Новочеркасск. Кровавый полдень
Шрифт:
Итак, трупы родным и близким не выдали. Для них это явилось дополнительной душевной травмой и, понимая, что жизнь не вернешь, они ходили по инстанциям и умоляли-просили: «Дайте хоть похоронить по-человечески!». Но и этого не дали. Тихо, зловеще советовали: «Не ходите, не ищите. Ведь у вас еще дети есть». Или: «Молодая, еще замуж выйдешь, родишь»: Многие так и замолчали, но все годы жили под гнетом неисполненного нравственного долга.
До сих пор ходит множество версий о местах захоронения погибших. Говорили о том, что их закопали на территории воинской части, а сверху положили асфальт (снова асфальт!) и устроили спортивную площадку. Были версии, что трупы сбросили в Гарган-пруд за тюрьмой, зарыли в карьере, свезли в шахту… Уже потом, через много лет, при розыске убитых маньяком Чикатило, местные жители говорили, что Аютинская шахта — проклятое место. Еще, мол, в 62-м трупы кидали в шурфы и засыпали известью.
Известно, что члены Президиума, обсуждая вопрос захоронения, предлагали и такие варианты, как утопить в море или вывезти в пустыню, в пески. Но якобы Микоян настоял на кладбище. Почеловечнее чтоб… На этом и остановились. Ответственным
Две ночи после расстрела трупы из города свозили к месту складирования — в лесополосу в районе балки Ают, в 20 км от Новочеркасска. Сгружали в большую открытую квадратную яму. В ночь на 4 июля трупы осмотрел и составил на каждого акт судмедэксперт В. В. Левшин. Привезенный из Ростова-на-Дону фотограф В. Н. Власов в лучах фонарей сфотографировал трупы с бирками-номерами на груди. Негативы этих фотографий сохранились в секретных архивах Ростовского областного УВД. Глядя на вздувшиеся лица, сличая их с прижизненными фотографиями, трудно определить кто есть кто. Но такая работа впоследствии была проведена экспертами СМЛ-124 СКВО. Через 30 лет.
Жара начала июня не остужалась ночью, и поэтому трупы спешили предать земле. Ночью 4 июня три отдела милиции получили свою похоронную порцию: Таганрогский ГОМ — 8 трупов, Каменск-Шахтинский ГОМ — 8 трупов, Новошахтинский ГОМ — 4 трупа. Кроме этих убитых, организованно вывезенных с места складирования в лесополосе, из Новочеркасска вывозили и других погибших и умерших от ран.
Определить их поименно и точно по количеству не представляется возможным. Следствием учтены еще 6 трупов. История с их захоронением такова. В те дни в станице Заплавской (в 13 км от Новочеркасска) на окраине кладбища были зарыты три трупа. Но могилы были разрыты скотом, и поэтому убитых перезахоронили на кладбище румынских военнопленных под Новошахтинском. Туда вскоре доставили еще два тела.
Лишь один из погибших был захоронен по-человечески. 19-летний Леонид Шульга, раненый в ногу, скончался от гангрены и развившегося сепсиса 20 июня. Матери и сестре разрешили похоронить его на кладбище станицы Грушевской. Хоронили скоро, тайно, под присмотром милиции, запрещавшей плакать. Но все-таки по-людски: в личной могиле, в гробу, одетого в новое… В мае 1994 года Фонд Новочеркасской трагедии произвел вскрытие могилы. Сестра Татьяна еще раз повстречалась с братом, выполняя волю покойной матери, которая сетовала, что сын лежит на чужом кладбище. Останки Леонида Шульги вместе со всеми были преданы земле на мемориале нового городского кладбища в день общих похорон 2 июня 1994 г.
После экспертизы было установлено, что в двух могилах на цыганском заброшенном кладбище у поселка Тарасовский, что в 180 км от Новочеркасска, захоронены: В. Н. Гриценко, В. К Карпенко, В. Ф. Федорков, В. П. Ревякин, К. К. Келеп, М. Г. Шахайлов, В. В. Константинов, В. С. Драчев. Хоронили — начальник Каменск-Шахтинского горотдела милиции П. П. Перекопский и его подчиненные: П. И. Приходько, П. И. Громенко, П. С. Макухин.
