Новое начало

Прикрыв глаза, я сконцентрировался на дыхании. Вдох ртом, выдох носом. Когда-то, давным-давно, в далеком детстве, когда меня укачивало в городских гравибасах, бывших когда-то автобусами, я применял эту технику для того, чтобы облегчить состояние. Просто интуитивно додумался до того, что дышать нужно ртом. Это помогло и в этот раз. Полностью отдавшись дыханию, я слушал самого себя, очистив мысли и разум.

На самом деле, далеко не у всех людей в голове происходит постоянный мысленный диалог, или же картинки. Около половины населения всей планеты… не думают. Буквально. Если они не задумываются специально — у них в голове тишина. У четверти населения — мысли представлены в форме визуальных картинок, без слов. И лишь последняя четверть людей думает всем спектром — образы и слова, включая полноценный мысленный диалог. Сконцентрировавшись на дыхании, я «отключил» поток мыслей, оставив в голове лишь звуки собственного дыхания.

Шум сверху уведомил о том, что мы приплыли. Время пролетело незаметно. Я прислушался, полностью погрузившись в слух, усиленный моей вампирской сутью.

— Эй! — рыкнул грубый мужской голос с хрипотцой. — Показывай.

Вероятно, это стражник, досмотрщик, либо какой иной представитель надзорной слжубы. Должно быть он жестом указал на ладью или что-то вроде того.

— Всё как обычно, — вежливо отозвался Хорвар.

— Я тебе дам! «Как обычно» у него, видите ли, — вновь хрипловато выдал говоривший. Раздался стук металлического сапога о дерево ладьи. Шнека чуть покачнулась. Я услышал шелест извлекаемого из ножен клинка. Короткий свист замаха и глухой удар.

— Ну зачем мешки портить-то?.. — недовольно буркнул рыбак.

— Молчи лучше, — коротко бросил по-видимому стражник. — В трюме что?

— Вино, самодельное, и сыр вон в тех!

— Вино, говоришь?..

Раздался стук открываемого над моей головой люка.

«Ой-ой…»

Я приготовился обратиться в туман.

— Записывай. Шесть бочек, — к кому-то обратился стражник. И уже к Хорвару: — Сколько с вином?

— Две, вон те, с пробками.

— Две с вином, четыре с сыром, — снова хрипловато бросил страж закона кому-то третьему. Потом снова, должно быть, повернулся к рыбаку. — Показывай сыр.

— Как прикажете, сейчас!

Раздалось кряхтенье. Бочку возле той, внутри которой схоронился я, схватили и с кряхтеньем и шумом потянули наверх. Затем раздался стук — бочку поставили на палубу. Короткий скрип. В нос ударил кисловатый запах перемешанный с легкой ноткой тухлятины. Я поморщился. До слуха донеслось чавканье.

— Неплохо, — хмыкнул всё тот же голос с хрипотцой. — Потеряешь свиток с описью — сядешь за решетку.

И уже обращаясь к кому-то третьему:

— Пошли отсюда.

Раздались удаляющиеся по деревянному пирсу шаги минимум трех человек.

«Так-так-так… Три стражника значит было, а не два…» — понял я.

Возле моего вместилища с шумом опустилась бочка с сыром. Вылезать я не спешил — глупо. На улице день и кто угодно может увидеть, как из ладьи выходит незнакомец, — а то и двое — облаченный во всё черное. Закрыв трюм, Хорвар покинул шнеку и куда-то ушел. Я вновь погрузился в медитативное ожидание.

Минут через пятнадцать к ладье подошло трое.

— Бочки вон туда, — послышался голос Хорвара.

Через пару секунд крышка трюма снова открылась. Мою бочку подхватили чьи-то крепкие руки и перевернули на бок, должно быть взвалили на плечо. Я уперся коленями в стенки, чтобы меня не бросало внутри бочки и это не вызвало подозрений.

Грузчики — носильщики? — отнесли моё вместилище и довольно жестко поставили — скорее уж бросили — на камень.

«Суки».

Рядом раздался стук, уведомивший, что второй грузчик поставил другую бочку рядом. В течении пяти минут все бочки были перенесены.

— Свободны, — довольно грубо бросил рыбак. Раздались удаляющиеся шаги.

Когда всё затихло, по крышке моей бочки три раза постучали. Хорвар тихо сказал:

— На выход.

«Туманная форма».

Я выскользнул через щели, одновременно оглядываясь. Мы находились в каком-то глухом переулке. Только после этого я материализовался за спиной мужика. В нос ударил запах тухлой рыбы. Макс выбрался как обычно, без выкрутасов. Достав из поясной сумки маленький кожаный мешочек, он бросил его рыбаку. Кивнув, Хорвар потерял к нам интерес, отвернулся и направился прочь из переулка. Мой напарник щелкнул пальцами, привлекая моё внимание, и мотнул головой в сторону каменной стенки, коей оканчивался переулок. Я кивнул.

Бесшумными тенями мы перемахнули через стену и скрылись в трущобах.

Элиот сильно изменился с последнего моего посещения. Начать хотя бы с того, что я не помню, чтобы он был портовым городом. Однако, это мелочи. Главное было в другом — это был нищий город. Куда-то делся лоск и приглаженность виртуальной реальности. Покосившиеся двух– и трехэтажные дома, чья черепичная крыша полностью застилает небо над узкими улочками. Кривые камни, выложенные дорожками меж домов. Нищие, озлобленно смотрящие на чужаков, проходящих по узким улочкам меж замызганных стен, и также злобно провожающие их взглядами. Тусклые слюдяные окна с ромбовидной решеткой. А ещё был запах. Миазмы, насквозь пронизывающие город.

Разорванные крысиные тушки, валяющиеся прямо на улицах. Канавы, заполненные человеческими отходами до такой степени, что всё их содержимое тонкими ручьями бежит меж камней мостовой. Дерьмо, валяющееся прямо у домов. Справляющие нужду бомжи, даже не думающие стесняться при виде двух чужаков. Они скалили желтые щербатые зубы, провожали незнакомцев злым взглядом. А ещё были трупы. Раздувшиеся синюшные трупы, оттащенные к стенке и брошенные, забытые. Убитые в потасовках бандиты, умершие от голода нищие или просто случайные жертвы местной шпаны.

Картина так плотно врезалась в память и откладывалась на сетчатке, что всё внутреннее естество с головой погружалось в окружающий мрак и смрад. Казалось не только одежда, но и душа пропитывались миазмами горя, болезней и разложения. На душе поселилось мерзкое чувство гадливости.

Через неопределенный промежуток времени мы вышли на главную улицу, имевшую небольшой наклон в сторону порта. Только здесь я выдохнул. Голубое небо над городом сильно контрастировало с мрачностью и серостью узких улочек припортовых трущоб.

— Ну как тебе? — хмыкнул Макс, подходя к двери какого-то трактира.

— Так себе, — признался, направляясь следом. Поежился, воскрешая воспоминания.

Трактир был под стать трущобам — узкие проходы, множество круглых столиков с грубо сколоченными стульями и табуретками рядом, а также тусклое желтое освещение, расставленное на потолочных балках и создающее полумрак — удушливый и очень неприятный. И конечно же стойка. Имелся второй этаж — по обыкновению лестница располагалась напротив входа, подъемом в правую часть дома. За стойкой стоял хмурый дородный мужик с густой седоватой бородой и недлинными нечёсаными лохмами на голове.