Новочеркасск: Книга первая и вторая

— Теперь-то куда нас поведут? — осведомился он доверительным шепотом.

— В новую войсковую канцелярию, — последовал сдержанный ответ.

Идти оказалось недалеко. Угловой высокий дом с празднично освещенным подъездом и замершими у его дверей часовыми в мундирах черкасского полка показался ему до того необыкновенным, что старый казак попросту замер от удивления.

— От это да!

Месту, на котором была построена первая войсковая канцелярия области Войска Донского, суждено было стать знаменитым. Ныне здесь, на скрещении двух бойких улиц Новочеркасска — Подтелковского проспекта и Советской, стоит здание областного музея истории донского казачества. За сорок с лишним лет люди нанесли в этот дом таких экспонатов, что слава его разнеслась по всему миру. У древних дверей были поставлены две облезлые и поржавевшие от времени пушки. Когда-то из них казачьи бомбардиры вели огонь по вражьим войскам. Помню, что в начале тридцатых годов нам, мальчишкам, не было большей радости, чем посидеть на прокаленной солнцем всамделишной пушке, обхватив голыми икрами ее круглые чугунные бока. Случалось, что за этим занятием нас захватывали бывший конармеец безрукий дядя Вася или его жена сторожиха Тарасовна и мы получали не очень сильные подзатыльники за попытку «попортить государственное имущество». Но мы на это не сердились, такая кара лишь разжигала охоту повторить дерзкую выходку.

За массивной дверью, ведущей в музей, у нежно-белых мраморных ступеней долго лежала отлитая из зеленой бронзы великолепная скульптура Клодта, изваявшего донского атамана Платова, неизвестно по какой причине обреченная на погибель. Когда нам удавалось выпросить дома по пятачку и на самом что ни на есть законном основании, по взаправдашним билетам, войти в музей, мы всей своей ребячьей стайкой останавливались у памятника и подолгу рассматривали волевое лицо донского атамана, ощупывали его булаву. Случалось, что в эту пору появлялся дядя Вася, но вместо угрожающего жеста указательным пальцем он довольно мирно говорил:

— Этого графа можете, щупать хоть весь день. Его, видать, за дело с пьедестала скинули.

Много дождей и ветров прошумело над крышей нашего городского музея, и чего только не свидетельствовали каменные его стены. Видели они кавалеристов Подтелкова и Кривошлыкова и красные конные полки, входившие в Новочеркасск в гражданскую, и отступающих наших пехотинцев в суровом сорок первом году, а потом слушали рев наших «Яковлевых» и «Петляковых», предвещавший изгнание фашистских захватчиков. Но стоит это здание так же гордо, как и стояло многие годы, свидетельствуя историю столицы Войска Донского.

Однако простой казак Лука Андреевич Аникин не мог тогда предвидеть далекого будущего. С внутренним ликованием смотрел он на большие освещенные окна и фонари у парадного подъезда, в котором только что скрылась крепко сбитая фигура Матвея Ивановича, пожелавшего всем доброй ночи и не опаздывать к литургии.

Проводив атамана на покой, свита облегченно вздохнула. Часть казаков тотчас же отправилась по кабакам и винным лавчонкам отметить свое прибытие, а Лука Андреевич вместе со своим старым другом решил сразу пойти на отдых. В самом центре Новочеркасска для почетных переселенцев был разбит целый палаточный городок в окружении успевших зазеленеть первой листвой молодых саженцев. Тугие зеленые тополиные листья звенели на легком ветру, долетавшем сюда со стороны разлива. Дежурный урядник проводил их в одну из палаток, и те ахнули, увидав аккуратно заправленные походные койки, над каждой из которых висела дощечка с фамилией гостя-переселенца.

— Ай да атаман! — воскликнул друг Аникина, улыбаясь щербатым ртом. — И тут позаботился.

Лука Андреевич стал было раздеваться, как вдруг кто-то мертвой хваткой обхватил его сзади, лишая способности сопротивляться, а другая пара рук закрыла глаза.

