Новые приключения Стальной Крысы

— Обычно да, согласен. Но бывают и исключения. Некоторые Новые бывают периодическими, хотя период широко варьируется от тысячи до ста тысяч лет. Интервал повторяемости Новой меньше зависит от скорости аккреции белого карлика, нежели от его массы…

Лекция шла по накатанным рельсам, но я отключился. Сейчас было важно лишь одно: каково нам придется, когда мы выскочим в нормальное пространство. Ломая пальцы, я предавался мрачным раздумьям, пока лекция со скрежетом не затормозила. Задать вопрос я рискнул лишь тогда, когда капитан снял очки.

— А вам известно, насколько жарко будет, когда это Припухание закончится?

— Нет. Я могу это измерить, но, разумеется, до завершения Припухания мы ничего не ощутим.

— Почему?

— Из-за разрежения наших молекул во время Припухания все длины волн, естественно, меняются. Изменение температуры мы ощутим, лишь когда наши размеры вернутся к норме.

— И это будет?..

Он бросил взгляд на панель управления.

— Я неуклонно сокращаю время Припухания. На данный момент до завершения у нас пять часов. Но коррекции еще будут.

Поглядев на часы, я установил будильник.

— Вернусь часа через три.

И медленно двинулся к бару и своему выдохшемуся коктейлю. Анжелина вошла в тот самый миг, когда я наполнял шейкер, чтобы сделать новую порцию.

— Кто-то выглядит очень мрачным, — прокомментировала она.

— И, боюсь, по вескому поводу.

Я налил нам обоим. После чего изложил самую суть, зная, что она способна стоически принять любую весть — и ненавидит секретность.

— Через пару часов мы увязнем в солидной передряге.

Повторить все физические данные, которые капитан столь туманно мне прояснил, я даже не пытался.

— Подробности и чересчур сложны, и совершенно неизбежны. Единственное, что я могу сказать однозначно, это что в конце Припухания мы можем попасть в беду. То бишь погореть. Подождем — увидим.

— Тогда и говорить не о чем. Давай допьем и наведаемся к капитану. Мы обязаны попытаться ободрить его.

Моя хладнокровная милая неизменно ободряет меня!

Да и капитан не просиживал в это время штаны. К нему присоединился инженер Штрамм, и оба чуть не по пояс влезли в пульт управления. Панели были вскрыты, и кабели от них тянулись к наспех сооруженному аппарату, прикрученному к пульту сверху.

— Готов к испытаниям, — сообщил Штрамм.

— Поехали!

Капитан щелкнул тумблером. Ничего не произошло.

Это увидели мы. Очевидно, инженеру было видно больше. Расплывшись в улыбке до ушей, он подбросил отвертку в воздух и поймал ее на лету.

— Фактическая суммарная продолжительность чуть меньше двух секунд.

— А нельзя ли еще уменьшить? — осведомился капитан.

— Невозможно. Сигнал завершения Припухания длиной всего три миллисекунды. Его надо транслировать, модифицировать, усилить, передать — и новый курс активирован. Мы уже сократили время активации до предела.

— Ладно, такое мы как-нибудь переживем. Но не помешает проверить еще пару раз.

— Смеет ли смиренное крестьянство осведомиться касательно того, что происходит? — спросил я.

— Все проще простого, — ответил капитан. — Установленная нами здесь электронная схема будет автоматически активирована в ту же микросекунду, когда окончится Припухание. Рассчитан новый курс, направленный на девяносто градусов в сторону от исходного. Мы будем в нормальном пространстве-времени менее двух секунд, после чего внешнее излучение снова перестанет представлять опасность для нас.

— И что же произойдет за эти две секунды? — спросила Анжелина.

— На нашу обшивку обрушится излучение Новой. Удар будет очень сильным и очень внезапным. Предположить, к каким результатам это приведет, я не рискую.

— Следует ли сообщать пассажирам о предстоящем? — спросил я.

— Как капитан этого судна, находящегося сейчас в активном полете, командую здесь я. Я решил, что информировать о происходящем кого-либо еще смысла нет. Как ни стар этот звездолет, построен он прочно и надежно экранирован. Думаю, мы выживем… или…

Затянувшееся молчание прервала Анжелина:

— Или мы даже не узнаем, что с нами стряслось.

— Совершенно верно, — кивнул он.

После этого оставалось лишь как-то убить время. Я отправился освежить наши напитки, а заодно снабдить Штрамма, поскольку теперь он официально был свободен от вахты. Когда я вернулся на мостик с подносом, то обнаружил, что к компании присоединилась Розочка, научившаяся карабкаться по лестницам и теперь свободно разгуливавшая по кораблю. Анжелина стальной щеткой причесывала ей иглы, и животное урчало от удовольствия.

— Сколько еще до конца Припухания? — спросил я, ставя поднос с напитками на картографический стол.

— Около двадцати шести минут, — сообщил капитан. — В минус одну минуту я запущу обратный отсчет.

Мы прихлебывали напитки в гнетущем молчании. Говорить было больше не о чем. Пожалуй, настало время для интроспекции, а не для бесед.

Правду говоря, я даже вздрогнул, когда механический голос заговорил…

— Шестьдесят секунд до маневра… Подавшись вперед, Анжелина взяла меня за руку. Я ответил ей пожатием.

— Тридцать одна.

Секунды беспощадно уносились прочь.

* * *

ВСЕ РАЗЫГРАЛОСЬ В МГНОВЕНИЕ ОКА

* * *

Остов корабля содрогнулся, стальные стены завибрировали, а пол под нашими ногами чудовищно изогнулся.

Истошно заверещали и заревели три разных сигнала тревоги одновременно. Свет выключился, и в тот же миг погасли все приборы пульта управления. Отлетев к стене, я почувствовал, как она раскаляется.

Затем сигналы тревоги один за другим умолкли, красное аварийное освещение мигнуло и загорелось ровно.

На заплетающихся ногах я подошел к Анжелине и сжал ее в объятиях.

— Давай не будем пытаться проделать это еще раз, — улыбнулась она.

Капитан лихорадочно манипулировал с пультом управления, восстанавливая питание одного прибора за другим.

— Повреждений корпуса нет. Утечки воздуха нет, — доложил он. — Но все датчики, сенсоры и антенны на наружной обшивке испарились.

— Не все, — возразил Штрамм, указывая на два светящихся индикатора. — Эти были на дальней стороне корпуса от вспышки Новой.