Новый Мир (№ 1 2000)
Шрифт:
— Я не хочу слышать ни о каком Нилыче! — выкрикнул Илья высоким детским голоском.
— Без Нилыча тебя там сразу украдут какие — нибудь чеченцы. — Галина Васильевна была спокойна и тверда.
У Ильи задрожала нижняя губка, и он закусил ее, готовый вот — вот расплакаться.
Мать сочувственно улыбнулась и, положив сыну руки на плечи, предложила:
— Давай я лучше познакомлю тебя с Дашенькой Канищевой?
Внезапно в центре праздника возникло непонятное суматошное движение — там кто — то вдруг закричал, пронзительно и жутковато. Из стоящей в отдалении машины «скорой помощи» выскочили санитары с носилками и как угорелые понеслись к месту неизвестного происшествия.
— Что? Что случилось? —
— Француз! Журналист французский рыбьей костью подавился! — объяснили ей на бегу.
Вытягивая шею, Галина Васильевна заторопилась за всеми, но тут же остановилась и, обернувшись, удивленно посмотрела на сына. Илья смеялся — весело, заливисто, так, что слезы выступили на глаза.
Глава пятая
НАСЫЩЕННЫЙ ДЕНЬ
(Окончание)
Поздней ночью, когда уже выключили уличные фонари, к одной из панельных пятиэтажек придонских Черемушек, тяжело шурша шинами, подъехал черный печенкинский «мерседес». У подъезда стоял «субурбан» и темнели неподвижные охранники. Угловое на пятом этаже окно ярко светилось. Еще раз глянув на него, Владимир Иванович вбежал в темный подъезд. Перемахивая через две ступеньки, по — юношески легко он взлетел на площадку пятого этажа, где стоял рыжий охранник, тот, который выводил Илью из самолета. Печенкин задержал дыхание, подмигнул рыжему и спросил шутливым тоном:
— Ну что, самбист, когда сразимся?
Охранник смущенно улыбнулся:
— Когда скажете, Владимир Иванович.
Печенкин прислушался — из — за фанерной двери доносились гитарные переборы. Он легонько толкнул дверь, и она открылась.
В маленькой комнате однокомнатной квартирки стояли от пола до потолка полки с книгами, и тут же теснились во множестве мелкие предметы: сувениры из дерева, глины и металла — человечки, собачки и птицы, кораблики, фотокарточки в рамках и без. Для самой большой фотографии — молодой, с дерзким взглядом Марины Цветаевой — была устроена специальная ниша, в которой стоял букетик засохших цветов. На тумбочке в углу, где, как у всех, должен был находиться телевизор, лежал старый проигрыватель — чемоданчик, а рядом — кипа пластинок. На верхнем конверте был запечатлен знаменитый дирижер знаменитого оркестра, и, проходя мимо, Печенкин почему — то постучал по нему ногтем.
На широкой старой, накрытой пледом тахте, уткнувшись затылком в стену, полулежала женщина лет сорока с коротко остриженными волосами, без капли косметики на лице. И одета она была небрежно, совсем по — домашнему: в старые выцветшие бриджи и клетчатую ковбойку. На животе ее лежала старая гитара. Женщина не была красавицей, скорее наоборот, но Печенкин смотрел на нее взволнованно и робко. Она же смотрела в ответ рассеянно, с легкой ироничной улыбкой и, продолжая наигрывать какую — то мелодию, прислушивалась к ней.
Женщину звали Геля, Ангелина, Ангелина Георгиевна Всеславинская.
— Зря ты все — таки дверь не запираешь, — негромко, осторожно проговорил Печенкин.
Не запира-айте вашу дверь, Пусть будет дверь откры-ыта, —иронично улыбаясь, пропела в ответ Геля.
Рядом с тахтой на маленьком треногом столике стояли початая бутылка водки, рюмка, на деревянной дощечке лежал нарезанный хлеб, а на тарелке — колбаса и соленый огурец. Печенкин смотрел на выпивку и закуску с легким изумлением, но молчал, не решаясь спрашивать. Геля загадочно улыбалась, продолжая наигрывать ту же мелодию.
Печенкин подошел к столику, поднял бутылку, увидел на этикетке собственное изображение и как
будто немного успокоился. Водка так и называлась «Печенкин». После этого Владимир Иванович глянул в окно, нашел вдалеке как бы парящие над городом красные неоновые буквы «ПЕЧЕНКИН» и успокоился совсем. Победно, с хрустом расправив плечи, он сообщил:— Спустили.
— Куда и что? — поинтересовалась, не скрывая иронии, Геля.
— Танкер на воду спустили, — объяснил Владимир Иванович и похвастался: — Сам владыка освящал.
Геля усмехнулась:
— «Сам владыка»… Гляди, Печенкин, охмурят тебя попы, как ксендзы Козлевича охмурили.
Она отложила гитару, села на край тахты и, наливая в рюмку водку, стала рассказывать:
— Я тут в «Литературке» прочитала про нижегородского одного миллионера. Богател, богател, а потом взял и на все свои миллионы монастырь в лесу построил! И теперь сам в том монастыре простым послушником…
— Знал я его. Лес у него покупал. Белкин его фамилия, — проговорил Печенкин, почему — то мрачнея.
— А ты бы так смог? — лукаво улыбаясь, спросила Геля.
Печенкин не отвечал, мрачнея еще больше.
— Смог бы? — настаивала она.
Он нахмурился и попросил:
— Ты такие вопросы не задавай.
Геля с удовольствием тяпнула рюмку, захрустела огурцом и задорно сообщила:
— А я новую песню сочинила. Знаешь, как называется? «Маленький человек пришел».
— Споешь? — дрогнувшим голосом спросил Печенкин.
— Нет, конечно, — еще более задорно ответила Геля, взяла гитару, заиграла уже знакомую мелодию и запела:
Пришел маленький человек — В утреннем небе горит последняя звезда. Кто он? Дон — дили — дон! Дон — дили — дон! Маленький человек, маленький человек. Значит, есть ему что сказать, Значит, есть ему что пропеть — Тебе и мне. Дон — дили — дон! Дон — дили — дон! Маленький человек, маленький человек. Он объедет планету На своей деревянной лошадке — Иго — го — го! Дон — дили — дон! Дон — дили — дон! Маленький человек, маленький человек. Он достанет своими руками Горящее сердце земли. И подбросит его Выше неба! Дон — дили — дон! Дон — дили — дон! Маленький человек, маленький человек. Веселитесь, люди, радуйтесь, люди, — Маленький человек пришел! Твой и мой. Дон — дили — дон! Дон — дили — дон! Маленький человек пришел!В тот момент, когда Илья стал падать в сон, спальня наполнилась вдруг густым красным светом. Он открыл глаза и снова закрыл, потому что никакого красного света не было, но тут же вновь все стало красным… Илья сел на кровати и удивленно посмотрел в окно. За темными стволами сосен одна за другой зажигались большие неоновые буквы: ОКТЯБРЬ.
Илья радостно и смущенно засмеялся. Буквы погасли. Торопливо сунув ноги в тапочки, он выбежал на балкон и вновь проследил рождение красного слова. Почти вплотную к балкону стояла сосна, Илья глянул вниз, примерился, встал на перила, ухватился за толстую ветку, перебирая руками, добрался до ствола, обхватил его по — обезьяньи и быстро спустился на землю…