"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17

Что-то было в нем неправильное. Голландцев Айдж знавал. Его гость был явно не моряк, а загар вполне объяснялся солёным солнцем Кейптауна. Но на простака или коммивояжера он тоже не похож. Чувствуется какая-то внутренняя стать, военная выправка и при этом осторожность. Впрочем, Майк отрекомендовался как охотник. И плывут они не только на рыбалку, но и за какой— то большой кошкой. Впрочем, не всё ли равно кто ему за рейс платит хорошие деньги? Да ещё и слушает с таким вниманием.

Энель слушал. Но давно уже был в своих мыслях. С самого того момента как капитан стал расписывать снесенную ледяным штормом набережную Милуоки и то, как он сам грелся у собственного котла. Как-то само собой вспомнилась метель в Троицком, потом ранение на Северном фронте и бои за Царьград. Одна половина его внимала неспешной каркающей сказке американского скандинава, а вторая уже переходила с русского на древнегреческий, а с него на язык Египта.

Он влюбился в пески Нила ещё в детстве. Глотая все книги их фамильной библиотеке к двадцати годам освоил пять древних языков. С его здоровьем ему был рекомендован сухой климат и до университета он почти два года прожил в Стране пирамид. Его отец, орловский помещик и ЕИВ Двора егермейстер, заботился о будущем наследника. Потом был холодный Санкт-Петербург с юридическим факультетом и службой в кавалергардах. Но главное, в столице было много древних манускриптов и мистических обществ. Великая война сначала забраковала его, но настоящий военный юрист и потомственный дворянин не мог не попасть на фронт. Ранение, госпиталь, краткая служба в Константинопольской комендатуре в отделе древностей… Наследственное звание егермейстера... И снова Египет — страна его мечты. Правда в марте 1918-го в Александрии сошел с трапа не полковник Михаил Владимирович Скарятин, а поверенный в делах нескольких американских фирм южноафриканец Мичил Виллем ван Энель. Но разве это важно, если иностранец богат, а его доверители заинтересованы во вложениях в Египте и покупке древних манускриптов и артефактов?

Собственно, ни чиновники султана, ни англичане долго ему не докучали. Бизнес любит тишины. А уж бизнес на древностях тем более. Ему приходилось встречаться с многими египтянами, как правило влиятельными и состоятельными. Встречался он и с людьми попроще, но знающими историю своей страны и разбирающимися не только в её археологии. То, что они через одного оказали фаронистами [312] , не его вина. И уж тем более не его вина в том, что их устремления не совпадают с интересами английских захватчиков. Но сколько веревочке не виться… После убийства англичанами делегации Саад Заглюля [313] в стране стали вспыхивать открытые восстания. И трудно долго не замечать, что исследовательские маршруты одного бура совпадаю с появлением оружия у повстанцев. Не удивительно, что в январе его новый связной «Поводырь» передала ему пакет с приказом срочно убывать, а также средства и документы. Повезло Тахе Хуссейну с его француженкой [314] . Что ж, пусть самые яркие события пройдут без него. Но он уверен, что князь Арвадский нашел на его место хорошего охотника. Ему же самому завтра предстоит своя большая и тихая охота.

312

Отрицающее панарабизм египетское национальное движение освобождения.

313

Видный египетский политик, бывшие премьер лидер сторонников независимости.

314

Идеолог фараонизма, будучи слепым окончил Сорбонну и женился на сокурснице Сюзанне Брессо работавшей у него чтицей.

Вашингтон, Округ Колумбия, САСШ, Пенсильвания авеню. 15.06.1920г.

По понедельникам Джозеф обычно не спешил. В субботу он уезжал к Грейс и детям в Джерси-сити. Где успевал с семьёй на мессу в деревянный готический храм Святого Винсента де Поля на 47-й улице, и пообщаться с детьми и женой до ужина. После него преодолевал обратно 200 миль до Вашингтона на поезде, успевая по прибытии лечь спать до полуночи.

Он бы снова перевез семью в столицу, но Грейс, обиженная тем что Вильсон уволил его по настоянию новой жены, решительно отказалась возвращаться. Тогда Вудро уговорил вернуть своего личного секретаря Дэвид Лоуренс. Но они с Дэви были старые бойцы. Грейс же не была обязана терпеть антикатолические выпады Эдит Боллинг, успевшую побыть Гальт и ставшую затем Вильсон. Многодетная мать Грейс Тумалти понимала на кого выльет свой яд эта светская вдовствующая пустышка. Но ему надо было терпеть. Выжить его, как вице-президента Маршалла с женой и малышом, из Белого дома Эдит не могла. А после удара, случившегося с Вудро они друг к другу вынужденно притерпелись.

Сегодня же Джозефу Патрику Тумалти надо было торопиться. День флага совпал с воскресением, и он вчера не ездил к семье. Разговор с Полком на пороге Конгресса побудил Джозефа сегодня поспешить к Первому часу в церковь Святого Доминика на Саус-весте.

Как влиятельный член ирландской общины Джозеф всегда заботился о соплеменниках. И не удивительно что в марте пристроил молодого Керри Махони водителем к ставшему госсекретарем Колби. Двадцатитрехлетний шофер, как и его пассажир любил поговорить. Махони успел повоевать под Гавром и в Корке, и Бейбридж как-то проговорился, что ценит мнение своего водителя. Как и любой ирландец Керри был набожен, а из-за работы он не поспевал на Мессы и даже к Третьему часу. Потому молился утром. И Тумалти обосновано рассчитывал застать его на шестичасовой утренней службе.

