Новик
Шрифт:
Дядька вздохнул и перекрестился. Посидел немного молча, глядя на моё бледное от кровопотери лицо.
— Воевода… Князь Мстиславский повелел тебе, как очнёшься, письма эти отдать, дабы ты в Москву их увёз, государю, — сказал он.
— А сотня?.. — тихо спросил я.
— А
Я прикрыл глаза. Ну, хоть что-то. Мне стало гораздо спокойнее.
— Когда выступаем? — спросил я.
— Побойся Бога! — воскликнул Леонтий. — Куда рвёшся так? Рану залечить твою надобно! Не ровен час, опять откроется! Лекарь весь извёлся над тобой, кое-как кровь затворил!
А вот это не радовало. Снова торчать в четырёх стенах, в тесноте и духоте, лишь изредка выбираясь до ветру, врагу не пожелаешь. Остаётся только молиться, чтобы рана зажила побыстрее. Она бы и так зажила, если бы не схватка с князем, потребовавшая от меня колоссального напряжения сил.
— Царя упредить надобно… — сказал я.
— О чём?! — фыркнул дядька.
— Про измену Курбского… — сказал я.
Жаль, я не сделал этого раньше. Всё было бы гораздо проще, если бы князь не был назначен воеводой, а вместо него полки вёл да хоть тот же Мстиславский. Но государь бы мне просто не поверил без веских доказательств, а доказательства… Ну, вот они, письма польского короля. Только
Курбский мне бы их ни за что не отдал.— Спи давай, отдыхай, сил набирайся, — проворчал дядька. — Тебя как татарин тот саблей по голове приголубил, так у тебя словно шило в заднице застряло! Так и тянет тебя, так и манит на всякую дурость!
— А как же, — усмехнулся я.
Но совет и впрямь дельный. Отдохнуть мне не мешало. Всё равно я вновь пропущу всё самое интересное, воевать ливонца пойдут уже без меня. Так что я закрыл глаза и вновь погрузился в сон.
Выехать из Пскова мне удалось только после праздника Крещения. В прорубь я не окунался из-за раны, но службу отстоял и причастие принял, а на следующий день мы с дядькой выехали из города. Стояли трескучие крещенские морозы, от которых плевок почти застывал на лету, но мы стойко переносили все тяготы и лишения, ровно как и русские полки, почти одновременно с нами вышедшие в поход.
Вёл русскую рать князь Иван Фёдорович Мстиславский, храбрый и славный воин. Вёл на запад, чтобы раздавить и добить обессилевший и прогнивший Ливонский орден, три сотни лет огнём и мечом насаждавший в Прибалтике католичество. Князю требовалось как можно скорее расколоть этот гнилой орешек, успеть раньше Сигизмунда, но в способностях Мстиславского я не сомневался.
Ну а мы с Леонтием ехали на восток, в Москву. Вершить слово и дело государево. И хоть военная служба снова прошла мимо меня, задев только самым краешком, я точно знал — в Москве будет ещё жарче, чем в Ливонии. Настало время вершить правосудие.