Восемь трупов, два из них женские, хоронили под Таганрогом, на кладбище поселка Марцево начальник Таганрогского горотдела милиции И. Н, Шеменев и его подчиненные: И. А. Сыкин, А. Т. Велик, Н. С. Комиссаров, Н. В. Куликов и др. Для захоронения были вырыты две глубокие могилы. В них были похоронены: И. Ф. Тимофеев, А. Э. Шульман, В. В. Тинин, В. П. Линник, В. И. Мисетов, А. М. Зверева, А. Д. Грибова, П. Я. Вершеник.
Начальник Новошахтинского отдела милиции Величко и начальник отделения Тихоненко ночью 4 июня 1962 г. привезли в Новошахтинск на действующее кладбище шахты № 7 и зарыли в старую могилу четыре трупа. Яму рыли бывший начальник уголовного розыска Новошахтинского ГОМ Цыбин и сотрудник милиции Сиволобов. В этой яме на чужих костях лежали: А. Н. Дьяконов, Ф. Г. Лиманцев, В. А. Ситников, А. Б. Артющенко.
Рядом с этим кладбищем шахты № 7 располагалось кладбище румынских военнопленных» где были захоронены скончавшиеся от ран и закопанные первоначально в разных местах В. И. Соловьев, Е. И. Слепкова и Г. Н. Терледкий. На это нее кладбище в последующие дни были привезены еще два трупа умерших от ранений людей. Один из них предположительно студент Новочеркасского политехнического института. Личности не установлены.
ЗАКЛАНИЕ
Итак, кто же разрешил, кто скомандовал, и кто исполнил расстрел? В целом разрешение на подавление новочеркасского бунта, конечно же, было получено из Москвы. Но, учитывая, что центральная власть в лице ее маститых представителей была в это время в Новочеркасске, можно сказать, что все решалось на месте. Находившийся в Москве Хрущев не мог определить масштабы угрозы режиму, исходившей из маленького провинциального городка. Вначале он был противником крайних мер. Потом стал требовать наведения порядка любыми средствами, вплоть до применения оружия. К этой мысли его подводили постоянные доклады из Новочеркасска и истеричные звонки трусливых партийцев. Довлел над ним, вероятно, и тот фактор, что из Новочеркасска поступало как бы коллективное мнение, а он, Первый, но один, должен был принимать решение. А как идти против коллектива и брать на себя ответственность? И карт-бланш: из Москвы был выдан.
Впрочем, Хрущев не склонен был принимать случившееся в Новочеркасске за большую трагедию. В показаниях свидетелей зафиксирован эпизод, когда после расстрела Плиев стал возмущаться произошедшим, но его остановил Козлов, заявивший: «Я только что разговаривал с Хрущевым, доложил ему обстановку, и Никита Сергеевич сказал, что за Советскую власть погибли миллионы, и то, что мы применили оружие, правильно».
Логика этих рассуждений ясна: если выступаешь против нас, значит — враг. А врагов нужно уничтожать. И враг — это не свой, не
рабочий, не советский, а чуждый элемент, бунтовщик, хулиган. С таким подходом и решали все дела.О том, что власть осознанно растоптала людей, говорят и ее последующие действия. С расстрелом сравнимы приговоры, отнявшие жизнь у семи человек и более сотни пустившие по адовому кругу, И это делалось уже не в горячке, не под давлением обстоятельств одного дня, а планомерно, с нарастающей жестокостью. Линия поведения была единой.
Теперь об участии армии. Главная военная прокуратура, которой было поручено следствие, проведя огромную работу, выдала Постановление:
Как установлено в ходе расследования, отдавая генералу армии Плиеву распоряжение об освобождении здания горкома КПСС и площади от митингующих, члены Президиума ЦК КПСС с целью пресечения митинга и дальнейших беспорядков в городе приняли решение применить оружие против собравшихся на площади людей.
Однако, учитывая негативное отношение командования округа к использованию войск для наведения порядка, указание о применении оружия на поражение было отдано представителями высших партийно-государственных органов не Плиеву и его подчиненным, а не установленным следствием должностным лицам другого ведомства, которым могло быть КГБ при СМ СССР или МВД РСФСР. В соответствии с приказом этих должностных лиц на верхних этажах и чердаках (крышах) выходящих на площадь зданий, в частности, горкома КПСС и горкома ВЛКСМ, разместились стрелки, вооруженные ручными пулеметами и снайперскими винтовками, которые по команде открыли огонь по людям на площади в тот момент, когда военнослужащие у здания горкома КПСС вели предупредительную стрельбу из автоматов в воздух.
