Новые парижские тайны

Вопрос. Как вы расцениваете значение Достоевского для мировой литературы?

Ответ. Достоевский — один из редких феноменов в мировой истории. Его творчество — явление не меньшего размаха, чем театр Шекспира.

Достоевский был в такой степени одержим всеми человеческими страстями, что он был одновременно чудовищем и гением, гением и безумцем. Это — сгусток человечности, которая вдруг прорвалась в двух десятках романов-шедевров. Достаточно прочесть несколько строчек из любого его произведения, и вам ясно, что автор — феномен. Вот почему каждый человек, независимо от национальности и вкусов, может найти у него нечто близкое себе.

Вам, разумеется, известно, что за истекшее столетие были написаны целые фолианты о том, как следует толковать ту или иную роль в пьесах Шекспира. То же можно сказать и о Достоевском. В его произведениях есть многое, над чем можно задуматься. Каждый читатель находит в его романах пищу для ума и души. Как говорят французы: «Найдется, чем утолить и голод и жажду».

Вопрос: В основе многих ваших, как вы их называете, «трудных» романов лежит внутренний конфликт героев, связанный с их чувством вины перед окружающими и моральной ответственностью перед самим собою. В этих романах, по-моему, особенно ясно ощущается влияние Достоевского. Верно ли, что самый значительный из них «Грязь на снегу», где ставится проблема падения и возрождения человека?

Ответ. Мне кажется, что, если проанализировать произведения любого современного романиста, всегда найдется что-нибудь «от Достоевского», который, как и Шекспир, коснулся почти всех состояний души человека.

Фрейд писал кому-то, что идея психоанализа возникла у него после чтения Достоевского. Без него психоанализ, может быть, и не существовал бы.

Я считаю, что главное у Достоевского — новая трактовка понятия вины. Это понятие весьма сложное, далеко не столь ясное и четкое, как оно изложено в Уголовном кодексе. Оно лежит в основе личной драмы, существующей в душе каждого человека. Многие из тех, кого называют святыми, не стали бы святыми, не пройди они через страшные испытания. Простите меня за банальность и бессвязность, но я предупредил, что мои ответы основываются не на логике, а на личном восприятии.

По возрасту я был слишком молод, чтобы стать солдатом в первую мировую войну, и слишком стар для участия во второй. Следовательно, я не знаю фронтовой жизни. Но я пережил две оккупации и считаю, что оккупация может быть не менее страшной, чем война. На фронте молодой человек действует под влиянием общего патриотического порыва. А в тылу герои живут вперемешку с подлецами. Потому-то и получилось, что те, кого считали храбрецами, оказывались трусами, и наоборот.

Я хотел описать махинации и гнусности оккупации в романе «Грязь на снегу», их воздействие на юношу, полного жажды жизни, идеалиста и циника одновременно, как это бывает в шестнадцать лет.

Вопрос. Когда вы впервые прочли Горького?

Ответ. В детстве. Я любил забираться с книгой Горького куда-нибудь во двор, где мама стирала белье. Особенно нравились мне места, где действие происходит на берегах Волги. Я ощущал запах степных трав, видел плывущие мимо суда, слышал пение птиц. Я упивался этой жизнью до того, что забывал, где я. И еще одна книга произвела на меня сильное впечатление — роман «Мать».

Вопрос. Чем вы можете объяснить, что в ваших произведениях обычно дается образ эгоистичной в своей любви и деспотичной матери?

Ответ. Я мог бы вам ответить, что мать — обычно самый консервативный член семьи. Это ее предназначение, ибо она должна оберегать свое потомство и хранить традиции. Отец ведет менее замкнутую жизнь. Во всяком случае, так было сорок лет назад, когда я начинал писать. Мать являлась монолитной, жесткой опорой семейного очага. Поэтому дети чаще возмущались строгостью материнского воспитания, чем отцовского, которое было мягче.

Вероятно, это поразит вас, но я исхожу из данных полицейской статистики. Всегда говорят о нежной, любящей матери… Так оно и бывает в большинстве случаев. Однако матери чаще, чем отцы, бросают своих детей и чаще истязают их. Для матери ребенок до двух-трех лет — это существо, которое целиком принадлежит ей. Но как только в нем определяется индивидуальность и дитя превращается в маленького человека, мать начинает как бы ревновать его. Ей трудно примириться с тем, что это рожденное ею существо ускользает от ее влияния. Я тоже писал о матерях нежных и снисходительных, даже жертвующих собой. Но и других не меньше — дела этого рода я с интересом читал в полицейских рапортах.

