Новый Мир ( № 1 2007)

Сергеев выбрался из-за стола. Зашел в дом. Выпил холодной воды из-под крана. В соседней комнате о чем-то возбужденно шептались Наталья с Володькой. “Только бы Дашку не разбудили”, — мелькнула мысль; Сергеев поморщился и уже иначе, твердо, подумал, как приговорил себя: “Обабился ты, чувак, обабился. Да”.

Открыл холодильник, увидел бутылку водки “На березовых бруньках”. Зачем-то взял. Потом отломил полбатона докторской колбасы. Сунул бутылку и колбасу в карманы куртки. Вышел.

Максим продолжал гнусить, не совсем, кажется, впопад перебирая струны:

Он подъехал-то под славный под Чернигов-град,

Выходили мужички да тут черниговски

И отворяли-то ворота во Чернигов-град...

Настя сидела слева, Саня справа. Оба восторженно смотрели на гусляра, слушали эту белиберду. Андрюха обхватил голову руками, будто спрятался в них. Жена курила Наташкину тонкую сигарету и хмуро щурилась. Бородатый распушил бороду и, кажется, дремал, откинувшись на спинку стула... Сергеев спустился с крыльца, повернул к сарайчику.

Ночь была совсем темная. На небе ни луны, ни звезд. “Снег повалит, наверно”. Да, пахло снегом... Смутно желтели дрова в поленнице, едко пахло холодной золой. Сергеев посмотрел на дом и прикинул, что если бы в спальне горел свет, то окно как раз бы осветило место для колки. Он бы с удовольствием поколол. “А по ноге?” — хмыкнуло внутри, и даже боль появилась в кости ниже колена. Нет, не надо...

Сел на широкую чурку, посидел, достал бутылку. С хрустом отвернул крышечку и сделал глоток. Водка влилась неожиданно легко, почти как газировка в жару, и он стал глотать еще, еще. Через силу оторвался. Замер, прислушиваясь к ощущениям, наконец выдохнул, и только после этого в животе и груди зажгло, но зажгло приятно, чисто — как в юности... Тогда пили редко, организм принимал алкоголь с готовностью, и действовал он иначе — не усыплял, а будоражил. Тянуло на подвиги. И сейчас тоже захотелось такого... Рука потянулась было за колбасой, но разум спросил: зачем? Закуски сейчас не нужно было.

А через несколько секунд так же приятно, чисто ударило в голову. Коротко мелькнуло ослепительно-яркое, словно бы крутнулся стеклянный шар в дискотечном зале, обещая радость, праздник, что-то новое и долгожданное. То, чего он, боясь признаться самому себе, давно хотел, о чем неясно, в полуснах мечтал. Какую-то другую жизнь... Да нет, как бы и продолжение этой, но измененную — удивительно и непонятно как, чем измененную... И, чувствуя, что запутывается, стараясь понять, что с ним происходит, Сергеев выпил еще.

Гнусоватый напев Макса, а потом неприятные, крикливые голоса на веранде отступали все дальше, дальше, собственное раздражение, гнетущее весь день, а точнее — много-много последних дней, исчезало. Его словно бы выдавливало другое... Холодный воздух казался небывало вкусным и целительным, и Сергеев радовался каждому вдоху, благодарил природу за этот дар. Действительно, чудо ведь — дышать. И видеть, слышать, думать, представлять. Детей любить. И вот так взять и оказаться на пеньке, ночью, почти в тишине, это ведь, наверное, и есть счастье. Сейчас, именно сейчас, можно спокойно подумать о самом важном, сейчас-то как раз и надо продумать, как дальше строить жизнь, как сделать счастливой жену, детей воспитать хорошо... А что, Саня ведь прав, не читают они ему книжек. Иногда пробуют и бросают. У него свой телевизор в комнате, видик, кассеты. Мультики смотрит, “Комиссара Рэкса” по “СТС” любит... Нет, надо взяться, надо так построить жизнь, чтобы... Вот ему сначала мама читала сказки и Носова каждый вечер перед сном, а потом папа уже более серьезные книги. “Судьба барабанщика”, “На графских развалинах”, “Кортик”, “Тома Сойера”... Сам бы он вряд ли их когда-нибудь прочитал, а так — помнит в подробностях. И с Саней так же бы надо... Да, надо продумать.