Анализ приведенных выше доказательств безусловно свидетельствует о том, что руководство всеми действиями по наведению порядка в г. Новочеркасске осуществлялось членами Президиума ЦК КПСС во главе с Ф. Р. Козловым.
И в Постановлении, и в итоговой по результатам следствия статье, напечатанной в газете «Молот» 17 октября 1995 г., выдержки из которой приводятся ниже, руководитель следственной группы Юрий Баграев очень много внимания уделяет версии о «подставленной» армии.
… Для нас, конечно же, особый и естественный интерес представляет личность командующего округом Плиева, как, впрочем, и командира 18 дивизии Олешко. Именно они волею судеб в те трагические дни оказались перед сложнейшим выбором, определяя в конечном итоге лицо всей армии. Предоставим слово их сослуживцам:
И. Шатаев: Плиев и Олешко никогда не были сторонниками силы. Знал их как гуманных командиров, которые в общении с окружающими не позволяли себе повышать голос. Даже во время войны Плиев никогда не применял карательные меры, не прибегал к помощи НКВД и военных трибуналов» Ни Плиев, ни Олешко не могли принять решение о применении оружия.
А. Ладилов (находился на балконе горкома вместе с Олешко): Для Олешко было полной неожиданностью увидеть на площади сраженных людей. До открытия огня он говорил, что стрелять солдаты будут холостыми патронами.
A. Давыдов (зайдя около 14 часов в горком, увидел там Олешко): Вид у него был очень расстроенный. Обхватив голову руками, Олешко все время твердил: «Команду открывать огонь я не давал, а стрельба была».
B. Макаров: Плиев неоднократно просил представителей высшего партийного руководства не торопить события, убеждая, что «народ сам успокоится, пошумит и разойдется». Однако Козлов и другие партийные руководители настаивали на быстром на ведении порядка. Узнав о применении оружия, Плиев очень переживал, просил никого из солдат не наказывать, заявив: «Солдаты не виноваты, нас всех надо наказывать».
Наконец, еще несколько красноречивых свидетельств первых, что называется, лиц.
В. Семичастный: Что касается командующего войсками СКВО Плиева, то действовал последний в указанных событиях слишком инертно, без особого рвения, прохладно исполнял полученные сверху команды, поскольку правильно понимал, что войска не должны выполнять не свойственные им функции. Плиев из старой гвардии и, как я думаю, считал, что вот, мол, политики наломали дров, а армия должна за них расхлебывать. В связи с этим я убежден, что Плиев самостоятельно не мог отдать команду на применение оружия.
А. Шелепин: Я убежден, что армия не стреляла. К аналогичному выводу пришло и следствие: армия. Вооруженные Силы к расстрелу людей не причастны.
Тогда, в 1962 году, армию, выражаясь современным языком, впервые крупно «подставили». Подлый и циничный расчет — спрятавшись за спины военных, их же, военных, выставить главными виновниками трагедии — увы, вполне удался. Это был первый, но не последний опыт подобного рода провокаций. С той только разницей, что впоследствии за чужие грехи армия все чаще расплачивалась собственной кровью….
9 из 86 пострадавших в столкновениях военнослужащих были госпитализированы…
Вот так, плачущий, наивный Олешко (кстати, к нему потом приклеилось прозвище «кровавый генерал»). Пришел с карателями на площадь, у них уже были боевые патроны, и он об этом, разумеется, знал. И что, он шутил, передавая по мегафону предупреждение об открытии огня? Или как-то по иному хотели разогнать толпу? Нет! На площадь Олешко пришел после выстрелов в горотделе милиции. Уже был создан прецедент подавления бунта. Первая кровь развязала всем руки, и на площади была учинена скорая расправа. Конечно, никто тогда не хотел участвовать в этой бойне, но участвовали все (есть единичные свидетельства о застрелившихся офицерах. После исполнения приказа на убийство).