Новые парижские тайны

На сетчатке глаз у этих людей навсегда запечатлена привычная картина: баобаб или бавольник, который в течение многих лет они видели из окна; пирога с двенадцатью чернокожими гребцами, на которой они раз в несколько месяцев пускались в плавание по реке, или кафе, стены которого выкрашены светлой краской, с вечно опущенными жалюзи, разрезающими солнце на полосы…

Уезжая в отпуск, они объявляют:

— Если найду работу, останусь в Европе!

Но они возвращаются. И дело не в работе, дело в целой совокупности обстоятельств, подчас незначительных, а главное, дело в самой этой среде, вне которой они уже не могут жить.

То, что с ними происходит, не внезапный приступ безумия. Это постепенное отравление. Тех, кто никогда не видел моря, первое купание в нем опьяняет: морская стихия слишком сильно на них воздействует.

Вот так и Африка, сотворенная в расчете на мамонтов и других животных-гигантов, воздействуя солнцем, многообразием жизни, запахами, мухами, бурными реками, джунглями, изматывает человечков, приезжающих сюда со своими чемоданами, помеченными инициалами владельцев, с сапогами и пробковыми шлемами.

Потому они возвратятся в Африку, даром что так на нее негодовали, мечтали о Европе, о родной деревне.

Вернувшись, растрогаются при встрече со своими неграми — полуголыми чернокожими обитателями джунглей, или рабочими, живущими в кирпичных коробках, или клерками в ярких галстуках.

С виду эти негры несхожи. Но все они в душе дети, с той только разницей, что некоторым из них внушили преувеличенное представление об их важности, и они, как избалованные дети, усвоили дурные привычки.

Это не мешает негру-служащему, если у него появились сбережения, съездить к себе в деревню и покрасоваться перед односельчанами, хотя до деревни надо добираться месяц вместе с женой, детьми, чемоданом, в котором аккуратно уложены его великолепные костюмы.

Колонисты героической эпохи, те, что даже не стремятся поглядеть на Европу и живут вдали от городов, уже складывают саги, подобно всем старикам, о минувших временах, когда туземцы ходили нагишом. Те, кто прибыл не так давно, удивленно слушают рассказы об их подвигах, смахивающие на эпопеи.

А не кажется ли вам, что через двадцать лет какой-нибудь белый из Конакри, рассказывающий истории вроде тех, которые я тут поведал, будет выглядеть этаким осколком древности?

Не покажется ли трогательным, устарелым, старомодным нынешний нелепый клерк в сиреневом или фиолетовом костюме, с курчавыми волосами, которые он каждое утро отчаянно разглаживает в течение часа, исполненный простодушия и высокомерия?

Он толкается, садясь в трамвай, и по каждому пустяку пишет письма в Лигу Наций.

Это взрослый мальчик, мальчик в переходном возрасте! Он недавно спохватился, что стал взрослым, и ликует, демонстрирует свою взрослость, во что бы то ни стало желая ее доказать.

В джунглях еще живут негры-младенцы, готовые забавляться старой коробкой из-под сардин и курить всей деревней одну сигарету.

А в городах негры-подростки забавляются галстуками, пишущими машинками и парусиновыми туфлями. Они даже начинают поигрывать в политику, а потом мчатся в деревню продемонстрировать младшим братьям, как много они узнали и сколь многого достигли.

Что такое Конакри? Город-подросток, отроческая нескладность, отроческая прыщавость.

Появилось несколько автомобилей, есть железная дорога, проектируется трамвайная линия — почему бы не покричать о техническом прогрессе? Среди деревянных домов и крытых листьями хижин есть несколько зданий из бетона — разве это не повод для ликования? Всем приходится носить пристежные воротнички — так не пора ли стенать об ужасах цивилизации?

Да нет же! Здесь пока еще, как и в большинстве африканских городов, совершается переход от детства к зрелости. Клерк в костюме из «Нувель-Галери» [32] толкает локтем в бок негритянку, на которой надета только набедренная повязка из травы. Взрослых негров можно пересчитать по пальцам. И совсем немногие из них способны тягаться с белыми.

32

«Нувель-Галери» — система универсальных магазинов, имеющая свои отделения во многих городах Франции.

Не над этой ли благословенной, живописной, переливающейся всеми цветами радуги эпохой будут завтра умиляться поэты?

Ведь завтра негр сменит костюм цвета резеды на черный и, полный достоинства, безукоризненный, будет заседать на международных конференциях. А этот лейтенант-туземец, который так гордится своими галунами и призами за стрельбу, станет, быть может, генералом. И не нашего государства, а своего!

Негры — это подрастающие дети. Нагие жители джунглей завтра нарядятся в набедренные повязки или штаны. Рабочие обзаведутся водительскими правами. Неловкие подростки станут взрослыми.

И чем они помянут нас тогда? Поблагодарят ли за железные дороги, каждая шпала которых стоила человеческой жизни, за банки, которые платят им бумажными деньгами, хотя не секрет, что в хижине бумажные деньги портятся, и неграм приходится менять их на монеты из расчета пять франков к трем?

Сочтут ли они нас благодетелями Африки за то, что мы принесли им спиртное, которое крепче и дороже их пальмового вина, и за то, что мы наплодили повсюду детишек цвета кофе с молоком?

Я уже рассказывал об отпавшем от цивилизации белом, у которого в каждой деревне по хижине. Так вот, он мне сказал:

— Наши негры не умеют считать. Они не знают, сколько им лет. Не имеют ни малейшего представления о том, что творится за сотню километров от их жилья. Но они лучше меня помнят, что происходило тридцать или пятьдесят лет назад. Поверьте, они ведут счет всем ружейным выстрелам, всем ударам хлыста и прочим делам, о которых мне и рассказывать неохота, и передают этот счет из поколения в поколение. Завтра или послезавтра…

И мой собеседник, которому всегда не по нутру были анемичные юнцы, прямо со школьной скамьи приезжающие с набором книг и всяких патентованных штучек управлять колонией, подытожил:

— Да! Африка говорит нам: «Дерьмо!» И поделом.

Груз — люди [33] (перевод Е. Боевской)

Сейчас в моде путешествия за экзотикой. Что ни день, писатели, кинематографисты, журналисты толкуют нам о далеких городах и в девяноста случаях из ста приглашают нас на самое дно этих городов. Но ничто так не похоже на трущобу, как другая трущоба. Можете на борту корабля обогнуть земной шар, и в каждом порту — в Марселе, Роттердаме, Бергене, Лондоне, Рио, Неаполе, на Суматре или Борнео — вы найдете одни и те же кабаре с теми же сговорчивыми девицами, с теми же ночными бродягами и даже граммофонные пластинки будут одни и те же.

33

Опубликовано под псевдонимом Жорж Караман в еженедельнике «Полис э репортаж» 24 августа 1933 г. Перевод сделан по: G. Simenon. A la recherche de l'homme nu. P., 1976.