— Да отстаньте вы, бисовы дети! — воскликнул Аникин и, собрав все свои силы, попытался вырваться. Однако напавший лишь сильнее его сжал. После третьей безнадежной попытки Лука Андреевич вдруг почувствовал, как державший разжал руки, и оглушительный смех раздался под пологом палатки. — Дениска, Андрей! Да я же вас, чертей, но одному сопению узнал! — обрадовался Аникин, обнимая их по очереди, — Ух как выросли да в плечах раздались! А мозоли-то на руках какие. Знать, достается на стройке нового города.

— Достается, дядя Лука, не без этого, — за двоих пробасил Андрейка.

Парни стояли перед Аникиным в почтительной позе, словно перед самим атаманом, оба улыбающиеся, с лицами, потемневшими от ветров и солнца. Дениска — в новеньком казачьем чекмене, Якушев — в обычной своей рубахе-косоворотке, подпоясанной узким кавказским ремешком с серебряными насечками.

— Ну рассказывайте, дядя Лука, — торопил он Аникина. — Как там дома? Как здоровье тети Анастасии, как…

— Жива-здорова твоя Любаша, — потеплевшим голосом прервал бывалый казак. — Низкие поклоны слала… Ну а насчет поцелуев так выразилась: «Через вас, дядя Лука, передавать их не рискую, а как только самолично прибуду на новое местожительство, Андрейка в обиде не будет».

— А вам, дядя Лука, новое место уже определено, — известил Андрейка.

— Да где ж? — так и ахнул Аникин.

— На Барочной улице.

— Это что же еще за прозвание?

— А она так названа потому, что к речке Аксайке, к баркасам, ведет. Я вас завтра утром туда провожу, дядя Лука.

— Зачем завтра? — запротестовал Аникин и тряхнул головой, на которой топорщились приглаженные редкие волосы. — Веди сейчас.

— Да что ты, дядя Лука, — вмешался в разговор Дениска Чеботарев. — Иль не устал?

— Не твое песье дело! — взвизгнул Аникин. — Я на бабайках не сидел, а за почетного пассажира в лодке был. Это вот мой друг из Бесергеневки, он устал, да и чужое жилье его в такой поздний час не может интересовать. А меня, будьте любезны, ведите.

Парни переглянулись и, вздохнув, пожали плечами, понимая, что упрямого старика сейчас не перешибешь. Они не столь уж долго шагали по центральной части города, оживленной, несмотря на поздний час, толпами прогуливающихся, иллюминацией и песнями. Потом свернули на слабо освещенную, уходящую вниз, к реке, улицу и, пройдя два квартала, остановились подле углового, почти достроенного дома, окнами выходящего на бугор, за которым, облитое ровным светом луны, расстилалось бескрайнее пространство разлившегося Аксая. Андрейка похлопал увесистой ладонью по цоколю и весело провозгласил:

— Вот это и есть ваш, Лука Андреевич. Осталось забором подворье огородить да крышу покрасить. А за ним обшитый досками домик с фундаментом из ракушечника видите? Угадайте чей?

— Чего ж тут угадывать, — простодушно рассмеялся Аникин. — Твой небось, Дениска.

— Известное дело, — гордо подтвердил Чеботарев. — Куда же я от тебя с мамашей деваться буду.

— Вот и хорошо, — согласился старый казак. — Очень хорошо, ребятушки, что мы теперь все вместях окажемся. Будем жить дружно и долго. Андрейку с Любашей по первости законно обженим, а потом и тебе, Дениска, невесту высмотрим.

Аникину новое жилище понравилось. Как-никак четыре просторные комнаты, уютные сенцы, обширный двор. Парни проводили его в палатку, и, ложась спать, Лука Андреевич взял с них слово, что они рано утром придут позавтракать, а потом отправятся с ним на торжество.

2

На литургию в честь объявления Новочеркасска новой Столицей Войска Донского приглашались лишь самые именитые казаки: станичные атаманы со своими свитами, представители властей и благородного общества. Лука Андреевич с Дениской Чеботаревым и Якушевым скромно затаился у раскрытых дверей, из которых доносился пропитанный ладаном и травами воздух и глухой, сдержанный говор собравшихся на молебен горожан.