Новый Мир (№ 1 2005)

Лидия Яновская. Главы из новой книги о Михаиле Булгакове. — “Уральская новь”, 2004, № 19.

“Одна из соблазнительных загадок творческой биографии Михаила Булгакова — сама история „Бега”…”

См. также: Лидия Яновская, “Главы из новой книги о Михаиле Булгакове” — “Уральская новь”, 2004, № 18; “Дайте слово текстологу. Главы из книги” — “Уральская новь”, 2001, № 10 <http://magazines.russ.ru/urnov>.

См. также: А. Солженицын, “Награды Михаилу Булгакову при жизни и посмертно” — “Новый мир”, 2004, № 12.

Составитель Андрей Василевский.

“Арион”, “Вопросы истории”, “Вопросы литературы”, “Звезда”, “Знамя”

Юрий Арабов. Стихи. — “Арион”. Журнал поэзии. 2004, № 3 <http://www.arion.ru>.

В осенние дни уже ушедшего года (конец октября), когда я составляю свою часть “Периодики”, Юрию Николаевичу Арабову исполнилось 50 лет. И я от лица читателей его поэзии, прозы, публицистики (а все-таки и зрителей, ведь Арабов — еще и сценарист многих известных фильмов) поздравляю его с днем рождения. Все настоящие художники не похожи, но Ю. А. — какой-то особенно непохожий: и в строе мыслей, и в ритме стиха, и в мастерстве выстраивания сюжета. А из подборки я выбираю финал, возможно, и не вполне “арабовского” (по музыке, как мне кажется) стихотворения:

.............................................

Лег в России, проснулся в иных рубежах,

на чудных миражах, где остыла шамовка,

из которых, конечно же, не убежать,

но попробовать можно, коль взята ножовка.

Но попробовать нужно. Как палый листок,

улететь, хоть и некуда вроде деваться…

Но если, конечно, тебя встретит Бог,

то можно, пожалуй, и там задержаться.

(“В девять вставать, а в одиннадцать лечь…”)

Там, в начале стихотворения, герой, засыпая, мечтает прихватить с собой какую-нибудь мелкую утварь.

Виктория Волченко. В Кабуле выпал первый снег. Стихи. — “Знамя”, 2004, № 9 <http://magazines.russ.ru/znamia>.

Автору сорок лет. Жила в Германии и на Дальнем Востоке. Литинститут не закончила. “Работала воспитателем в детском саду, сторожем и т. д. (?! — П. К. )”. Две книги стихов.

Очень яростно и убедительно, несмотря на некоторую внутреннюю сумбурность лирического героя. Именно “героя”, потому что многие стихи написаны с какой-то мужской, “отвязной” энергией. И при этом насквозь пролитературены.

Гарри граф Кеслер. Из “Дневников”. Перевод, вступление и примечания Константина Азадовского. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2004, № 9 <http://magazines.russ.ru/zvezda>.

Его идентифицируют здесь как мецената, издателя, писателя, дипломата, общественного деятеля, любителя живописи и балета, коллекционера. Он был личностью легендарной, живо интересовался русской культурой, дружил со знаменитостями — от Андре Жида и Гауптмана до Рихарда Штрауса и Эдварда Мунка. Умер в 1937-м.

В 1922 году, узнав о покушении на Милюкова (убит закрывший его своим телом Владимир Дмитриевич Набоков), записывает: “Мы живем в эпоху, сходную с эллинистической или эпохой римских гражданских войн, когда политическое убийство уже ничего не значит . Для того чтобы политическое убийство действовало подобно сигналу, имело силу политического озарения, необходим нравственный, сугубо моральный фон. В аморальные времена оно столь же бессмысленно в политическом плане, как и любая естественная форма смерти”.

К сведению: 9-й номер “Звезды” целиком посвящен немецкой культуре.

Кирилл Кобрин. К истории одного мемориала. — “Арион”, 2004, № 3.

О русских поэтических “Памятниках” — от Державина и Пушкина к Ходасевичу, а через всех них — к нашему современнику, “самому классическому поэту Петербурга” Алексею Пурину, к его (соглашусь с Кобриным) удивительной книге, “может быть, единственной в своем роде”, которая называется “Неразгаданный рай” (2004). Стремительный экскурс в книгу и тему, и — кода: “Это мужество часового на оставленной всеми позиции, безусловно, стбоит памятника на закрытом кладбище русской поэтической традиции. Закрытом для всех, кроме близких, туристов и специалистов по эпиграфике”.

Подробности в тексте. А среди эпиграфов к нему, кстати, начало перевода пушкинского “Памятника” на латинский, выполненного Р. С. Цесюлевичем.

Леонид Костюков. Еще две антологии (попытка сравнить несравнимое). — “Арион”, 2004, № 3.

Речь пойдет о книге “Девять измерений” (антология новейшей русской поэзии), вышедшей в прошлом году в издательстве “Новое литературное обозрение”, и о первом томе “Современной литературы народов России” (“Поэзия”), изданной “ПиКом” и составленной автором статьи. Есть тут главка-признание “С точки зрения составителя”.

“Составитель всегда опирается на свой вкус — при всех известных издержках этой стратегии. Большинство составителей признаются в этом как бы с долей стеснения; я же доведу свое признание до логического итога. С начала и до конца работы я доверял своему вкусу и больше ничьему и вообще ничему — не потому, что болезненно высоко ценю пресловутый собственный вкус, а потому, что отчетливо вижу тупиковость иных подходов. Действительно, сам тезис „ пусть поэт N вам не нравится, но он должен быть представлен ” восходит к понятию репутации; как бы считается известным, что поэт N объективно хорош. Но, распутывая и восстанавливая истории этих репутаций, мы находим лишь гигантскую инерцию, своеобразную эстафету доверия, а в основе — в лучшем случае — пробирные клейма чужого вкуса, в худшем — всякие побочные соображения. Иными словами, если стихи поэта меня не убеждают, никакие косвенные доводы его значимости меня и подавно не убедят. Живо то, что живо, а не то, что считается живым, и, представляя читателю стихотворение, я сообщаю ему: это стихотворение для начала задело меня и понравилось мне . Иначе я почувствую себя обманщиком”. Здраво.

Геннадий Красухин. Стежки-дорожки. Главы из документального повествования. — “Знамя”, 2004, № 9.

История новейшего времени продолжает прирастать воспоминаниями. 80 процентов нынешних — портрет “Литературной газеты” последних десятилетий. Хроника доходит до путча-91, с составлением безумных списков кандидатов в главные редакторы. Не помню, существовал ли в те годы термин “протестное голосование”, но “безумное” я бы задним числом ввел. Справедливый сюжет “только не Бурлацкий” плюс “ветер свободы” заставлял коллег-журналистов в каком-то наркотическом экстазе вносить в списки имена Солженицына, Любарского, Аксенова или Беллы Ахмадулиной.