Новый круг Лавкрафта

Тогда вдруг дед сказал следующее:

«Ну, в общем, похоже, ничего не происходит… пока, во всяком случае. Наверное, нужно просто посидеть и подождать. В книге сказано, что это может занять некоторое время, может, погода неподходящая, и наше сообщение никак не может к ним пробиться. Хотя, так, если подумать, то лучших условий и не надо: небо ясное, холодно… звук далеко разносится, опять же. Ветер все еще сильный, я бы сказал, от пяти до десяти миль в час. А может, мы что-то неправильно сыграли… музыка эта поганая — она ведь не для человеческих рук предназначена… но вообще-то мы сделали все, как указано».

Здесь, в моем времени, солнце уже намеревалось садиться на своем привычном месте над западным горизонтом. Через час станет совсем темно. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. По дому протянуло ледяным ветерком.

«Чтобы зря не тратить пленку, я ее остановлю и включу обратно, если что-то вдруг начнет происходить. Черт, как странно-то… ничего, абсолютно ничего. Вообще ничего не происходит».

В динамике щелкнуло — двадцать пять лет тому назад дед остановил пленку. Затем послышался новый щелчок — он ее включил, правда, непонятно, через какое время:

«Прошло тридцать минут. Ничего необычного не происходит. Цикады верещат, как сумасшедшие, — ну, это слышно, — но, кроме этого, все как обычно. Мы, конечно, немного разочарованы, но, с другой стороны, это хорошо. Может, оно и к лучшему — что ничего не произошло. Я так думаю, что нечего добрым христианам заигрывать с силами, о которых только Господь знает всю правду. Конечно, не вся моя родня вела себя, как ангелы и праведники, хе-хе(тут дед отчетливо захихикал).

Все же знают, что Эсберри гнали лучший виски за пределами округа Франклин… но я так думаю, что в глазах Господа это малый грех по сравнению с этим самым заигрыванием с неведомыми силами».

Я нахмурился. Вот чего, должно быть, так стыдился отец — того, что Эсберри, оказывается, гнали подпольный виски. Вот оно, темное прошлое семьи, о котором мне не хотели рассказывать. Отец мой был человеком порядочным и гордым и, наверное, не мог избавиться от чувства вины за то, что вел свое происхождение от людей, не блиставших добродетелью. Он покинул отчий дом в глуши и сделал успешную карьеру в городе, и, конечно, простецкие замашки и темные делишки его родных стали для него бельмом в глазу.

И теперь я сидел и думал, не скрывали ли от меня других семейных тайн… гораздо более страшных… например, связанных с оккультными увлечениями моих предков. Впрочем, возможно, музыка Мориса Занна была случайным увлечением. А что, если мои прародители владели тайным, нездешним знанием с тех пор, как переехали сюда из Старого Света?

Я всегда считал себя человеком разумным и хорошо образованным, осторожным и предусмотрительным. И все же интуиция подсказывала мне, что здесь что-то нечисто, и будила в темных уголках души первобытные страхи. Инстинкты взяли верх над рассудком, и я не знал, что и думать. Мне стало очень не по себе. Лесная глушь, которую по приезде я нашел такой привлекательной и милой, сейчас казалась мне полной страшных тайн и вовсе не располагающей к себе.

Из динамика снова послышались щелчки — дед включил магнитофон:

«Прошло сорок пять минут. По-прежнему ничего. Мы тут с ребятами немного перевели дух и уже не так напуганы. Джон пошел в дом сварить всем кофе. Кофе нам сейчас всем понадобится. Ну и хорошо, что ничего не произошло. Может, мы чего-то не то сделали, а может, Господь воспретил, и оно не случилось. В общем, если и дальше ничего не произойдет, мы все отойдем ко сну со спокойной душой. А потом забуду все, что здесь произошло. Отложу эту книгу на самую дальнюю полку и никогда более к ней не притронусь. Не надо было вообще брать ее у отца, вот чего».

Ах вот оно что. Оказывается, книга сохранялась в нашей семье задолго до того, как ее заполучил дед. Интересно получается…

«Так что если сегодня ночью ничего такого не случится, я больше ничего записывать не буду. Устал я. И все остальные — тоже устали, если честно. Тяжелая нам досталась работенка. Так что, ладно, чего уж, пора закругляться… эээ… ну, если, конечно, ничего такого потом не случится. В общем… все, отключаюсь».

Однако в голосе деда сквозила неуверенность. На пленке больше ничего не было, и я очень расстроился — ну хоть бы объяснили, чего и зачем, и почему они вообще ввязались в эту авантюру. Ну да, у них ничего не вышло, и в доме я ничего такого особенного не обнаружил — видимо, то была первая и последняя попытка чего-то подобного. Да и с дедом, похоже, в последующие годы ничего такого таинственного не происходило.

А что насчет этой теории в целом? Можно ли ее считать доказанной, верить ли ее предпосылкам — как верил мой дед, который попытался поставить эксперимент, но не получил никаких результатов? Да нет, конечно, подумал я. Ну да, музыка, которую я слышал в записи, и впрямь была весьма необычной, что-то в ней слышалось глубокое и таинственное, но никакими мистическими свойствами она точно не обладала.

Дед мой, похоже, был человеком умным, и даже в некотором смысле образованным. И я подумал: что же, интересно, с ним такое могло произойти на кладбище, что он решил продолжить свои эксперименты с книгой Занна? Может, ему все привиделось? Я занервничал, понимая, что тайна не поддавалась разгадке и не собиралась уступать натиску моего энтузиазма. Теоретические выкладки «Сфер за пределами звучания» оказались для меня слишком мудреными.

Но неужели никак нельзя дознаться до истины? Пусть и другими способами? А может, расспросить соседей — тех, кто помогал деду в тот вечер? Если они еще, конечно, живы и пребывают в здравом уме и твердой памяти.

И тут я припомнил странную мелодию, что пробралась ко мне в голову после визита на кладбище. А дед — он ведь тоже что-то такое говорил про нездешнюю музыку, что зазвучала там, когда он пришел… неужели я слышал то же самое? Через двадцать пять лет? И тут же я понял: все. Надо идти обратно в лес — и посмотреть, повторится ли это или нет.

Ущербная луна с трудом переваливала через хребет, но я рассчитал, что сумею дойти до кладбища и вернуться до наступления темноты. А завтра начну искать тех, кто аккомпанировал деду во время этой записи. Так что еще не все потеряно.

Я выключил магнитофон и уложил катушку обратно в коробку. А потом пошел на кладбище, прихватив с собой на всякий случай фонарик — вдруг припозднюсь. Главная опасность на тропе — крутой обрыв с одной стороны. И, тем не менее, мне казалось, что вокруг что-то изменилось, словно бы под влиянием музыки с катушки. Я давно уже не ребенок и давно не испытывал приступов страха и омрачающих душу предчувствий. Однако именно так я себя и чувствовал, пока шел, и хотя мне очень хотелось сказать себе, что все это ерунда, обойдется, мой внутренний голос звучал не слишком убедительно.

До цели я добрался довольно быстро. Кладбище затопила густая тень — солнце уже скрылось за вершинами деревьев. Но я почувствовал что-то не то — что-то здесь изменилось с тех пор, как побывал здесь в последний раз. Меж камнями гуляли крохотные смерчи, вздымая в воздух палую листву и комки земли. В местах, куда не падала тень, расползались темные пятна. Из-под земли донесся глухой гул — словно бы там что-то ворочалось, просыпаясь. А в воздухе плыла музыка — тихая, стонущая, и свист ветра аккомпанировал ей.