"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17
Шрифт:
Официант мгновенно испарился, и через короткое время перед Мостовским уже наполнялся бокал.
Генерал пригубил и скривился.
– Гадость! И водки у них нет…
Александр Петрович вновь счел за благо промолчать. Впрочем, генерал и не нуждался в собеседниках, поскольку говорил сам.
– Вот такая вот у них там благодарность… – старик неопределенно махнул куда-то вверх и в сторону востока. – Что один, что второй… Да и третий не лучше бы был, попомните мое слово, штабс-капитан. Вот меня взять, служил верой и правдой, и что взамен? Я победил в Галицийской битве! Я захватил пятьдесят тысяч пленных! Да, а потом еще семьдесят тысяч. Семьдесят тысяч, да. И что взамен? Что взамен, я вас спрашиваю? Снимают с главнокомандующего фронтом и садят на мое место этого выскочку Брусилова! А меня, меня, заслуженного человека,
Генерал отпил из бокала.
– Брусилов, Алексеев, Рузский, не давший мне одержать блистательную победу под Варшавой, все они смеялись надо мной, насмехались прямо в лицо, иронично шептались прямо за моей спиной во время моих докладов императору. И сам государь не ценил, не отблагодарил, не дал настоящего дела, выставил на посмешище, на постоянное посмешище перед этими!
Старик стукнул по столу кулаком.
– И вот, когда появилась возможность отомстить, отыграться за все, я не стал колебаться, – он огладил свою роскошную бороду и самодовольно усмехнулся. – Знаете, штабс-капитан, когда Алексеев получил свою пулю, когда арестовывали Рузского, я был почти счастлив. И когда на престол взошел новый император, я думал, что все, кончились дни моей опалы, что наступил мой час. И что я получил взамен? Взамен на то, что именно я фактически усадил его на престол? Даже Тимановский произведен в генералы и стал командиром полка лейб-гвардии, а ведь он лишь выполнял мои приказы! А что получил я? Ничего. НИ-ЧЕ-ГО! – Нараспев повторил генерал и нехорошо усмехнулся. – Именно что ничего! Пост главнокомандующего Петроградским военным округом? Так на этот пост меня назначил еще Николай! И вот когда я увидел, что пост верховного главнокомандующего отдают этому несносному Гурко, а пост военного министра отдают Александру Михайловичу, когда я увидел, что даже на освободившуюся должность главкосева, вместо Рузского, меня также не собираются назначать, то тут уж я все понял! Благодарность! Такая вот у них благодарность! Попользоваться и выбросить на помойку! Зависть и черная неблагодарность! Брусиловский прорыв! А ведь это мои войска! Меня сняли, чтобы отдать всю славу этому выскочке! Мои! Именно мои войска подавили мятеж и даровали престол Михаилу! А что взамен? Что взамен, я вас спрашиваю!
Иванов буквально рычал. Ноздри его раздувались, руки подрагивали, борода всклокоченными прядями торчала в разные стороны. Он судорожно выпил бокал до дна, и с опаской подошедший гарсон аккуратно вновь наполнил его. Но не успел он отойти, как генерал вновь осушил сосуд и требовательно уставился на официанта. Тот, словно под взглядом удава, вновь поднес бутылку к бокалу.
– Или вот вы, штабс-капитан! – старик указал на сидящего напротив Мостовского. – Вот вы, рисковали жизнью, спасали Михаила из-под ареста, вы один из главных участников мятежа, который привел его к власти, что вы получили взамен? Благодарность? Да вас просто отправили с глаз долой подальше! Вы знаете, куда вас отправили? На смерть! Вы слышали о предстоящем наступлении Нивеля? Вот ваша 1-я особая бригада и пойдет в наступление в первых рядах! Вы боевой офицер, и вы знаете, что это значит. Это взамен благодарности? Это благодарность, я вас спрашиваю? Нет, я не согласен с такой благодарностью! Покорнейше благодарю!
Генерал вновь осушил бокал. Дождавшись, пока гарсон нальет и уберется с глаз долой, Иванов продолжил, уже заметно захмелев:
– Нет, так нельзя. Нельзя так вместо благодарности. Я еще в русско-турецкую кровь проливал. И в русско-японскую тоже. И в эту войну. Три войны! Три! Где благодарность? Я императора на престол посадил, где она, благодарность, будь она трижды проклята! Нет ее! Нет.
Новый бокал расстался со своим содержимым.