Вопрос. Видели ли вы Горького на сцене?

Ответ. Я видел несколько его пьес в исполнении талантливой русской семьи актеров Питоевых. Они ставили Горького в Париже. Как только театр оказывался на мели — а иногда наступало такое безденежье, что нечем было даже заплатить за электричество! — Питоевы знали, что стоит им показать парижанам «На дне», как полный сбор обеспечен.

Вопрос. Согласны ли вы, что образы «клошаров» в ваших романах напоминают бродяг, обитателей горьковского «дна»? Например, доктор Келлер в романе «Мегрэ и бродяга».

Ответ. В любом крупном городе любой страны существуют люди, не сумевшие приспособиться к современным условиям жизни. По тем или иным причинам они порывают с организованным обществом. В Париже вы увидите их на набережных Сены. У Горького они живут в подвалах или в бараках. В Нью-Йорке — в Бауэри или под присмотром Армии Спасения. В Лондоне — в доках. Это — феноменальное явление. Эти отброшенные обществом люди обладают часто исключительным благородством. Они живут без идеала потому, что слишком стремились к нему и не нашли его.

Вопрос. Читали ли вы кого-нибудь из современных русских писателей, например Алексея Толстого?

Ответ. Да, я читал его, но мало, так как с 28 лет я перестал читать романы и позволяю себе знакомиться только с мемуарами и письмами — от Юнга [113] , Черчилля и Хемингуэя до Наполеона и Талейрана [114] . Читаю я не систематически. По существу, я почти не знаю новой русской литературы, так же как и французской («нового романа») и американской.

113

Юнг Карл Густав (1875–1961) — швейцарский психолог и психиатр, философ-идеалист.

114

Талейран Шарль Морис де (1754–1838) — французский дипломат, отличавшийся большим честолюбием и цинизмом; служил разным политическим режимам и легко изменял им, как и своим собственным убеждениям.

В литературе США я остановился на эпохе Фолкнера, Хемингуэя, Стейнбека [115] и Дос Пассоса [116] .

Вопрос. Были ли вы знакомы с Ильей Эренбургом?

Ответ. Я близко знал Илью Эренбурга в 1933–1935 годах. Одно время мы встречались каждое воскресенье у общего друга — Эжена Мерля [117] . Эренбург упоминает о нем в своих мемуарах. Мерль жил под Парижем, и, так как у Ильи не было своей машины, я обычно подвозил его домой.

115

Стейнбек Джон Эрнст (1902–1970) — американский писатель-романист. Наиболее известен его роман «Гроздья гнева» (1939).

116

Дос Пассос Джон (1896–1970) — американский писатель-романист. В своей трилогии «США» (1930–1936) впервые использует технику литературного монтажа, различные жанры внутри романа (газетная хроника, документы, дневники, новеллы и др.), стремясь дать как бы синхронный срез времени.

117

Мерль Эжен — директор газет «Пари-суар», «Белый дрозд», «Фру-фру». В 20-е гг. стал, по определению И. Эренбурга, «неотъемлемой частью политического, финансового, литературного Парижа, хотя не был ни депутатом, ни банкиром, ни писателем» (собр. соч., т. 8, с. 537). Благодаря Мерлю, у которого собиралось пестрое общество, молодой Сименон приобщился к разноликой культурной жизни тех лет.

Эренбург был очень приятным, несколько странным человеком. Он больше слушал, чем говорил. Сидит где-нибудь в углу, словно его тут и нет, и кажется, что он ничего не слышит. Однако он помнил все, о чем мы говорили… Мне очень хотелось встретиться с ним либо здесь, либо в России. Его мемуары произвели на меня огромное впечатление.

Илья был старше меня на одиннадцать лет. Он знал многих моих приятелей за одиннадцать лет до меня, главным образом художников, с которыми я подружился только в 1922 году: Вламинка [118] , Дерена [119] , Модильяни [120] и других. Он был близок с ними еще в довоенные годы, а этот период представляет для меня загадку, к которой я снова возвращаюсь благодаря мемуарам Эренбурга.

118

Вламинк Морис де (1876–1958) — французский художник, портретист и пейзажист, один из ярких представителей фовизма (см. коммент. 125).

119

Дерен Андре (1880–1954) — французский художник и скульптор, близкий к фовистам.

120

Модильяни Амедео (1884–1920) — итальянский художник; с 1906 г. обосновался в Париже. Особенно известны его ню, портреты, отличающиеся своеобразным психологизмом.