В целом он всё верно рассчитал. Ещё до начала молитвы он успел поговорить с Махони и узнать, что тот возил позавчера госсекретаря к вице-президенту. Те провели более часа дома. После чего Бейдж хвалил сливочный пирог миссис Маршалл и говорил, что сэр вице-президент чертовски хороший парень, и ему только не хватает его, Колби, решительности. Начиналась служба, которую читал преподобный Тимоти Патрик О’Рурк, и Джозеф решил договорить после. Но пройдя в первый ряд он увидел Имона де Валера рядом со своим привычным местом и понял, что не вашингтонский шофер, а ирландский президент будет тем, с кем ему предстоит говорить после молитвы.

Разговор выдался трудным. Джозеф разделял обиду Имона. Республиканцы на Конвенте Ирландию «не заметили». Вчерашние же речи Маршалла и Колби вернули ирландцам мираж надежды. Де Валера хотел говорить с Президентом, полагая что выступления лидеров его Администрации санкционированы им. Общность позиций, ораторов побуждала поверить в преувеличенность слухов о болезни президента. Но Тумалти, развеивая эти слухи, реальное положение знал. В разговоре пришлось ссылаться на карантин и обещать передать личное письмо прямо в руки президента. Чёрт! Он не меньше Имона хотел справедливости и свободы для Ирландии! И Америка, обильно политая кровью, потом и горем ирландцев давно должна была помочь в этом!

Он Джозеф Патрик Тумалти учился, рос и боролся здесь чтобы помочь своей исторической родине. За это его многие в окружении президента не любили. Тот же полковник Хаус, выживший его в 1916 г. после блестящей победы Вильсона на выборах. А ведь это была и его Тимоти, как начальника выборного штаба, победа! Хаус и прошлой осенью мутил, подводя к Вудро английских банкиров и принцев. После одного из таких приемов Вудро даже сказал: «Джозеф, ты возможно был прав и нам надо признать Ирландию». И Тумалти даже начал готовить документы. Но на следующей неделе в поездке инсульт разбил президента. Стало совершенно не до этого. Джозеф с мисс Вильсон стали тянуть на себе общую ношу, стараясь не принимать решений без крайней нужды. Когда Вудро стало лучше они решали важнейшие вопросы с ним. Но никогда не давали ему решения, по которым меж собой не пришли к согласию.

Разговор с де Валера задержал его и ему пришлось даже взять такси до библиотеки Конгресса. Войдя в корпус офиса Администрации, он привычно приветствовал первых сотрудников. Идя по галереи к старому зданию Белого дома Тумалти подумал, что даже сам этот дом спроектирован ирландцем. Пэдди всегда честно служили Америке. Он и сам по второму имени Пэдди-Патрик, и всегда старался быть честным и верным. Но идя по коридорам и поднимаясь в свой кабинет он внезапно понял, что Имон прав: у Ирландии почти не осталось времени. Вчерашние пассажи в речах, ладно бы госсекретаря, но и вице-президента, услышали не только ирландцы. Он вдруг вспомнил удивленное лицо полковника Хауса на фразе об Ирландской республике. А значит, «удивились» и англичане. Надо спешить! Надо что-то делать! Но что!? Он пока не знает, но обязательно подумает об этом сегодня.

Нью-Йорк, Манхеттен, Парк-авеню, Харальд Платт Хаус, 15 июня 1920г.

(из книги Э. М. Хаус «Частные записки» в сокр., М. «ИД Сытина», 2021г., 100 экз., пер. В. А. Сергеев, виконт)

Публика не имеет никакого представления о том, что творится за кулисами. Если бы она могла увидеть авторов и декорации и то, как готовятся исторические трагедии, для публики это было бы откровением. Но я начал сверху, а не снизу… обычно делал номинальным главой кого-либо другого, чтобы мне не мешали работать те требования, которые предъявляются к председателю… Каждый председатель руководимой мной кампании наслаждался рекламой и аплодисментами в публике и в печати… после чего о них забывали в ходе нескольких месяцев… а когда начиналась новая избирательная кампания, публика и печать столь же охотно принимали новую подставную фигуру. Мне довольно быстро удалось показать себя прозорливым политстратегистом в Техасе и успешно стоять в тени не у одного губернатора. Я стремился в Вашингтон, считая, что лишь двое-трое в Сенате, и двое или трое в Палате представителей, вместе с президентом, действительно правят страной. Все остальные — только подставные фигуры… поэтому я не стремился к официальным постам, и не старался ораторствовать.

Меня заметили и дали шанс участвовать в подборе номинантов в президенты. Беда с кандидатами в президенты заключается в том, что самою подходящего для этой должности невозможно провести в кандидаты, а если это и удастся, то его не выберут. Народ редко выбирает наилучших на этот пост, а поэтому приходится продвигать того, у кого более всего шансов быть избранным, в десять лет назад самым подходящим для этого представляется Вильсон, бывший в Принстоне ректором. И мой, сделанный без личного знакомства выбор нашли успешным, а я стал советником на его губернаторской кампании.