Новый Дозор

— Я видел Иных, которые кричат, что сила их — от Бога. Они блюдут посты, следуют заповедям и часто ходят в церковь. Не знаю, что уж они говорят на исповеди… быть может, у них есть свои священники… Я видел Иных, которые верят, что Люцифер, светоносный князь Тьмы, подарил им могущество. Они жгут ночами черные свечи из жира покойников — знал бы ты, как они коптят и воняют! — целуют отрезанную козлиную башку и творят такие непотребства, про которые мне противно говорить. Но одно я тебе скажу точно — я не видел ни Бога, ни слуг его и не встречал ни Сатаны, ни его прислужников. Может быть, им просто нет до нас дела. Может быть, наша Сила — просто Сила, как умение птицы парить в небе или рыбы — дышать водой.

— Я не хочу жечь черные свечи и творить непотребства, — на всякий случай сказал Эразм.

— Не жги и не твори, — равнодушно ответил его спутник.

— Но мне скучно в церкви, учитель, — признался Эразм. — И… и я однажды украл пенни… и еще вечерами, когда Бетти приносит мне грелку в постель, я прошу ее прилечь рядом…

— Служанки созданы для того, чтобы радовать господина, — великодушно ответил его спутник. — А ты — больше чем ее господин. Ты — Иной. Поступай с Бетти в свое удовольствие.

Мальчик молчал. Мужчина скосил глаза и посмотрел на него. Эразм медленно водил рукой над примятыми стеблями травы — и те поднимались, тянулись к его пальцам.

— У тебя есть сродство к царству растений, — неохотно признал мужчина. — Это более подобает ведьме, чем магу, но Сила всегда находит неожиданные выходы… Но не забывай, что ты пророк. Кто победит в сражении на холме?

— Король, — мгновенно ответил Эразм. Недоуменно заморгал, поднял голову: — На каком холме?

— Не важно. Ты предсказываешь будущее, пусть пока и неумело. А скажи-ка… кто через три-четыре сотни лет будет править на Капитолийском холме?

— Негр воссядет на трон и славить его будут как миротворца, но пошлет он железных птиц через океан, чтобы завладеть сокровищами ливийскими и персидскими, и случится от того великая война и потрясения в мире… — медленно, будто сонно, произнес мальчик.

— Хм… — Спутник Эразма почесал кончик носа. — Нет, ты все-таки еще далек от главного пророчества. Слишком много ошибок. Итальянцы вечно воюют с арабами, но как может чернокожий править в Риме? Персия — ладно… но в Ливии нет никаких сокровищ, одна лишь пустыня, рождающая только бесполезное черное масло. И даже если через триста лет в мире будут железные птицы — то какой еще океан? Италию от Ливии отделяет лишь море. Нет, многовато ошибок… ты пока не готов. Еще есть время.

— Время на что?

— Подготовиться к приходу Палача.

…Я плеснул себе еще на палец виски. Спросил:

— Эразм, так вы называли его Палачом?

— Да. Тигром его назвал Блейк… поэт, сами понимаете… — Эразм задумчиво смотрел в закопченное жерло камина, где светились багровым угли. — Тогда мой учитель называл его Палач… или Безмолвный Палач… или Палач Пророков… Пожалуй, последнее самое верное. Он приходит только к пророкам. Тем, кто готовится сделать основное пророчество.

— Зачем? Что такого важного в основном пророчестве?

— Оно глобально, вот и все, — усмехнулся Эразм. — Предсказать войну в Ливии или полет на Луну — это частности. При всей значительности данных событий. Первое пророчество должно касаться всего человечества.

Несколько мгновений я размышлял, что именно в словах Эразма меня задело больше всего. Потом понял.

— Человечества?

— Да, конечно. Первое пророчество слишком глобально, чтобы касаться нас, Иных. Пророчество всегда говорит о людях. О человечестве.

— Что может быть событием, затрагивающим все человечество? — вслух размышлял я. — Мировая война?

— К примеру, — кивнул Эразм. — Конечно, даже Первая и Вторая мировая не затронули весь мир напрямую. Но в целом их влияние было глобальным.

— Мировые войны были предсказаны? — спросил я.

— Конечно. Только не предсказаны, а пророчены. Первая и Вторая мировая. Социалистическая революция в России…

— Коммунисты могут гордиться, — невольно сказал я. — «Событие всемирно-исторического значения», так в СССР называлась революция.

Эразм усмехнулся.

— А что еще пророчили пророки?

— Исходя из моей, неофициальной информации, — вежливо сказал Эразм, — еще чести быть первым пророчеством удостоилось создание ядерного оружия, открытие пенициллина, появление рок-музыки…

Я недоверчиво посмотрел на Эразма, но тот убежденно кивнул.

— Да-да, появление рок-музыки. А также публикация стихотворения Эдгара По «Колокольчики», мода на мини-юбки, выход в свет фильма «Эммануэль», рождение Алистера Максвелла…

— Кто такой Алистер Максвелл? — не понял я.

— Умер в шестидесятых годах прошлого века в Австралии, — сказал Эразм. — Во младенчестве. Прожил меньше месяца.

— И что?

— Не знаю. А фильм «Эммануэль» сильно повлиял на людей?

— Если рассматривать его как символ сексуальной революции и классику эротического кино — то да, — твердо сказал я.

— Допустим. Вероятно, Алистер тоже повлиял.

— Как?

Эразм развел руками:

— Иногда пророчество не бывает понято сразу. Видимо, рождение Максвелла еще окажет влияние на все человечество.

— Через полвека после его смерти во младенчестве?

— Есть многое на свете, друг Горацио… Было еще два-три странных пророчества, но там не удалось доказать, что это именно пророчества, а не предсказания. Ну а чего-то мы, ясное дело, не услышали. Из-за Тигра, или из-за иных причин.

— В том числе и ваше пророчество, — сказал я.

Эразм смутился.

— В том числе и мое… Но знаете, я очень хотел жить.

— Трудно вас в этом упрекнуть, — согласился я.

Учитель разбудил Эразма под утро. Он вообще не признавал различий между днем и ночью, ну а люди, разумеется, ему помешать не могли.

— Вставай! — зажимая ему рот ладонью, сказал учитель. — Молчи и не шуми!

Эразм сполз с кровати. Учитель уже кидал ему одежду — чулки, штаны, рубаху, камзол…

— Он близко, — сказал учитель. Лицо его было бледным, губы чуть заметно дрожали. — Мне удалось уйти… он отвлекся на деревню…

— На деревню? — не понял Эразм, торопливо одеваясь.

— Да… я заставил людей пойти на него… это ничего не даст, кроме времени, Палач всегда основателен, он вначале закончит с людьми…

В постели Эразма сонно шевельнулся кто-то, спящий в глубине пуховых одеял. Учитель глянул на пунцовое лицо Эразма и сказал: