Новый директор

— А что тут? Ой! замороженный торт. Вот здорово! Но он же растает, папа. Его надо скорей есть!

— Ничего, ничего. Там лежит сухой лед.

— А ты обедать будешь?

— Конечно! Ты пока приготавливай, а я поздороваюсь.

Оля убежала, и в это время в прихожую выглянула Татьяна Михайловна. На ней было светлое платье, волосы чуть завиты и уложены в какую-то необычную прическу.

— Уже пришел! Вот хорошо! — воскликнула она, увидев мужа.

— Танюша, подожди! Я же тебя не поздравил…

— А я думала, что ты вообще забыл.

— Не надо так… Просто я не хотел тебя рано будить.

— Спасибо, мой родной! — обняв мужа, виновато прошептала Татьяна Михайловна. — Не обращай внимания на мои шпильки. Пойдем. У нас Вера.

— А может быть, мне сначала пообедать на кухне? А потом я приду.

— Хорошо. Звонил Борис Михайлович и сказал, что после заседания приедет к нам.

— Ну вот… Очень может быть, что именно сейчас, в данную минуту, решается судьба нашей дальнейшей жизни… Какой это удивительный день… нашей свадьбы. Всегда в этот день случается что-то особенное. Правда?

— Да, — согласилась она и лукаво прибавила: — Но не всегда приятное.

Квартира, в которой жила семья Горюновых, имела две комнаты и обширную кухню.

Арина Тимофеевна тоже принарядилась в лучшее свое темно-фиолетовое платье и черную кружевную косынку.

— Погоди, Олюшка… Это в духовку. Дай-ка я тебе помогу!

— Да я знаю! — отстранила девочка на каждом шагу опекавшую ее старуху. — Пусти, бабушка! Ну что ты всё время мешаешь?

— Ты же платье запачкаешь!

— Сама ты запачкаешь!

Услышав эту перебранку, Константин Семенович хотел вмешаться и сделать дочери замечание, но сдержался и решил сегодня не портить ей настроения.

— Ну, как у тебя дела? — спросил он, усаживаясь за стол.

— Всё готово, папа!

— Вот хлопотунья. «Всё готово», а хлеба не дала, — сказала Арина Тимофеевна, нарезая тонкие ломтики от круглой буханки.

За обедом Оля затеяла любопытный разговор. Со слов Бориса Михайловича она знала, что отца назначают директором школы, а торт навел ее на размышления.

— Папа, у тебя сейчас будет больше денег?

— Нет, меньше.

— А почему? Ты же будешь директором школы! Ответственный!

— Ну так что?

Оля посмотрела на отца и, вздернув плечами, хмыкнула:

— Хм! А мне говорили, что ответственные работники очень много тысяч получают. Как настоящие капиталисты.

— Кто тебе это говорил?

— Мальчишки.

— А ты их слушай больше…

— А как же так? — подумав, снова заговорила она. — На какие же они тогда деньги всякие ужины и завтраки устраивают… для иностранцев? Сколько к ним народу в гости приходит! Человек сто! Ты видел на фотографиях? И все едят… Вот если к тебе в школу иностранная делегация приедет… Надо же их угостить?

— Надо.

— А где взять?

— Когда мы в школе свою фабрику-кухню организуем, всё будет просто. Настряпают ребята всяких булочек, пирожков…

— А продукты? — не отставала Оля.

— Продукты придется просить у государства.

— Бесплатно?

— Думаю, что бесплатно.

— Как же так! Они к нам в школу приедут, а потом в другую, потом в третью… А государство должно всех кормить? — всё больше удивляясь, говорила девочка. — А когда фестиваль будет… Со всей земли приедут. Тысячи!

Константин Семенович всегда охотно разговаривал с дочерью, приучал ее обращаться к нему с самыми различными вопросами, наблюдал за тем, что интересует детей, о чём они рассуждают между собой и как преломляются в их сознании происходящие в жизни события. Дети видят снимки в газетах, в журналах, слышат разговоры взрослых, а затем обсуждают и делают свои, самые неожиданные выводы. Часто дети устраивают игры на злободневные темы, и странно, что педагоги почти совсем не используют детские игры в своей работе, особенно с маленькими.

— Что же всё-таки тебя удивляет? — спросил он дочь.

— Ну как же! Где же государство столько денег напасется? Кормить всех желающих…

— А что такое государство — ты представляешь?

— Конечно! Власть рабочих и крестьян, — ответила девочка, и сейчас же прибавила: — Диктатура пролетариата.

— Ох, попугай ты попугай! — со вздохом сказал Константин Семенович. — Ты, я, мама, бабушка, все твои подруги и знакомые, все жители Ленинграда, Москвы и других городов, все рабочие, колхозники, все люди, живущие в Советском Союзе, — это и есть государство.

— Я знаю, папа. Все люди выбирают советскую власть…

— Верховный Совет.

— Ну да, Верховный Совет.

— Подожди. Я хотел тебе объяснить, откуда же государство возьмет деньги на приемы и угощение гостей. Ты знаешь, что такое складчина?

— Знаю. Это когда мы собираем со всех по рублю и что-нибудь покупаем!

— Вот, вот. Представь себе, что все граждане устроят такую складчину… не по рублю, а хотя бы по одной копейке. Сколько это будет?

— Ой, много, папа! Сколько у нас всего граждан? Двести миллионов! У-у-у… двести миллионов копеек. Это сколько же получается рублей?

— Считай, считай.

— Два миллиона рублей!

— Ну и как ты полагаешь, хватит нам двух миллионов, чтобы покормить гостей?

— Наверно, останется даже…

— Вот именно. А ты жадничаешь! — похлопав по щеке Олю, сказал он.

Пообедав, Константин Семенович прошел в комнату и здесь застал оживленный спор. Обсуждалась недавно появившаяся в продаже школьная повесть.

— А мы вас очень ждем, Костя, — сказала Вера Васильевна, здороваясь. — Во-первых, поздравляю с днем сочетания, как говорится, а во-вторых, вы будете арбитром в нашем споре.

— Опрометчивое решение, Верочка. «Муж и жена — одна сатана».

— Ничего не значит. Я знаю вас за человека принципиального, и свои убеждения вы не променяете даже на жену.

— К сожалению, я еще не читал книгу.

— Ну-у-у… — разочарованно протянула учительница. — Я хотела узнать ваше просвещенное мнение. Можно сказать, почти специально за тем и приехала. Наши учителя просто на стенку лезут!

Вера Васильевна сильно располнела в последние годы, на висках появились седые волосы, и выглядела она старше Татьяны Михайловны лет на десять, хотя они и были ровесницы.