Новые Люди. Часть 4
Шрифт:
Старуха перестала греметь в своём углу и замерла. Она бесшумно проскользнула за его спиной на двор и подняла своё морщинистое лицо.
– Скажи мне, господин, на что ты смотришь? Что ты увидел красивого? – произнесла она.
– Туча, которая пытается остановить солнце, – ответил он. – Она получила золотую ленту.
Старуха постояла минуту и молча вернулась в свою коморку. Бастарду стало неловко. Он почувствовал фальшь в своих словах, хотя её и не было.
– Как ты живёшь свою жизнь, старая женщина? – повернулся он к ней. – Наверное, не всегда в твоей жизни были одни лишь
Старуха остановила движение своих рук.
– Никто никогда не спрашивал меня об этом. Мне кажется, всю мою жизнь мои руки не знали отдыха. С тех пор, как я была маленькой девочкой, и умер мой отец. Тогда я попала в дом дяди.
– У тебя есть семья?
– Боги дали мне много детей. Их отец умер уже давно. И уже давно, чтобы прокормить их я встаю за час до рассвета. Каждый день. Когда я иду к скотине, все соседи ещё спят. Вокруг так пусто и тихо, что слышно, как в холмах плачут духи.
Ардо задумался.
– У тебя тяжёлая жизнь. Твоё тело не знает отдыха, но зато твоя душа чиста и совесть твоя спокойна.
– Нет, господин. Это не так. Когда заболела и умерла моя дочь, я радовалась в своём сердце. Я обмывала её тело, плакала над ней и радовалась, что её не ждёт та же женская доля: быть служанкой при своём муже и детях.
Мой муж любил выпить перегонного вина и, выпив, поколачивал меня. Когда он заболел, я радовалась, что у него недостаёт на это больше сил.
Я сумела одна вырастить моих старших мальчиков. Они выросли крепкими и смелыми юношами. Они не стерпели, когда разбойники грабили наш дом и схватились за вилы. Бандиты убили их в этом самом дворе, на моих глазах.
Я думала, они будут мне надёжной опорой и помогут поставить на ноги младших детей, а теперь я опять рву жилы одна.
Нет, Господин. Душа моя скукожилась и почернела, как моё тело.
Ардо молчал. Старуха опять начала копошиться в своём углу. На дворе послышались сдержанные голоса, и Матиуш поспешил выйти за дверь, в свежесть разгорающегося утра.
Напротив хижины, на длинном неошкуренном бревне сидели староста и Минора. У девушки на поясе висел короткий меч.
Ардо пересёк улицу и подошёл к ним. Староста встал с бревна, приветствуя его, склонил лысую голову. Девушка осталась на своём месте, только зыркнула черными глазами.
– Пора собирать урожай, – сказал старик. – Начнём в этот раз на два дня раньше.
– Я в этом ничего не понимаю, – ответил Ардо.
– Бандиты придут в день перерождения бога Девуса. Они будут ожидать, что мы всё свезём и уложим на деревенском току, за священным деревом. Им только останется приехать с фургонами и забрать.
– Так и происходило?
– Этим не ограничивалось. Они всё равно проходили по деревне, грабили, уводили скот.
– Поэтому в деревне нет женщин?
– Женщин они прячут и от вас тоже, – с вызовом сказала Минора.
– Тебя же никто не обижает, – сказал Матиуш, рассматривая загорелое лицо с высокими скулами и миндалевидные черные глаза.
– Пусть бы только попробовали, – сказала девушка. – Спроси у Рыцаря Цветов, где это он порезал щеку.
– Вот как?
– И у племянника Казимира, откуда у него на голове кровавая шишка.
– Потрясающе, –
бастард поднял кверху лицо и рассмеялся. – Выходит, я один не высказал тебе своего доброго расположения. – Он сделал шаг к девушке, и она растерянно посмотрела на него, затем на отца.– Мой господин… – сказал староста.
– Пошли, старик, – Матиуш успокаивающе положил руку старосте на плечо. – Обсудим, что нам делать с твоим домом: он стоит за мостом, который нужно разобрать. А ты, Минора, будь осторожна с этой железякой на твоём бедре. Она тяжела для тебя и сильно нарушает твой центр тяжести. Знаешь что это такое, селянка?
– Ой, упаду! Тело белое поцарапаю! – всплеснула у них за спиной руками девушка.
Они прошли через речку по последнему бревну, которое пока оставили на время. Остальные бревна разобрали и раскатали накануне. Пошли вниз, по дорожке ведущей к броду. Ардо осматривал ограду на берегу со стороны деревни.
– Я много баловал свою дочь, – осторожно сказал старик. – Её мать давно умерла. Она выросла своевольной девчонкой. И я, конечно, сам виноват. Ей бы стоило уродиться парнем. Он бы здесь всем верховодил. Или покинул деревню с таким характером и стал перекати-поле…
– Что ты хочешь сказать, старик?
– Ничего, – староста провёл ладонью по загорелому черепу. – Я не умею сказать…. Только я чувствую: добром это не кончится. Даже если вы избавите нас от Красного Борислава. На копытах своих лошадей вы привезли в деревню хворь пустого беспокойства.
Они повернули головы в холмы, привлечённые каким-то воем.
Впереди медленно поднималась на уступ лошадь, кивая головой с красной гривой на каждый свой тяжёлый шаг. Всадник вскинул руку, закрывая глаза от острого утреннего солнца.
Староста вздохнул:
– Сэр Сигас всё-же нашёл. Я говорил им, это пустое дело: ежа за пазухой не утаишь.
Крестьянин со снятой овечьей шапкой в руке бежал по ложбине к всаднику. На бегу он издавал этот тонкий воющий звук, который привлёк их внимание. Крестьянин оббежал вокруг лошади, и жалобно поднял худые руки, увидев, что вёз поперёк лошади рыцарь. Подвывая, он последовал вниз за всадником.
Рыцарь подъехал ближе.
– Забодай нога ногу! Думаю, куда это он ходит? Я за ним проследил… А они прячут в холмах своих баб, – сплюнул Сигас и сбросил свою поклажу к ногам крестьянина. Тот её подхватил. Это было крепкая черноволосая девушка. Она даже не выглядела сильно испуганной.
– Ты ожидал найти что-то другое? – спросил Ардо.
– Конечно. Ты думаешь, я дурак и поверил, что Сонетр наймётся служить крестьянам за чечевичную похлёбку.
– Нет, не дурак. А что же ты думаешь?
– Я видел там, в трактире, золотую монету. У этой девицы. Всё ясно, как белый день, почему в этой деревушке разгорелась такая война. Это золото короля Синезуба Первого. Крестьяне нашли клад. Поэтому мы здесь. Можешь ничего не говорить. Только скажи одно: делёж будет честный? Я должен знать, за что я рискую своей шкурой.
– Похоже, если я буду отрицать, ты всё равно мне не поверишь? – спросил Ардо. – В таком случае, я честно скажу тебе: ты получишь ровно такую же долю, как и все остальные, в том числе и я сам.