямо. Они подчинились силе, но не покорились, не сдались. И только один взгляд в тот самый миг, когда Полупуд заговорил о снастях, вдруг вильнул и потупился.

Ого! Я, конечно же, не Шерлок Холмс или иной мастер дедуктивного метода, умеющий подмечать малейшие детали и делать из них потрясающие выводы, но тоже люблю смотреть сериалы о ментах.

– Василий… – позвал я негромко. – Помоги мне встать, пожалуйста.

Настроившийся на рыбалку казак удивленно оглянулся, но помог подняться. И даже поддержал, когда я шагнул к Типуну и прикоснулся ладонью ко лбу разбойника.

– Ты чего, паныч? – дернулся тот. – Совсем ошалел?

А Полупуд, похоже, о чем-то догадался.

– Сиди смирно, – прикрикнул на кормщика. – Вы, олухи царя небесного, понятия не имеете, кого в плену держали. Петр Ангел – потомственный ведун. Зрит прошлое и то, что не исполнилось еще. Оттого и нападение ваше неудачное, что заранее он приготовился. Да что я вам об этом толкую, сами видели, как он сразу стал палить с обеих рук, когда вы еще и головы на бортами поднять не успели.

Все, разумеется, было иначе, но кому важны детали? М-да, вот так и писались летописи, по которым потомки историю учат и за документ считают.

– Так что не дергайся, Типун. Ворожбит [5] знает, что делает. А если спросит чего, не вздумай солгать – навек онемеешь.

Я не собирался затевать представление, но после такой рекламы давать заднюю некрасиво.

– Вижу… – забубнил замогильным голосом. – Тайное вижу… Квод лицет йови, но лицет бови! Темна вода во облецах, и блаженны нищие духом… Измена… Зик транзит глория мунди! Лист в лесу спрятанный, волк в ночи крадущийся… Ворон над падалью кружит… Кровь Ирода на челе Иудином… Трах-тибидох… трах-трах…

5

Колдун.

Нести подобную ахинею я мог бы часами, не сложнее, чем на экзамене без подготовки отвечать на вопросы. Главное – уверенный тон и взгляд. Не понадобилось, кормщик сломался раньше. Взвыл дурным голосом и отшатнулся.

– Василий! Забери его! Не губи душу! Я всё скажу! Богородицей клянусь, типун мне на язык…

А я чего. Колхоз дело добровольное. Сам так сам… Но не удержался. Нагнулся к уху Типуна и произнес трагически:

– Внемли, несчастный мудрость Пифагора Самосского! Ибо он первый доказал, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы… А посему, Пифагоровы штаны на все стороны равны!

– Я не нарочно! – завопил тот. – Василий! Смилуйся! Там на носу, в одном из бочонков… который крестом помечен. Там не порох. Посмотри… Но я не собирался умолчать об этом. Всего лишь хотел кошевому о тайном поведать. Чтобы побольше за свою жизнь предложить. Клянусь честью святой Девы Марии! Типун мне на язык…

– Верю… – Кормчий был нам еще нужен. Так что стоило поберечь его рассудок. А то скоро слюни со страху пускать начнет и под себя ходить. Переборщил слегка. Не учел глубину суеверия здешних людей. Тем более тех, кто и сами понимают, что грешны. Кто-кто, а они в ад совершенно не торопятся.

Подействовало. Типун угомонился, только глаза таращил и молитву шептал. Остальные разбойники тоже перекрестились, теперь поглядывая на меня с явным опасением.

Полупуд же тем временем прошел на нос байдака, отодвинул несколько бочонков, а один взял в руки.

– Есть крест… – объявил громко. – Вот только открывать мне его не хочется. Опасаюсь, как бы сокрытая в нем тайна весь байдак на щепки не разнесла.

Я взглянул на разбойника. Тот заметно успокоился и не походил на человека, прощающегося с жизнью.