Новый Библейский Комментарий Часть 1 (Ветхий Завет)

10:1—3 Успехи Мардохея

Последняя глава книги, как и первая, начинается с упоминания о царе Ксерксе. В первой говорилось о громадных размерах его империи (1:1); в последней же — о том, что даже самые отдаленные земли не избежали обложения податями, ибо такова была воля могущественного монарха. Кто бы мог подумать, что при таком режиме правой рукой царя станет иудей? Ксеркс сам вознес Мардохея на вершину власти, причем обстоятельства этого возвеличения были вписаны в летописи царей Мидийских и Персидских (ср.: законы Персидские и Мидийские в главе 1. Поскольку Мидийская империя возникла раньше Персидской, в царских анналах она должна была упоминаться первой). Занимая столь высокое положение, Мардохей мог представлять интересы своего народа, тогда как раньше они были полностью во власти царя Ксеркса — тирана и угнетателя. Благодаря Мардохею жизнь в империи наладилась, и иудеи, хотя и находились под иноземным игом, чувствовали себя в безопасности.

Книга Есфирь — это подтверждение слов Павла: Ибо праведно пред Богом — оскорбляющим вас воздать скорбью, а вам, оскорбляемым — отрадою… (2 Фес. 1:6—7). В обеих книгах «оскорбление»— это преследование Божьего народа, который не может защититься. Мощное противодействие Божьему народу сохраняется на протяжении веков, но «наша брань не против крови и плоти» (Еф. 6:12). Иногда Бог вмешивается совершенно поразительным образом, как это было во время царицы Эсфири, но независимо от того, поддерживает Он верующих явно для всех или нет, Церковь всегда должна стоять твердо. Павел усматривает Его руку в росте Церкви.

В течение столетий, предшествовавших приходу Христа, само существование Церкви зависело от выживания еврейского народа. Поэтому Книга Есфирь, повествующая именно об этом выживании, неотделима от Библии и представляет ценность и для христиан, и для иудеев.

Baldwin Joyce

ПОЭЗИЯ В БИБЛИИ

Введение

В современных переводах Библии более трети текста Ветхого Завета представлено в поэтической форме. Это псалмы, книги мудрости (Иова, Притчей, Екклезиаста) и большая часть пророческих книг. Несколько поэм есть также в Пятикнижии и в исторических книгах. Сила воздействия и популярность многих отрывков из этих книг показывают, что поэзия способна раскрыть самую суть наших отношений с Богом. Вдумчивое чтение библейской поэзии — это средство постижения духовного смысла этих писаний, которые подчас могут выразить гораздо больше, чем обычная проза.

Библейская поэзия отличается от большинства западных поэтических форм, но обнаруживает большое сходство с поэзией народов, населявших земли, соседствовавшие с Израилем, такие, как Угарит и Месопотамия. Более поздние по сравнению с ними еврейские сочинения продолжали эту древнюю восточную традицию; она запечатлена в гимнах свитков Мертвого моря (the Hodayot, I QH). Мы сосредоточимся, в первую очередь, на ветхозаветной поэзии, поскольку новозаветная поэзия (напр., Лк. 1:46—55,68—79) встречается редко, да и то в основном используют ветхозаветные образцы.

Что такое библейская поэзия?

Библейской поэзии свойственны три главные особенности: ритмичность (или размер), параллелизм и концентрация смысла. Все три не всегда присутствуют одновременно, хотя часто именно так и бывает, а в некоторых фрагментах трудно сказать, читаем ли мы поэтическую прозу или поэзию в прозе. Возможно, в таких известных текстах, как Флп. 2:5–11 и Кол. 1:15–20, нашли отражение ранние христианские поэмы, но возможно также, что величие самой темы побудило автора к поиску особых выразительных средств, к использованию высокого поэтического языка. Во всяком случае, поэтический стиль почти всегда обнаруживает себя даже в переводах на другие языки.

