Новый Мир (№ 1 2000)

* * *

Мой первый шаг! Мой первый путь Не зреньем узнаю, а сердцем. Ты ждал меня! о, дай вздохнуть, Приотвори мне детства дверцу! И ты открылся, как ларец! Н б а! ничего наполовину! Твой каждый мостовой торец Вновь устлан пухом тополиным… Первоисточник всех чудес (Зачем они вошли в привычку!) Как звезды доставал с небес Снежинками на рукавичку Ты помнишь? Все, чем был богат Ты отдал, щедр и неоплачен, Мой первый дом, мой первый сад, И солнце первое в придачу. Так, откровеньями маня, Путем младенческих прогулок Ты ввел когда-то в жизнь меня, Борисоглебский переулок!

* * *

Я искала тебя всю ночь, И сегодня ищу опять, Но опять ты уходишь прочь, Не дозваться и не догнать. Не остыли твои следы, Звук шагов твоих слышу я, Но идешь, не задев земли, Но идешь, не смутив воды, Ненастигнутая моя. Веретёнами фонарей Отражается ночь в реке, Не сожму я твоей руки В опустевшей своей руке. Край одежды твоей ловлю, Между пальцев — клочок зари. Знаешь ты, как тебя люблю, Хоть со мною — заговори! Иль земная чужда печаль? Но в какой же тогда тоске Возвращаешься по ночам К растоптавшей тебя Москве?

* * *

Вправду? иль, может быть, снится, Черная эта река? Окон пустые глазницы, Фонарей золотые ресницы, Лунных домов бока? Площадью темной, сонной, Караул печатает шаг, Плещется опаленный В небе забытый флаг. Если ты сон, то вещий. Т б ак я приду домой. Смолоду мне обещан Матерью мне завещан Город — мой!

Ариадна Сергеевна Эфрон (1912–1975) — дочь Марины Цветаевой, — именно это запомнила широкая публика. Мы благодарны Ариадне Сергеевне за то, с каким тщанием, с какой преданной любовью много лет (со времени возвращения из ссылки в 1955 году и до самой своей кончины) она занималась творческим наследием матери.

Однако несправедливо помнить о ней только как о замечательной, даже образцовой дочери. Ариадна Эфрон — наследница Марины Цветаевой, но этим далеко не исчерпывается ее роль в словесности, шире — в культуре нашего времени. Прежде всего она удивительная переводчица — главным образом французской поэзии XIX и XX веков. Ее Бодлер, Верлен, Теофиль Готье феноменальны. Мать перевела поэму Бодлера «Плавание», дочь — несколько знаменитых стихотворений из «Цветов зла», и ее переводы не уступают переводческому шедевру Цветаевой. Можно ли забыть ее стиховые формулы? Ее Бодлер врезается в память навсегда.

Горит сквозь тьму времен ненужною звездою Бесплодной женщины величье ледяное. («В струении одежд…») Ты, Ненависть, живешь по пьяному закону: Сколь в глотку ни вливай, а жажды не унять… Как в сказке, где герой стоглавому дракону Все головы срубил, глядишь — растут опять! Но свалится под стол и захрапит пьянчуга, Тебе же не уснуть, тебе не спиться с круга. («Бочка ненависти»)

Бодлер Ариадны Эфрон — многосторонний, многостильный при всей своей строжайшей классичности поэт, способный соединить в идеальном по структуре сонете «бочку Данаид», «бездну бездн», «стоглавого дракона» с «пьянчугой» и с таким оборотом, как «спиться с круга». Это, разумеется, богатство Бодлера; но оно по-русски впервые обнаружилось под пером Ариадны Эфрон.

А как талантлив в ее исполнении французский поэт-драматург XVII века Поль Скаррон! Почему театры не ставят «Жодле-дуэлянта» в искрометном переводе Эфрон? Переведенный ею Арагон риторичен, но и глубок, великолепен, убедителен — иногда он по-русски оказывается сильнее, чем в оригинале.

Когда читаешь туруханские стихотворения самой Ариадны Эфрон, трудно поверить, что эти народные русские песни, заклинания, присказки, каторжные напевы написаны той же рукою, которая вслед за Полем Верленом набросала портрет Пьерро:

Отверстия глазниц полны зеленой мути, И белою мукой запудрено до жути Бескровное лицо — и заостренный нос. («Пьерро»)

Ее Пьерро объединил в себе итальянское происхождение, французскую традицию и русский стих. И ведь та же самая рука запечатлела Сибирь — край многолетней муки этой без вины виноватой каторжанки:

На избах шапки набекрень, И пахнет снегом талым. Вчера пуржило целый день, Сегодня перестало.

Родина, куда стремилась ее душа, оказалась злобной мачехой, обрекшей вернувшуюся «блудную дочь» на тюрьму и полярную ссылку, на «вечное поселение». Страна убила ее отца, довела до петли ее мать, погубила всех, кого она любила и кто любил ее. Она могла бы вслед за Бодлером написать «Бочку ненависти», а писала она о красоте сибирской природы, о неотразимости народной песни и русской речи, о бессмертии неба и земли:

На солнце вспыхнула сосна И замерла, сияя. Вот и до нас дошла весна В последних числах мая. Е. Эткинд.

Публикация Р. Б. ВАЛЬБЕ.

Ариадна Эфрон никогда не публиковала своих стихов. Об их существовании не знали даже самые близкие ей люди. Шестнадцать стихотворений, предлагаемых нами вниманию читателей, хранятся в фонде М. И. Цветаевой в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 2, ед. хр. 306). Из них десять стихотворений датировано 1949–1952 годами. Это был один из самых трагических периодов трагической жизни дочери Марины Цветаевой. Отбыв лагерный срок (1939–1947 годы), Ариадна Эфрон в феврале 1949 года была повторно арестована и по этапу отправлена на пожизненное поселение в приполярное село Туруханск Красноярского края. Для точной датировки шести не датированных автором стихотворений публикатор не располагает достаточными основаниями.

В публикации воспроизведены орфография и пунктуация автографа.

Борис Екимов Десять лет спустя

* * *

Русский язык богатеет. Все на пользу ему, даже перемены в сельском хозяйстве. Когда-то Россию кормил просто мужик ли, крестьянин — позднее поделенный на «бедняка», «середняка», «кулака», «зажиточного». После революции появились «коммуны», ТОЗы, потом «колхозы», «совхозы», им помогали МТСы да РТСы. Стало привычным: «колхозные поля», «колхозный скот», «из семьи колхозника». После новых, относительно недавних перемен родились на свет мало кому понятные аббревиатуры СПК (сельскохозяйственный производственный кооператив), АОЗТ, СППК, да еще «западом» попахивающий «фермер».

Нынче у нас объявились МУСПы (Муниципальное унитарное сельхозпредприятие): «Голубинское» (когда-то совхоз), «Калачевское», «Дон» и т. д. Коллективных хозяйств стало вдвое больше. МУСП «Дон» и СПК «Дон», МУСП «Варваровское» и СПК «Варваровский», МУСП «Нива» и колхоз «Нива»… На тех же землях, в тех же хуторах и селеньях. Зачем, почему?

Налицо новый шаг на пути преобразований. Не какой-нибудь, а в великую сажень. Без преувеличений — революционный.

Вспомним, как создавались колхозы: «Заявление. Прошу принять… Быков — 2 пары, лошади… плуг… борона… косилка…» Личное, свое, становилось общим, колхозным. Все это — с болью и с кровью. Кнутом, а то и штыком загоняли. Одним словом, коллективизация.