Новый 1937
Шрифт:
– Прости, я хотела рассказать, да как-то боялась. Недавно, пару раз всего ночевал.
– Ладно, на первый раз прощаю, но это реквизирую, – Синцов указал пальцем на зажигалку, – Если, что, скажешь, не видела.
Нина молча кивнула, в знак согласия, по виду полностью смирившись и ожидая новых распоряжений начальства.
– Так вот, на чём я остановился? Ага, связалась ты Нина с врагами. Кто с Партией в крестьянском вопросе не согласен был? Бухарин, Рыков, Томский – правые уклонисты, так? Так. Кто первые критиканы в Партии? Они же. Так? Так. Значит, что? А то, что спорщики твои, поддерживают
– Я-то здесь причём? – испуганно залепетала Нина.
– Как это при чём? Развели тут притон, понимаешь, всякую шваль привечаете, речи антисоветские ведёте, наверняка уж и вредительство замыслили.
– Да нет же, нет, не было ничего такого!
– Эх, Нина – Нина, ошибся я в тебе, на важное дело поставил, врагов выявлять, а ты же сама их тут и разводила, да ещё и покрываешь теперь. Чуешь, чем это пахнет?
– Да никого я не покрываю! Нужны они мне больно. Я за них страдать не собираюсь, сами виноваты, всё им не жилось, всё споры свои вели, я их за язык не тянула. Матвей Фадеич, миленький, как же быть-то мне? Я ведь, ты знаешь, всё для тебя сделаю. Научи, что делать-то теперь?
– Ну вот, поняла, наконец, что по самые уши в болоте вражеском увязла? А мне вот теперь думай, как тебя из этого болота вытаскивать.
– Миленький, ну придумай же что-нибудь.
– Трудно будет, но, ладно, растопила ты мне сердце, попробую тебя вытащить, но, запомни, ни шагу в сторону без меня, чтобы всё как я скажу, исполняла.
– Конечно, всё сделаю, ничего не скрою.
– Ну, что ж, для начала напиши бумагу, – Синцов подождал, пока Нина достала письменные принадлежности и приготовилась писать.
– Пиши на имя начальника УНКВД Лупекина Г.А. Что, мол, такие-то – такие-то, всех перечисли, собираются в квартире гражданки, как её фамилия-то? Ага, Невельская. Так вот, пиши, что ведут вредительские разговоры, выражают недовольство арестом своих вождей Бухарина и Рыкова, планируют, значит, вести активную борьбу против советской власти. Написала?
– Дальше, пиши, что с ними связан полковник Миронов Сергей Платонович, скрытый троцкист, лично поддерживающий связь с агентом германского фашизма Троцким. Написала?
– Но это же не совсем так, я про Сергея Платоновича, он ведь когда-то давно с Троцким знаком был.
– А ты-то, откуда знаешь? Был, не был. Он сейчас директивы вражеские из-за границы получает, как страну нашу фашистам продать, а ты опять его выгораживаешь?
– Нет-нет, я всё поняла.
– Всё написала? Ну, теперь давай мне эту бумагу. Пойду судьбу твою решать, прямо к начальнику НКВД пойду, буду биться за тебя, так, что смотри не подведи.
***
Всё скрыл туман. А когда развеялся, я вновь обнаружил, что нахожусь в кабинете Лупекина.
***
Герман Антонович сидел за столом и читал рапорт Синцова и донесение некой Нины Поповой. Внимательно, изучив документы, майор госбезопасности, устремил свой пронизывающий взгляд на Матвея Фадеевича и спросил,
– Как же тебе удалось?
– Поднял старые связи,
вышел на девушку, завербовал, получил информацию, немного обработал и вот. Там ведь на самом деле разговорчики-то контрреволюционные велись, а от них и до дела рукой подать.– Ну-ну, разговорчики разговорчиками, а что с доказательствами, нужны железные доказательства заговора, как думаешь их получить?
– Да, была одна мысль, вот хотел предварительно посоветоваться с Вами.
– Ну, говори, не тяни.
– Там же актрисы всякие хозяйничают. А что, если предложить такую игру, что мол, пишут сценарий для спектакля, в котором народ свергает фашистского диктатора в одной вымышленной стране. И предложить этим теоретикам написать свои мысли, как бы они власть в этой стране захватывали, пусть напишут, а мы эти бумаги в качестве доказательств и приложим. Тогда им не отвертеться.
– Думаешь, клюнут? А кто исполнит? Своего человека будешь вводить?
– Нет, здесь чужак только навредить может, насторожатся. Думаю Нину использовать, она девка пронырливая и своя, ей поверят. Только вот потом, её нужно будет из разработки вывести, ну там в другой город временно услать, под наш надзор.
– Это детали, технический вопрос. Отлично, операцию согласую, так, что план мне на подпись и приступай, не тяни, помнишь, надеюсь, что времени в обрез.
***
Когда я вновь избавился от тумана, то находился в квартире Поповой Нины.
***
Довольная собой Нина, рассказывала Синцову о блестяще проведённой операции:
– А я и говорю, что вот пьесу сочиняю про победу трудового народа в отдельно взятой фашистской стране, помогите, говорю, с теорией и практикой, как всё правильно написать, чтобы правдиво получилось, как небольшую революцию устроить. Объявляю соцсоревнование. Победитель получит приз.
– А что эти?
– А они все прямо раздухарились, как будто только этого и ждали и опять давай спорить, ругаться. В итоге, каждый свой план написал, а некоторые и по нескольку вариантов, – Нина передала Синцову стопку бумаг, с сочинениями ничего не подозревающих заговорщиков.
– Молодец, отлично справилась, словно рождена для этого. Я, кстати, твой вопрос с начальством решил. На днях отправим тебя пока на юг, в наш ведомственный санаторий, отдохнёшь там, месяц-другой, пока тут поутихнет.
– А что же будет дальше? – поинтересовалась повеселевшая девушка, – что будет с нашим клубом.
– Клуб ваш придётся закрыть, а вот его члены, я думаю, понесут заслуженное наказание, разве непонятно?
– А может, как-то по-другому возможно решить? – настроение девушки заметно испортилось.
– Что, опять начала врагов покрывать? – грозно начал Синцов, – Я за неё бьюсь, ей жизнь выторговываю, а она опять за старое. К стенке захотела?
– Нет-нет, прости, я всё понимаю, но вот товарищей наших жаль.
– Каких товарищей? Ты совсем рехнулась, враги это, враги, запомни же ты раз и навсегда. Всё ваше сборище – это вражеская клика, хорошо замаскированная и от того особенно опасная. Все они там только и ждут, как продать нас фашистско-японским агрессорам, это с виду они овечки беззлобные, а в своей чёрной душе – волки зубастые. Поняла?