Новый год плюс Бесконечность

— А мама?

— Мама думает, что папа просто чокнулся, — грустно сказала Варенька. — Этих родителей никто не разберет. Они и сами между собой разобраться никак не могут. Потому что не умеют даже слышать.

— Что — слушать? — тут же опять насторожился Вадим.

— Не слушать, а слышать, — девочка состроила уморительную гримаску, выражавшую, должно быть, у детей крайнюю степень ангельского терпения. — Если не умеешь видеть,попробуй хотя бы слышать.Это гораздо легче. Нужно только сильно стараться.

— Час от часу не легче… А я смогу слышать? — осторожно спросил молодой человек.

— А зачем тебе? — тихонечко засмеялась Варенька. — Ты же уже видишь!

— Чего-то я запутался тут с тобой, — напряженно проговорил Вадим. — А откуда ты-то знаешь, что со мной? Что я умею так… видеть?

— Для этого даже не надо знать, — заметила девочка и, выбравшись из-под одеяла, села на кровати, закутавшись в шелковые края. — Я, например, много слышу, что в тебе…

— Вот как? — озадаченно произнес Вадим. — И что же ты… там… услышала?

— Ничего страшного, — заверила его Варенька. — Одни только мысли. Разные.

— А что, мысли — это не страшно? — против желания улыбнулся такой наивности молодой человек.

— Пока они не выбрались наружу — нет, — покачала головой девочка, и от этого спокойствия и серьезности ребенка, рассуждавшего о таких странных и взрослых вещах, Вадиму стало не по себе.

— А можно разглядеть… или услышать мысль, которая выбралась? Наружу?

— Да, иногда, — сказала Варя. — Особенно когда она очень сильная. И человек только ее и думает. Вот ты, например: пока тут со мной сидишь, постоянно думаешь о том, что тебе надо уйти.

Вадим смущенно улыбнулся. А она показала ему язык, дразнясь и тем самым напомнив, что она — всего лишь маленький ребенок. Девочка, которая еще только играет в жизнь, вертя и примеряя ее к себе со всех сторон. Не подозревая, что эта жизнь — уже давно ее, только ее и больше ничья.

— Да ты не бойся, я это уже давно знаю, — сообщила девочка. — Поэтому и попросила маму, чтобы она позвала тебя, прежде чем ты пойдешь.

— А может, ты знаешь, и куда я пойду? — тихо спросил Вадим, тщетно пытаясь приглушить внутри искорку вдруг затеплившейся надежды. Как хотелось, чтобы вдруг пришел кто-нибудь, взял за руку и отвел…

— Ну, как же… — задумалась она на мгновение. — Конечно же, ты пойдешь к себе. Понимаешь? Просто к себе. — И поскольку Вадим все смотрел на нее, ни говоря ни слова, она нахмурилась. — А куда тебе еще идти? Конечно, к себе обратно. Ведь уже так поздно и темно.

Вадим почувствовал, как горло перехватывает тонкая и гибкая петля. Он непроизвольно коснулся шеи кончиками пальцев, отер подбородок, затем лицо, ощущая адский огонь под кожей и ледяную стужу — в висках. Он понял, что услышал ответ, который, если вдуматься, действительно лежал на поверхности и его мыслей, и ее слов. Простой и логичный: куда же еще идти, кроме как к себе самому… Он теперь для себя — самая большая и опасная загадка. Там и поджидай ответов!

— А все-таки, зачем ты хотела меня повидать, Варя? — наконец проговорил он, одновременно уже чувствуя всю никчемность и ненужность вопроса.

— У меня к тебе просьба, — важно сказала девочка.

— Вот как? Что ж, хорошо, — он развел руками и присел рядом, в ногах постели. — Слушаюсь и повинуюсь, о моя прекрасная госпожа!

— А не врешь? Точно сделаешь, что я попрошу? — она недоверчиво смотрела на него исподлобья.

— Я — раб лампы, — проникновенно заметил Вадим и подмигнул девочке, указывая глазами на ее ночничок, и в самом деле сделанный в форме изящной восточной лампы какого-нибудь незадачливого алладина. — Не забывай этого, могущественная госпожа! Разумеется, если это в моих жалких силах, — не замедлил прибавить он и сложил руки узкой лодочкой, склоняясь в дурашливом поклоне.

— Ну, смотри, — предупредила Варя. — Ты все-таки обещал.

— Конечно, — с готовностью закивал молодой человек. — Мое слово — кремень.

— А что такое — кремень? — немедленно поинтересовалась Варя.

— Кремень… — принялся подбирать слова раб лампы. — Одним словом, это такой крепкий камень. Им ударяют и выбивают огонь.

— А кого ударяют? — допытывалась девочка.

— Как — кого? — столь прямой вопрос застал раба лампы врасплох. — Ну, наверное, другой кремень… Точно! Ударяют в другой, и таким вот образом высекают огонь.

— А свет — тоже получится этим… кременем? — осторожно произнесла незнакомое слово девочка. Словно с опаской взяла в руки большую мохнатую гусеницу.

— Кремнем, — поправил ее молодой человек. — Конечно! Где огонь — там сразу и свет. Так всегда бывает.

Варенька посмотрела на него с сомнением. Потом некоторое время размышляла и наконец отрицательно покачала головой.

— Нет. Не всегда. Ну, и ладно, забудь ты про свой… кремень! У меня к тебе огромная просьба, и ты обещал ее исполнить.

— Говори, моя госпожа, — опустил очи долу молодой человек и в ту же минуту вздрогнул — где-то в кухне уронили явно что-то стеклянное.

— Я хочу попросить у тебя огонек.

— Огонек? — с готовностью подхватил Вадим. — Отлично! Бери сколько хочешь. Мне не жалко, у меня их полно.

И он поднес ко рту сложенные горстью руки и что-то громко и шепеляво зашептал в них, загадочно поглядывая изредка на весьма заинтригованного ребенка. Потом изобразил губами яростное шипенье и гуденье пламени, после чего торжественно преподнес пустую и слегка дрожащую горсть Варе.

— Прими этот драгоценный дар, о моя ясноокая госпожа! И скорее, скорее, очень ж-ж-жется!!

Варя с сомнением смотрела на него. Затем на коленях подползла поближе и осторожно заглянула в ладони своего собеседника. А потом подняла огромные разочарованные глаза и чуть не плача прошептала:

— Ты что обманываешь? Там же ничего нет!

Вадим энергично закивал.

— Ну, конечно, ведь так просто его не разглядеть! Это у меня такой специальный, волшебный и невидимый огонь. В него нужно просто поверить, и тогда он будет по-настоящему. Просто будет — и все.