– Пошел вон! – вдруг заорал Иванов на подбежавшего было гарсона. – Подслушивает, мерзавец…
Генерал наклонился к Мостовскому и громко зашептал, постоянно сбиваясь с мысли:
– Штабс-капитан,
мы с вами товарищи по несчастью. И мы должны держаться вместе. У меня есть друзья тут в Париже… Я же когда того… сразу в посольство… да… Все не просто так! Благодарность, да… О! Я им много тогда рассказал… И сейчас тоже того… много рассказываю… Очень… Но где благодарность? Что взамен? Мерзавцы!Иванов вскочил с места, опрокинув стул, и, пошатнувшись, проорал:
– Мерзавец! Счет!
И попытался усесться на валяющийся стул.
Мостовский подскочил и, подхватив под руки генерала, бережно усадил его на стоящий за соседним столиком стул.
Старик благожелательно посмотрел на «собеседника» и отечески похлопал его по щеке.
– Эх, штабс-капитан, штабс-капитан… Дурак ты, штабс-капитан… Бежать тебе надо, вот что я тебе скажу…
– Ваше высокопревосходительство, – Мостовский впервые подал голос с момента начала «разговора», – вы очень устали, вам отдохнуть нужно.
Генерал изобразил задумчивость и пьяно кивнул.
– Да, устал я, – после чего добавил, ни к кому не обращаясь: – Такая вот благодарность взамен…
– Ваше высокопревосходительство, позвольте отвезти вас домой. Сейчас вызову такси.
Иванов поднял голову, совершенно осоловело взглянул.
– Такси? Пожалуй… Извольте, голубчик… Этим мерзавцам нельзя верить!
Мостовский помог подняться генералу и повел его к выходу. Рассчитавшись с гарсоном, к Иванову с другой стороны подошел еще один человек и помог сесть в машину. Затем, захлопнув дверь за Мостовским, сел за руль.
– Нарезался, вашвысокородь? – спросил Урядный, покосившись на спящего генерала.
– Не то слово, – усмехнулся Мостовский. – Давай, братец, в посольство.
– Это мы могем, не извольте сумлеваться!
– Слушай, братец, – вдруг поинтересовался имперский комиссар, – все хочу у тебя спросить, ты же и по-русски говоришь не приведи Господь, откуда ж ты французский знаешь-то?
Урядный пожал плечами.
– Дык, мамка-то моя была горничной у барыни, ну и чтоб барчуку, значиться, веселей было учиться, меня ему в компанию определили. А поскоку барчука драть розгами воспрещалось, то учитель, значиться, на мне за нас двоих-то и того, отыгрывался. Драл пошто зря, ну и за каждую ошибку, значиться, тоже драл. Вот науки свои мне аккурат и вбил, вот.
Мостовский рассмеялся.
– Мальчик для битья, значит! А что ж он тебе русский язык не вбил как следует?
– Ну, дык, он его нам и не преподавал, он другие науки преподавал. А русскому языку барчука другой учил, а он меня, значиться, не драл розгами.
Урядный помолчал, а затем добавил вдруг:
– Мы, вашвысокородь, еще в англицком могем, ежели что.
– Да ты кладезь знаний! – Мостовский хитро посмотрел на Урядного. – А ты точно из крестьян или темнишь что-то?
Тот насупился.
– Ладно, не обижайся. Вот мы и приехали.
Выгрузив ценный груз и раздав указания, имперский комиссар повернулся к Урядному.
– Вот и все. Прошло тихо и гладко. Зря посол так нервничал. А ты молодец, быстро генерала нашел.
Урядный пожал плечами.
– Дык, ничего хитрого. Полковник указал примерный район. Я иду, а он сидит.
– Везучий ты, шельмец. Замолвлю за тебя словечко перед государем!
Унтер вытянулся:
– Рады стараться, ваше высокоблагородие!
Глава VI. Выбор будущего
Москва. Кремль. Собор Спаса преображения на бору.
18 (31) марта 1917 года
Лишь потрескивание свечей нарушало тишину древнего храма, и лишь свет свечей немного рассеивал тот полумрак, который не в силах был рассеять естественный свет, поступающий из узких маленьких окон.
Зажатый со всех сторон высокими корпусами Большого Кремлевского и Теремного дворцов, собор казался маленьким и словно игрушечным. Впрочем, домовой храм многих поколений русских правителей повидал за свои шесть с лишком веков всякое. Построенный, по преданию, первым московским Рюриковичем, видел он и величие великокняжеской усыпальницы, и упадок запустения во времена Тохтамыша и Наполеона, познал разрушения, пожары, поджоги и перестройки. Видел он и пышность торжественных богослужений, и многолетнюю тишину забвения. К счастью, сноса 1931 года он еще не видел и, надеюсь, не увидит.