Сергеев сделал движение, словно хотел вскочить, побежать, и с удивлением обнаружил бутылку в замерзшей руке. Поставил на землю, сжал туфлями. На веранде продолжали о чем-то спорить. Или ругались. Различил визгливый голос жены. Ну вот...

Достал сигареты, закурил. Тут же, с рвотным звуком, выгнал из себя дым. Отшвырнул сигарету, продышался. Вот так бы и бросить курить. Р-раз — и навсегда... На работе из-за курения небольшие, но постоянные напряжения. Старший менеджер косится... Там нужны некурящие, чтобы как можно реже отлучались из торгового зала. А он хоть и терпит до последнего, но раз-два в час приходится перекуривать. Могут за это попросить в итоге. Да и здоровье... Прав Володька — пора уже о здоровье задуматься. Тридцать два, а иногда чувствуешь себя развалиной. По утрам особенно и после секса... Вообще о многом пора задуматься.

Двинул затекшей ногой. Бутылка упала, булькнула водка. Сергеев резко согнулся:

— Твою-то мать!

Схватил, тщательно закрутил крышку. Заметил негаснущий уголек сигареты в траве. Поднялся, подошел, затоптал. Боевой настрой поуменьшился... Кряхтя, сел обратно на чурку, проворчал:

— Понеслись мелочи. — И мысли завертелись привычные: как там дочка спит, уснул ли в конце концов Саня, как они в самом деле разместятся все на ночлег, поставила ли жена докорм в холодильник, чтобы не скис...

13

Кто-то спустился с крыльца и стал бродить по двору. Потом позвал:

— Никита! — Голос Натальи. — Никита, ты где?

— Здесь, — машинально отозвался он. — Что случилось?

Наталья подошла. Пригляделась.

— Ты сидишь, да? Как тут сесть?

— Ну вот чурки лежат. На них...

Наталья шлепнулась на горку, чуть не свалилась. Заворчала:

— Лесоповал какой-то...

Сергеев наблюдал за ней и ругал себя, что откликнулся. Ощущение просветления исчезло совсем, сменилось брезгливостью, тошнотой и усталостью...

— Никита, мне надо с тобой поговорить.

— Да?.. О чем?

— Очень серьезно... Очень. — Но от слова к слову голос Натальи терял твердость, расплывался, рыхлел. — Это очень... очень серьезно.

— Ну я понял уже. О чем?

— Погоди, я настроюсь... Очень серьезно.

Сергеев подождал. Надоело. Сидеть рядом с немолодой пьяной женщиной стало невыносимо.

— Наташ, я спать хочу. Я пойду...

— Нет, ты не смеешь!

— Почему это?

— Потому. Потому! Это вопрос жизни! Ты понимаешь? Жизни! Ты можешь хоть это понять?!

— Ну ладно, ладно. Я слушаю.

— Я о Володе хочу... Только по-честному, так, как с другом. Да?.. Да?!

— Да, да. Давай.

— Понимаешь, он замечательный человек. Замечательный! И безумно несчастный. Еще и сегодня... Что ему теперь делать с лицом... Спектакль послезавтра утренний, для детишек...

Сергеев почувствовал: если не выпьет сейчас, не сможет дослушать Наталью — или уйдет, или скажет что-нибудь. Открутил крышку, выдохнул и сделал большой глоток. Водка не пошла, метнулась обратно, и пришлось изо всей силы толкнуть ее внутрь себя, судорожно сжать верх горла... Медленно, нехотя, обжигая пищевод, водка стекла в желудок.