Новый дом с сиреневыми ставнями

– До встречи в Москве, – сказала Таня Дане.

А самым последним в череде непрочитанных писем было Олино: «Танечка, миленькая моя, как ты? Как вы? Я не хочу, не могу и не буду разделять вас, даже мысленно. Еще и потому, что «вы» раньше состояло из двух «я», а теперь из трех! Помни и думай о долгожданном будущем. Не выдержишь сейчас – и ребенок никогда не научится выдерживать. Будь ему примером. Все забудется, уйдет в опыт. А опыт – самая ценная добыча. Танюша, есть подлая поговорка: «Разбитую чашку не склеишь». Вранье. У нас разбилась старинная фарфоровая чашка. Отдали мастеру. Склеил так, что трещинку найти не можем. Что сейчас? Бережем ее пуще прежнего. Все можно склеить – было бы желание. Но можно и растоптать в пыль. И кому от этого легче? Чашке? Тому, кто растоптал от гневного бешенства? Только воспоминания черные и останутся. Перетерпи. И – жди. Время сейчас – твой главный друг. И я тоже. Я всегда с тобой. Ты можешь положиться на мою помощь и поддержку. Твоя верная Оля».

Она и сама знала, что ее дело сейчас – ждать. Не только появления ребенка. Ей надо было дождаться многого. Доверия мужу, например. Уважения к нему, тепла. Ей надо было дождаться исчезновения смертного ужаса, возникавшего от некоторых воспоминаний. Память – величайший дар человечеству. Без памяти мы бы не выжили. Но бывают переживания, которые просто нельзя постоянно помнить во всей их остроте и беспощадности. И тут нам помогает время, медленно, постепенно, надежно стирающее и укрывающее нашу боль. Все сгладилось, все прошло. Их ожидание нового помогало им идти вперед, не оглядываясь.

Эпилог

Самое лучшее время моей родины – начало лета. Свет повсюду, долгий летний свет. Все вокруг новое: листья, трава. Выводятся птенцы. Все живое тянется навстречу солнцу, дышит надеждой и радостью.

Что ждет нового маленького человека, появившегося на свет ранним июньским утром?

На что он окажется способен? К чему годен?

Все это не важно сейчас.

Сейчас они вдвоем: Таня и новорожденный сын. Они есть друг у друга – это главное.

Младенец спит.

Таня уснуть не может. Она думает о судьбе того, кого привела в этот мир. Иногда ей кажется, что она не имела на это права. Иногда жалеет, что свое материнское право осуществила слишком поздно. Все так, как есть, и не может быть иначе.

Теперь она точно знает, что вся жизнь – терпение, смирение и преодоление.

Она открывает заветную книгу, взятую со стола мужа в самый трудный час ее прошлой жизни. Ту самую, из которой узнала о «пластилиновых детях». Открывает наугад страничку:

Счастье снега Кровавая родина, Из палаты Сквозит жаром Запеканка на стол Юродивая С запахом пожара Мы вдвоем Двое нас Я взрослая Ты взрослее Ты старше истории Счастье снега Морозная осень Ты – любовь. Безразличия ради усталого, а не с Божьего наставления написала, нарисовала я губки, носик, волосики Перья Все Во Сне Мысли, Кресла, Печали. Каждый раз Будто проще простого Говорила себе мальчик или девочка если спросят. Говорила лишь бы родился Не больной мой ребенок. В те минуты еще не любила. А другие Любят и носят? Даже сердце когда стучало громче и быстрее О себе я прежней скучала Тело-Душу жалея. Ты родился И почти отвернулись Наши головы друг от друга. А потом нас везли голых под чужими Пеленками, Тряпками Я держала тебя Ворох Легче легкого. Мягче мягкого. Ты глядел на меня Я в тебя вглядывалась Нас везли на Край света кажется А край света Без нас маялся От тебя до меня Струйками От меня до тебя Струнами Мы вдвоем Двое нас Я взрослая Ты взрослее Мы – старше истории Электричество. Свет. Пророчество. Я не знаю названия выстрела. Но в любовь превратилась Заносчивость В нежность пули. Два челА Два чело И два века Две судьбы Сути две И были. Нас Господь по макушкам погладил Мы полюбили Ты взрослее Я старше истории Мы вдвоем И Нас двое Нас двое Счастье снега Кровавая Родина Корка тонкого льда Подо мною. [18]

18

Ольга Артемьева. «Сын».

Таня видит колыхание прозрачной занавески, солнечные блики раннего лета. Но знает: отныне и до конца своих дней под ее ногами будет «корка тонкого льда». Потому что хранительницы своих детей, матери, всегда ступают по тонкому льду, оберегая и предостерегая.