Новогодние новости

— А вот здравствуйте на годы долгие, люди щедрые, люди добрые! — густым, сочащимся реверберирующими обертонами голосом, как блины доброй хозяйки — маслом, начал приветствие Афанасий…

И не закончил.

Красный нос к красному носу оказался он с еще одним Дедом, не менее Морозом, и даже более, потому что сопровождала его не только грудастая внучка в яловых сапожках на шпильках, а еще человек десять здоровенных мордастых зайчиков.

— И чего это Дедушка Мороз так далеко от своей глухой тайги делает? — прогундосил тот, кого зайчиком назвать язык не поворачивался — громила с плечами кузнеца и ростом жирафа.

— Э-э-э… — сразу и всё объяснил упавший духом Одеялкин.

— Ты иди, иди, самозванец, не топчись тут, людям ворота закрыть надо, пока не набежало тут такой шантрапы, как вы, да дрова из поленницы не сперли, — недобро посверкивая единственным глазом, предложил зай — гроза волков.

— Н-ну… если вы тут уже поздравили… — промямлил Алехандро.

— …То мы и к другому дому можем пойти, — договорила заробевшая Снегурочка и поспешила юркнуть за Епистрата Багинотского.

— К другому? — насторожился конкурирующий Дед. — Это к какому такому, скажите, другому?

— К другому… нибудь… какому… любому… — выбил зубами чечетку — естественно, от холода, не от страха — тенор и травести Ярема Миколайченко, более известный своим поклонникам — если они бы у него были — как Энрико Моцикетти.

— Ну, вот что, мужики, — отодвинув своего Деда от приблудного конкурента выдающимся — сантиметров на двадцать — бюстом, в дискуссию вмешалась Снегурка. — Давайте договоримся по-хорошему. Мы на этой улице поздравляем всех.

— А на той… — пискнула Мэри.

— И на той. И на следующей. А там, дальше, работают дед Сидор с бабой Натальей и с сыновьями.

— Так, может, им хоть Снегурку надо?..

Дед Мороз из местных усмехнулся.

— У Сидора баба снежная строгая. Не надо им Снегурок.

— А где тогда?.. Ну хоть кого-нибудь?..

Глядя на патетически обвисшие усы и закуржевелую эспаньолку Бруно Степаныча, слеза прошибла даже зая.

— Не знаю, ребята. Но в нашем околотке вам делать нечего — это факт.

— Шурка, дай сюда мешок, — махнула рукой Снегурка противника, и самый низкорослый зайчик — вернее, зайчиха, ростом всего метр восемьдесят — выскочил вперед.

Щедрая длань внучки Мороза залезла в его небогатые пока недра и извлекла с пяток картофельных шанежек и бутылку домашнего малинового вина.

— Извините, народ. Больше мы пока не напоздравляли. Мы вас понимаем, сами такие… гастролеры… только помочь ничем не можем. Рынок Морозов тут был полностью забит еще на день последнего колоса. В прошлом году. Так что, не обессудьте.

— Шли бы вы на Дворцовую площадь — там, говорят, под бой курантов царские люди сбитень горячий наливают и пирожки с ливером и луком раздают. На безрыбице, как говорится, и печенка — осетрина, — сочувственно проговорил еще один косой.

— А тут мы вам толкаться и клиента перехватывать не советуем, — сурово покачал головой другой зайчик. — Побьют.

— Мы же первые и начнем, случчего, — без энтузиазма, но решительно пообещал зай. — Порядок в шоу-бизнесе — прежде всего.

— И на выпечке спасибо… — вздохнули кузькояровцы и, передавая друг другу торопливо вино (шаньги исчезли в ту же минуту, когда были получены) потащились на площадь.

На площади было так же холодно, как и везде, но гораздо более многолюдно, шумно и весело.

Повсюду горели костры и факелы, крутились карусели, вертелись акробаты. Клоуны лупили друг друга по голове пыльными мешками, играя в салки вокруг сонных дрессированных медведей и флегматичного, обмотанного стегаными одеялами, как теплотрасса, слона. Пожиратели огня бродили на ходулях, спотыкаясь об жонглеров. Те перекидывались всеми предметами домашнего обихода, которые удалось скупить накануне в местных лавках, изредка попадая ко всеобщему восторгу в эквилибристов. Одетые в одни трико, строили они друг из друга пирамиды и скакали по натянутым между фонарями веревкам, исподтишка матерясь — лишь бы не замерзнуть. Несколько десятков Дедов-Морозов с внучками и целым бестиарием разнообразных помощников развлекали честной народ под своими елками, настороженно косясь на пришельцев.

Но не людская радость, а пирожки, плюшки, ватрушки, расстегаи, пирожные, шанежки, булочки, жареное мясо, соленая рыба, пельмени со сметаной, блины с маслом и оладьи с медом в одноразовых деревянных тарелках, сахарные петушки и рыбки на палочках, мятные пряники и рогалики с маком безжалостно-издевательски попадались им на глаза, каждый раз, стоило только неосторожно повернуть голову.

Кузькояровцы приуныли окончательно. Всеми фибрами души ощущали они себя чужими среди всеобщего веселья и счастья, как кружка постного масла в ведре воды.

— Лишние мы на этом празднике жизни… — вздохнул Бруно, пасмурно утыкая нос в шарф, чтобы коварные искушающие ароматы путем носоглотки не проникали в самое сердце.

— Отойдем, что ли… — поник буйной головушкой и Энрико Миколайченко. — Может, еще чего придумаем…

— Ларек с пирожками ограбить, что ли, — тут же придумал Алехандро и воинственно хлюпнул носом.

— Только с мясными, — оживилась Снегурочка.

— Нет, со сладкими, — уперся Репиньяк. — Я видел, там у них не только повидло, но и курага, и изюм, и чернослив с орехами в начинке!

— Кто первый? — поставил вопрос ребром тенор, и служители Мельпомены потупили голодные взоры.

Одно дело — изображать ограбления, кражи, похищения и прочие налеты на подмостках. Другое — осуществить противозаконное деяние, направленное на умыкновение и поедание чужой собственности на практике.

Степаныч вздохнул, Мэри пожала плечами, Афанасий отвел глаза, Репиньяк уныло швыркнул носом, Энрико воздел очи горе и принялся дотошно разглядывать оплывшую мутными морозными кругами луну.

Производители плюшек и рогаликов могли торговать спокойно.

— А я с рыбой люблю… — оставив намерения, но не мечту, непроизвольно облизнулся Одеялкин. — Только рыба рыбе рознь… Я в рыбке-то толк знаю, на Мокрой, чай, родился… Мальчонкой рыбакам зимой и летом помогал, сети тягал…

— …триста пятнадцать обозов со свежемороженой осетриной, белужиной, налиминой и соминой… осетрятиной, белужатиной, налимятиной и сомятиной… прибыли в канун Нового Года в столицу Лукоморья от тружеников паруса и сети городов и поселков на главной реке страны — Мокрой, — провещал вдруг прямо у них над головой простуженный, сипящий, хрипящий, местами кашляющий и чихающий, но не сдающийся бас.