Новое платье Леони
Шрифт:
Отложила в сторону губную гармошку и гитару, начала будить Тома. Слегка дернула за волосы, прикусила мочку уха. Поправила съехавшую бретельку маечки на горячем со сна плече, прикусила второе ухо, чтобы помешать ему вновь погрузиться в сон.
– Понял, понял, – пробурчал он, зарываясь в подушку. – Я уже встаю.
– Жду тебя на кухне. Мне еще надо полить салат и редиску.
Посаженный недавно кустик эстрагона хорошо принялся. Лук-резанец и кориандр тоже. Земля дышала счастьем и благодатью, к этому запаху примешивался аромат свежего салата, перечной мяты и лилий. Это были цветы, которые посадила Сюзон. Она
Она пойдет в комиссариат полиции и подаст жалобу. Напишет письмо прокурору республики. Хватит уже сражаться в одиночку.
Она направила струю шланга на огород. Подошла к салату, склонилась над первой грядкой. Вчера вечером еще с ней все было в порядке. Но ночью по ней прогулялись улитки и слизни и обглодали все листья до самых веточек. Она бросила шланг, нагнулась, оценила размер ущерба. Днем мерзкие твари прячутся и свои преступные дела начинают под покровом ночи. И ведь она посыпала золой грядки, чтобы остановить их неумолимое нашествие! Но ночью шел дождь, золу размыло, и они пошли в атаку. Она уж все перепробовала: яичную скорлупу, средства против слизней из магазина, ничего не помогает. Жорж посоветовал ей приманить их пивом. Они обожают пиво, залезут в кастрюлю и потонут. Надо в ближайшие дни попробовать. «А если и это не подействует, я ночью встану с карабином Жоржа и буду расстреливать их крупной дробью. Только так и можно справиться с этой сволочью». Когда у нее есть время, она собирает их, кладет в пластиковую бутылку и бросает в реку, это мягкий метод борьбы.
Она села на каменную скамью. Силач и Полкан пришли и легли у ее ног. Они зевали, потягивались, виляли хвостом, видно было, что они счастливы наступлению нового дня.
Она позвонила Амине и спросила, как себя чувствует Леони.
– Она сегодня рано проснулась. Я дала ей долипран и еще более сильное средство от боли. Она попросила свой метроном, и я ее оставила под присмотром Мишлин. Это моя коллега, Леони ее очень любит. Не могу больше говорить, я должна идти в операционную.
– Я заеду в больницу после того, как отвезу Тома в школу. Ты надолго занята?
– Да нет. Примерно час. Сегодня утром Дюре составил медицинское освидетельствование. Никто не знает, вдруг понадобится.
– Я как раз собираюсь идти в полицию.
– Ну вот и освидетельствование пригодится.
– Ты хочешь сказать, пока не случилось что-нибудь страшное?
– Хватит нести ерунду. Тебе удалось поспать?
Стелла вздохнула:
– Ночью не сомкнула глаз…
Она почувствовала рядом чье-то присутствие. Взгляд, который жег ей затылок. Том стоял, прислонившись к стене, он все слышал.
– Ты уже позавтракал? – спросила Стелла.
– С кем ты говорила?
– С Аминой.
– Про мою бабушку?
– Да.
– Ну и что ты будешь делать?
– Я не знаю. И вряд ли стану обсуждать это с тобой.
– Ну а с кем же тогда?
– Не с тобой, я сказала раз и навсегда. Иди чисть зубы и поедем.
– Ну как хочешь.
Он говорил холодным, вызывающим, почти высокомерным
тоном.Словно хотел подчеркнуть ее бессилие, ее женскую слабость. Она возмутилась, закричала на него:
– Не смей разговаривать со мной таким тоном!
– А как ты хочешь, чтобы я с тобой разговаривал?
– Как полагается мальчику твоего возраста.
– Это что значит?
– С уважением. Я хочу, чтобы со мной разговаривали с уважением.
– А Тюрке уважает тебя?
Стелла не нашлась, что ответить. Она тяжело вздохнула, постучала ботинком о ботинок, сунула сжатые кулаки в карманы.
– Ты сердишься? – спросил Том.
– Да. Я очень сержусь.
– Потому что не знаешь, что можно сделать.
– Я придумаю. Дай мне только время поразмыслить.
Стелла молча вела машину, и Том, опустив глаза, играл на своей гармонике. Он перебрасывал ее из одной руки в другую, сосредоточившись, как человек, который о чем-то напряженно думает.
– Давай повторим таблицу умножения? – предложила Стелла.
Он не ответил, его глаза помрачнели, словно она сказала какую-то полную чушь.
– Ты думаешь о бабушке?
Он втянул голову в плечи и по-прежнему продолжал перекидывать гармонику туда-сюда.
– Ладно, договорились, – сдалась она, – я больше ничего не буду говорить.
Она включила правый поворотник, чтобы свернуть на дорогу, ведущую к школе, посмотрела на школьный корпус и увидела одноклассников Тома в костюмах астронавтов. Они шли, держа под мышкой большие салатницы.
– Что это на них нашло? Сейчас ведь не Хэллоуин!
– Учительница наша придумала. Мы репетируем пьесу, где действуют астронавты, поставим ее в конце учебного года. Каждому нужен белый комбинезон и салатница, чтобы сделать шлем.
– Но ты мне ничего не говорил!
– Говорил. Два раза. Ты просто не услышала, – буркнул он себе под нос.
– Это неправда, Том, неправда! Я бы обязательно тебя услышала!
– Ну тебя все равно никогда нет дома.
Он вышел из грузовика, хлопнув дверцей и не попрощавшись.
Стелла выскочила и побежала за ним. Она схватила его за руки, заставила смотреть себе в лицо.
– Прежде всего, скажи спасибо, что я отвезла тебя в школу. Я тебе не нянька и не личный водитель, и вообще…
Она вздрогнула. Он смотрел на нее холодно и сурово.
– Черт возьми, Том! Это же не драма, что я не расслышала!
– А другие матери расслышали. У других мальчиков есть комп в комнате и мобильный телефон, они играют в игры. А я играю один или с двумя стариками!
– У меня нет на это денег, Том. Я на мели.
– Я знаю.
Он пожал плечами, словно этот аргумент давно всем известен и устарел.
– А скажи, уже слишком поздно делать костюм астронавта?
Он резко высвободился, мотнул головой:
– Я не имею никакого отношения к школьному спектаклю.
И он, сгорбившись, зашел на школьный двор. Пнул ногой лежащую кепку, она отлетела и осталась сиротливо лежать в стороне.
Стелла встала, поискала глазами учительницу. Она стояла в дверях, прижимая к себе рукава наброшенного на плечи жилета. Эта женщина вечно зябла.
Стелла подошла к ней и спросила:
– Здравствуйте. Как поживаете?
– Ох, устала… Хорошо, что год кончается. С детьми становится все труднее работать.