Ритм и размер

Поскольку у нас нет возможности услышать царя Давида, поющего псалмы, то любые дискуссии о звучании и ритме библейской поэзии неизбежно будут включать в себя элемент субъективности. Некоторые исследователи считают явлением первостепенной важности количество слогов в поэтической строке, другие предпочитают опираться на чередование в ней ударных слогов, которые четче, чем долгота звуков, выделяются в речи. В любом случае библейский поэтический текст состоит из четких фраз примерно одинаковой длины. Это хорошо видно в переводах, близких к оригинальной форме. Если говорить об ударениях, то обычно присутствуют две сбалансированные фразы, каждая из которых имеет два или три ударных слога (2+2, ср.: Пс. 28; или 3+3, ср.: Ис. 40 — 55; Иов.; Прит).

Иногда это правило сбалансированности нарушается; так, ряд плачей характеризуется несбалансированным ритмом, называемым qinah (от древнееврейского слова «плач»). За предложением с тремя ударениями может следовать предложение с двумя ударениями (3+2), как будто отчаяние автора настолько велико, что у него нет сил даже повторить строку полностью.

Раскинул сеть для ног моих,

опрокинул меня (Пл. Иер. 1:13).

Однако это правило соблюдается не всегда (другие строки этого стиха имеют уже другой порядок построения), и нельзя с уверенностью говорить о психологической основе построения строки.

В прошлом, если фраза или строка казалась слишком длинной или короткой, исследователи иногда предлагали даже изменить текст ради соблюдения размера. В настоящее время ритму как аспекту библейской поэзии мы уже не придаем прежнего значения. Мы сейчас отчетливее осознаем наше незнание традиций того времени и меры той свободы стиля, которой обладали поэты.

Параллелизм

Второй отличительной чертой библейской поэзии является параллелизм, когда две короткие фразы (А, В) в чем–то подобны или параллельны. Лишь недавно ученые открыли важное значение параллелизма. Джеймс Кугель (The Idea of Biblical Poetry: Parallelism and its History, Yale University Press, 1981) говорит о том, что раввины, не признававшие важности повторов, «забыли» о параллелизме. Они стремились к максимальной четкости каждого слова и каждой фразы, как, например, во Втор. 33:10:

Учат законам Твоим Иакова

и заповедям твоим Израиля.

Считалось, что слова «законы» и «заповеди» имеют разное наполнение (как письменная и устная Тора). И раввины были не совсем неправы, потому что абсолютно синонимичные фразы крайне редки. Все же первым «вспомнил» о параллелизме Роберт Лоут в своих двух работах, опубликованных первоначально на латыни в 1753 г. и 1778 г. (в английском переводе: Lectures on the Sacred Poetry of the Hebrews, Buckingham, 1815; и Isaiah: Л New Translation with a Preliminary Dissertation and Notes, Wm. Tegg, 1848). Он предложил представить состоящую из двух фраз строфу следующим образом: А/ В//, где / — небольшая пауза в конце первой фразы, а // — полновесная пауза в конце строфы. Например, в Пс. 2:3:

Расторгнем узы их, А /

и свергнем с себя оковы их. В //

Эти фразы можно также разбить на два или три меньших по размеру элемента, которые в древнееврейском варианте часто представляют собой отдельные слова (как бы соединенные дефисом). Их можно представить в виде букв а, b, с и т. д. (как показано ниже) с их параллелизмами а¹, b¹, с' и т. д. Например, Пс. 146:8:

Он покрывает небо облаками, (а, b, с)

приготовляет для земли дождь, (a', b^f, с')

Лоут описал три основных типа параллелизма. В псалме 2:3 представлен синонимический параллелизм, когда первая фраза повторяется в похожих выражениях во второй фразе (ab/ а'b' //). Сюда же относится и внешний параллелизм (А / В // А В' //), как, например, в Пс. 26:1:

Господь — свет мой и спасение мое: А

кого мне бояться? В

Господь — крепость жизни моей: А'

кого мне страшиться? В''

Кроме того, встречается антитетический параллелизм, когда две фразы имеют противоположный смысл, как в Прит. 10:1: